Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На обратном пути Майкл задержался у патрульного автомобиля.
— Мистер Александер попросил меня узнать ваше имя. Он вам весьма признателен.
— Ну что вы, сэр... Моя фамилия Льюис, патрульный Льюис, и у меня нет в участке однофамильцев, сэр.
Льюис, подумал он. Харри Льюис, профессор политологии из университета Конкорд. Сейчас у Майкла не было времени размышлять о Харри, но скоро это предстоит. Льюис, видимо, убежден, что Майкл скрылся от цивилизации. В некотором роде это так. Но он вернется в мир после того, как лжецы будут обнаружены и разоблачены.
— Что-нибудь случилось, сэр?
— Нет, ничего. Просто я знаю одного человека по фамилии Льюис и вспомнил, что надо ему позвонить. Еще раз спасибо. Поехали. Я за вами. Хейвелок сел за руль и посмотрел на Дженну.
— Как ты там поживаешь?
— Отвратительно! Я чуть не сошла с ума от страха! А если бы он вдруг решил подойти?
— Я бы остановил его, позвал бы из кабинки. Но не думаю, что это нам угрожало. Полицейские в Фокс-Холлоу не отходят от своих радиопередатчиков. Мне не хочется, чтобы тебя видели без необходимости. Во всяком случае, здесь и вместе со мной.
Поездка до обиталища Александера заняла не более двенадцати минут. Изгородь из светлого штакетника, окружающая владения журналиста, сияла в свете фар двух машин. Сам дом расположился в глубине, довольно далеко от дороги. В оформлении здания удачно сочетались камень и дерево. Дорога, закругляясь, подходила к широким каменным ступеням подъезда с массивными дубовыми дверями. Ярко освещенное пространство перед фасадом и с обеих сторон дома было тщательно ухожено. На лужайке с коротко подстриженной травой росло несколько могучих высоких деревьев; там, где поляна кончалась, лес стоял стеной. Майкл помнил, что и за домом картина была та же самая. Когда он захватит Брэдфорда, этот лес станет его помощником.
— Когда он уедет, — произнес Майкл, обращаясь к Дженне, — можешь вылезти и размяться. Но не выходи из машины. Я не знаю, какие системы тревоги Александер мог расставить вокруг дома.
— Довольно странное предупреждение для такой свободной страны, как твоя, Михаил.
— И не кури.
— Ну, спасибо.
— Пожалуйста.
Хейвелок специально зацепил клаксон, выбираясь из машины. Это вполне выглядело как случайность, но цель была простой — проверить, нет ли у дома собак. Он направился к патрульной машине, надеясь, что гудок сослужит и еще одну службу. Он не ошибся. Дверь распахнулась, на пороге появилась горничная.
— Привет, Маргарет! — воскликнул Майкл, обходя багажник полицейской машины. — Сейчас подойду! — Он посмотрел на полицейского. Сцена приветствия не осталась им незамеченной. — Еще раз благодарю вас, мистер Льюис, — сказал Майкл, извлекая из кармана банкноту. — Мне хотелось бы...
— Нет, нет, сэр! Но тем не менее признателен... Желаю вам хорошо провести вечер.
Полицейский с улыбкой кивнул, перевел рычаг переключения передач и отъехал.
Хейвелок помахал ему вслед. Итак, ни полицейских, ни собак, но система скрытой сигнализации не исключена. Дженне ничего не угрожает, пока она остается в машине. Он поднялся по каменным ступеням к горничной.
— Добрый вечер, сэр, — произнесла женщина с сильным ирландским акцентом. — Но меня зовут не Маргарет, а Энид.
— Прошу прощения.
— Мистер Александер ждет вас. Я никогда не слышала о Маргарет, девушку до меня звали Гретхен, она скончалась четыре года назад, упокой, Господи, ее душу.
Раймонд Александер ждал его в своей тесно заставленной книжными стеллажами библиотеке. Он легко поднялся из мягкого кресла и пошел навстречу Майклу, радушно протягивая руку для приветствия. Его походка была гораздо легче, чем можно было ожидать от такой величественной фигуры. Над розовыми пухлыми щеками, ясными зелеными глазами и высоким лбом лоснилась грива не по возрасту густых, без седины волос. Поддерживая свой архаичный стиль, он облачился в темно-красный бархатный смокинг такого покроя, который Майклу доводилось видеть только в юные годы в Гринвиче, штат Коннектикут.
— Майкл, старина, как я рад тебя видеть! Господи, неужели почти пять лет!.. — воскликнул журналист своим высоким голосом, по обыкновению глотая слова.
— Эти годы пошли вам на пользу, Раймонд. Выглядите вы просто великолепно.
— Чего нельзя сказать о вас. Простите меня, молодой человек, но вы выглядите вроде моего кота, когда он проведет ночь на улице. Пожалуй, отставка не пошла вам на пользу. — Александер прервал долгое рукопожатие и поднял вверх ладони. — Да, да, мне все известно. Я не теряю из виду моих друзей. Наливайте себе что хотите. Вы помните правило этого дома. Боюсь, вам просто необходимо выпить.
— Спасибо. Не откажусь, — ответил Майкл, направляясь к хорошо знакомому бару у стены, отделанному кованой медью.
— Кроме того, вам следует хорошенько выспаться. Начало беседы выглядело обнадеживающим, Майкл не преминул этим воспользоваться. Он уселся напротив журналиста и рассказал тому об убийстве в Нью-Йорке и о том, как государственный департамент вывез его на самолете из Лондона в четыре утра по Гринвичу.
— Я утром прочитал об убийстве, — сказал Александер, покачивая головой. — Фамилия похожа на вашу, но я, разумеется, сразу решил, что это нелегко. Вы, со всем вашим прошлым? Может быть, кто-то украл ваше старое удостоверение?
— Нет, это подделка, во всяком случае, мы пришли к такому выводу. Но эти два дня мне показались вечностью. В какой-то момент я даже подумал, что мне грозит тюрьма.
— А я вот что вам скажу. Они ни в коем случае не поступили бы так, если бы Антон мог предварительно оценить ситуацию.
Только самые близкие друзья Мэттиаса произносили его имя по-чешски. Поскольку Майклу это было известно, заявление журналиста его встревожило. Придется менять продуманный сценарий — было бы неестественно не спросить о Мэттиасе. Заговор против Брэдфорда может подождать.
— Я задавал себе этот вопрос, — говорил Хейвелок, зажав Стакан в ладонях и стараясь придать голосу некоторую небрежность. — И решил, что он просто дьявольски занят. Кстати, уж коли мы о нем заговорили, я как раз хотел поинтересоваться, где он сейчас. Если в Вашингтоне, то я мог бы попытаться заскочить к нему, хотя времени в обрез. Мне надо лететь в Лондон, а если я позвоню ему сам... вы знаете Антона. Он настоит на том, чтобы я задержался на пару дней.
На лице Александера появилось выражение участия. Он наклонился вперед в своем пухлом кресле и спросил:
— Значит, вы ничего не знаете?
— О чем?
— Проклятье! Паранойя секретности в правительстве заходит слишком далеко! Он вам второй отец, вы для него как сын! Вы смогли сохранить в тайне тысячи операций, и они вам ничего не говорят!
— Что «не говорят»?
— Антон болен. Мне печально, что вы услыхали это только от меня, Майкл.
— Насколько серьезно болен?
— Слухи разные. Очень серьезно или даже смертельно. Очевидно, он сам не знает об этом, но, как обычно, думает о себе в последнюю очередь. Когда до госдепа дошло, что я узнал об этом, Антон прислал мне личную записку, требуя хранить все в тайне.
— Как же вам удалось узнать?
— Одно из странных совпадений, о которых совсем не думаешь до тех пор... пока не начнешь задумываться. Несколько недель назад меня заманили на какую-то вечеринку в Арлингтоне — вы знаете, насколько я не терплю эти изнурительные упражнения на выносливость в пустой болтовне, но хозяйка была ближайшей подругой моей покойной жены.
— О, примите мои соболезнования, — прервал его Майкл, который весьма смутно помнил жену журналиста — истощенное существо, увлеченное садом и аранжировкой букетов. — Я не знал.
— Ничего, ничего. Прошло уже два года.
— Итак, вечеринка в Арлингтоне.
— Да. К моему великому смущению, на меня практически напала молоденькая дамочка, находящаяся в сильном подпитии. Я бы все понял, если бы это была хищная самка, ищущая короткой сексуальной связи, потому что, как вы понимаете, я, естественно, был самым выдающимся и наиболее желанным представителем мужского пола среди всех присутствующих. Но, увы, действительность оказалась иной. У нее, видите ли, возникли семейные сложности совершенно необычного свойства. Ее муж, армейский офицер, пребывал вне дома — подразумевалось, «вне супружеского ложа» — около трех месяцев. И ни одна душа в Пентагоне не могла сообщить ей, где находится супруг. Она симулировала болезнь или, может быть, внушила ее себе, и мужу разрешили краткосрочный отпуск по чрезвычайным обстоятельствам. Заполучив его наконец, дамочка потребовала доложить ей, где он обретался все это время, что делал — подразумевалось, «проводил ли время с другой». Он отказался отвечать, и тогда, как только солдатик уснул, супруга порылась в его карманах и нашла пропуск с места службы, о котором никогда и не слыхивала. По совести говоря, я тоже не знал о существовании такового. Я подозреваю, что она тут же растолкала муженька и вступила в битву. В порядке самообороны он был вынужден признать, что все дело является совершенно секретным. И вот тут-то ей и подвернулся я — очень влиятельный человек, который, увы, тоже не смог пролить свет на тайну.