StarCraft: сборник рассказов - Майкл Когг

— Ненавижу эту штуку. Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты не снимаешь ее в постели. Царапается… Сними.

Он улыбнулся.

— Ладно, сниму.

И выполнил обещание, положив подвеску на тумбочку.

— Завтра мы уедем… Все будет позади. К тому же, я тоже жертвую многим, Вирджил. Мне придется начать все заново. Бросить друзей, семью. Папу.

— Я знаю.

— Ну все, спи, здоровяк!

Она повернулась, а Вирджил уставился на вентилятор на потолке. Тот крутился и крутился, тени от лопастей гуляли по темным стенам, освещенным только светом лун, что едва пробивался снаружи. Он думал о новой жизни, которую предлагала Руфи. Спасению от всего, с чем ему довелось столкнуться. Он раздумывал, сможет ли тот, кто сражался с зергами, терял друзей в когтях зерглингов и смотрел в их пустые холодные глаза, когда-нибудь выбросить все это из дальних уголков памяти.

Смотреть репортажи UNN было жутко, но Вирджил не мог остановиться. Он встал еще на рассвете и так и прилип к экрану, потягивая пережженный кофе. Он выпил почти весь кофейник к тому моменту, когда Руфи зашла на кухню.

— Зачем ты это смотришь, Вирджил?

— А ты не хочешь знать, что там происходит? Надо понять, сумеем ли мы попасть на межпланетник. Идет война, малыш.

На экране мелькали кадры военных съемок. Космический крейсер — точнее, то, что от него осталось — падал на небоскреб, а муталиски облепляли его еще в воздухе, поливая снарядами пылающий, дымящийся остов. В нижней части монитора ползли строчки текста. Слова были неутешительные: все они говорили о невероятном количестве жертв, целых осажденных планетах, огромных потерях среди мирного населения. Было ясно: идет настоящая война.

— Боже мой, — Руфи охнула, прикрыв рот обеими руками. Даже с растрепанными спросонья волосами и размазанной тушью она была воплощением изящества и нежной красоты. — Какой кошмар.

— Это точно, милая.

— Я звоню папе. Он сказал, что поддельные документы будут готовы уже днем.

— Твой отец идет на большой риск. Теплое местечко в правительстве, как у него, легко потерять и трудно найти.

— Тебе не кажется, что его дочь и будущий зять заслуживают такого риска?

Он кивнул и снова повернулся к экрану. Репортер, которого записывала камера-робот, с воплями бежал по переулку.

— Твою ж мать…

Вирджил смотрел, как они появляются из-за угла и мчатся за репортером и камерой. Зерглингов была несчетная тьма: вытянутые вперед длинные когти, клацающие по узким стенам щитки, мертвые, бесчувственные глаза. Ближе. БЛИЖЕ.

Съемка быстро прервалась. Донни Вермиллион, известнейший диктор новостей UNN, появился в студии за секунду до того, как зерглинги заполонили весь обзор камеры. Он был бледен как мел и не мог скрыть дрожи при виде ужасной смерти, которая ждала его коллегу.

— Он…?

— Да, — спокойно ответил Вирджил, предупреждая очевидный вопрос. — Ты звонишь папе?

— Д-да, — ответила она, уходя с кухни.

Вирджил сделал глоток кофе; перед глазами стояла плотная толпа зерглингов, прорывающихся в переулок. Зрелище напомнило ему те окопы — тогда, давно. Вирджил медленно и с усилием выдохнул, выжимая из себя весь воздух без остатка, и закрыл глаза. Да, идет война.

Зерглинги добрались до Олби в каньонах Длинных Теней на Астерии, во время одного из ее прославленных шафрановых закатов.

Олби был ресоцем, большим и туповатым, с блаженной ухмылкой, которая появлялась только у тех, кому промыли мозги и заменили воспоминания. Но это не волновало ни Вирджила, ни Берча, ни Дейва, ни остальных бойцов роты Ро. Для ресоца он был неплохим парнем — отличным солдатом и везунчиком настолько, насколько это вообще возможно. Как и большинство ресоцев, он всегда сражался в первых рядах, грудью встречая первую волну атакующих зергов. Он видел и пережил за четыре года службы — сперва в войсках Конфедерации, затем Доминиона — куда больше, чем большинство солдат за всю жизнь… и каким-то чудом всегда уходил с передовой живым, с измазанным слизью скафандром и глупой ухмылкой на лице.

Между боями Олби рассказывал, как вырос в деревне на Альционе, на главном континенте. Он вспоминал прекрасные зеленые холмы, покрытые высокой травой, бесконечно тянувшиеся под синим небом с пушистыми облачками. Он рассказывал о выводке щенков, которые вечно бегали за ним по пятам, виляя хвостом. О том, как в жаркий полдень они прятались в тени баньяна, а щенки лизали ему лицо теплыми и мокрыми шершавыми языками. Это было идеальное детство, и он по нему скучал. За него Олби и сражался, чтобы другие могли наслаждаться такими минутами, чтобы человечество пережило зергов, протоссов и всех, кто встанет у него на пути.

Разумеется, это были ложные воспоминания, которые ему вживили в ресоц-камере на Норрисе VI. Это знали все бойцы роты Ро — они слышали точно такие же истории от других ресоцев. Но никто ни разу не сказал дурного слова о добром верзиле и его призрачном прошлом. Однажды в увольнении на Бахусе в баре «Кошечка» один из рядовых роты Альфа, который явно злоупотребил умоджийской дурью, попытался втолковать Олби, что воспоминания эти фальшивые. Он быстро познакомился с кулаком Вирджила, и дело кончилось всеобщей потасовкой. Олби имел право на эти воспоминания, настоящие или нет; только они и защищали здоровяка от ужасов, с которыми он ежедневно сталкивался на поле боя. Вирджил никому не дал бы осквернить их.

Как-то на улицах Нефора II Кейн и Олби повстречали женщину, которая при виде здоровяка-ресоца начала вопить, тыча в него пальцем:

— Мясник! Боже мой, это же Мясник из Прайдуотера! Но почему здесь?! Хватайте его! Кто-нибудь, хватайте его!

Ее тут же увела местная полиция. Ни Кейн, ни Олби не знали, в чем было дело.

Однако этот эпизод не давал Кейну покоя, и через несколько недель он раскопал биографию своего солдата-везунчика с передовой. Именно тогда Кейн понял, что некоторые вещи о ресоциализированных морпехах лучше не знать. Олби, который рассказывал о славных щенках и прекрасных бесконечных холмах, в жизни успел прославиться как «Мясник из Прайдуотера» после серии убийств, которая длилась более десяти лет в столичных трущобах. Он истязал своих жертв, наслаждаясь криками боли, сохраняя несчастных в живых много дней подряд. Фотографии, приложенные к делу, были ужасны, и Кейн теперь понимал, откуда была та свирепость, которая просыпалась в Олби на поле боя. Тем не менее, всякий раз, когда Олби мечтательно вспоминал своих крошечных щенков, их мягкую коричневую шерстку, холодные мокрые носы, от которых по коже мурашки, и мелкие зубки, покусывающие пальцы, Кейн мог думать лишь о том, какой прекрасной идеей была программа ресоциализации, позволяющая даже худшим из нас искупить свою вину.

Когда зерглинги добрались до Олби, он стоял по колено в густой пурпурной мерзости. Рота Ро отправилась в каньоны Длинных Теней с группой огнеметчиков; их прикрывали огневым ливнем осадные танки и «голиафы». Они прибыли для «зачистки», как выразился Кейн. Полчища зергов оттеснили назад глубоко в каньоны, где они засели в улье. Пока на Астерии был улей, зерги никогда не перестали бы атаковать. Операция имела ошеломительный успех. Обугленные трупы гидралисков тонули в грязи, а в разрушенных кладках плавали остовы личинок. Инкубаторы и остальные постройки рушились в брызгах биоплазмы.

Грохот залпа осадного танка эхом отдался в скафандре Олби. Как и всегда, он был на острие атаки и в первых рядах прорывался все глубже в улей. Казалось, зергов осталось совсем немного, ведь большинство полегло под градом автопушек «голиафов». Олби думал, что опасности нет, когда опустил винтовку и стал осматривать последствия учиненной им и его ребятами бойни. Для террана это было приятное зрелище. Живые постройки зергов разлетались в клочья, стекая невнятным месивом, в котором торчали пульсирующие вены, заливающие все вокруг густой кровяной жижей. Это была победа. Олби испытал прилив гордости.

Зерглинги выскочили из ближайшей кладки под какофонию бешеных воплей, которых почти никто не услышал. Олби их не видел; никто не видел. Золотистый свет знаменитых закатов окрасил все в цвета сепии, и прославленные длинные тени накрыли грязь темными полосами. Должно быть, везунчик-рядовой поддался очарованию момента. Наверное, пляшущие в лучах света пылинки напомнили ему о весенних листьях, колышущихся на ветру в его поддельном детстве.

Падая лицом в грязь, он не знал, кто его ударил. Зерглинги накинулись на него сверху, царапая, разрезая, кромсая и разрывая, точно дорвавшиеся до еды и сражающиеся за нее голодные звери. Казалось, они находили особую радость в том, чтобы каждый получил возможность вонзить когти в кровавую кашу под ними.

Когда битва была окончена, от мясника из Прайдуотера ничего не осталось. Он напоминал одно из пятен теста Роршаха на лиловой грязи — лишь отпечаток в памяти тех, кто служил бок о бок с ним.