Черный код - Вергилия Коулл

Выдержав театральную паузу, обвинитель в полной тишине, с высоко поднятым подбородком занял свое место.

Дождавшись разрешения судьи, Вронская медленно, словно нехотя, встала. Блистать актерским мастерством, как ее предшественник, адвокат явно не собиралась.

— Убийство талантливого ученого — совершенно бессмысленный и непростительный акт, — начала она ровным голосом, — но мой подзащитный имел мужество взять на себя ответственность за него. Для этого нужна определенная сила воли, вы не находите? Слава ведь тоже может быть разной. Вы когда-нибудь становились объектом дурной славы? Разве она приятна? Она легка? О, не стоит путать выступление в вечернем шоу с бесконечным словесным потоком грязи, который льется на голову.

Вронская указала в сторону Макса, который по-прежнему оставался неподвижным.

— Я не прошу отвечать на вопрос вслух или сиюминутно, но хочу, чтобы каждый из нас поискал ответ в глубине своей души. Было бы лучше, если бы сейчас мы видели здесь крокодиловые слезы сожаления? Вы стали бы уважать этого человека больше или смягчились по отношению к нему, если бы он валялся у вас в ногах и умолял пощадить? Каким должно быть поведение взрослого мужчины, который адекватно оценивает всю тяжесть своего поступка? Кто-то скажет: бессердечный, бессовестный. А я замечу — покорный воле закона, готовый к последствиям.

Адвокат бросила уничтожающий взгляд в сторону нахмурившегося Григоровича.

— Что касается затронутой темы личной жизни. Сколько мужчин в нашем мире изменяют женам? Вы не задумывались, почему? Думаете, они хотят просто разврата? Может, они ищут любви? Чувствуют себя не понятыми и недооцененными в семье? Разве было бы лучше, если бы мой подзащитный развелся с женой в такой важный для нее период, как ожидание ребенка? Какой женщине приятно ощутить себя одинокой и незащищенной в такой момент? Может, Максим хотел просто обеспечить супругу всем необходимым, оказать если не моральную, то хотя бы материальную поддержку? Разве не так поступает человек, который понимает свою ответственность за семью? Я не пытаюсь оправдать его некрасивый поступок. Лишь прошу заметить, что низкий, недостойный тип избрал бы в подобной ситуации другую линию поведения.

Присяжные внимательно прислушивались к речи.

— Насилием искоренить насилие невозможно, — твердо произнесла адвокат. — Смертной казнью не получится вернуть к жизни замечательного ученого. Ему эта месть уже не нужна. Он — где-то среди мертвых, где вечный покой. Месть нужна нам. Имеем ли мы право мстить слепо? Можем ли рубить голову, склоненную в молчаливом признании вины? Неужели человеческая жизнь настолько мало значит, что преступник не имеет шанса на исправление? Сторона обвинения просит справедливого решения суда. Защита тоже его просит. Будем справедливы и милосердны к тому, кто не пытался обмануть нас ложными раскаяниями, а поступал честно. Ради нас и нашего будущего, между прочим. Здесь уже заметили, что у Максима Велса было все. Оторвать его от семьи на какой-то срок, лишить достатка — уже само по себе наказание. Нужно ли добивать поверженного? Защита просит о помиловании.

На последних словах голос Вронской сорвался, и она быстро опустилась на стул.

— Подсудимый, — обратился судья, и все посмотрели в сторону Макса, — по закону вам полагается последнее слово. Вам есть что сказать?

Макс неторопливо поднялся на ноги, обвел взглядом зал, на секунду задержавшись на мне. Я вздрогнула от боли: оказалось, что так крепко стиснула кулаки, что ногти впились в ладони. Что он чувствовал в этот момент, могла лишь догадываться.

— Я убил невинного человека, — заговорил Макс мрачным голосом, от которого мурашки по спине побежали, — который еще не успел ничего натворить. Но я должен был это сделать. Если бы мне дали второй шанс, поступил бы так же, только… — он запнулся и снова посмотрел на меня. Потом едва заметно улыбнулся краешком губ и отвел взгляд. — Хотя нет. Я ни о чем не жалею. И ничего бы не стал менять. Это все, что мне есть сказать.

Перед моими глазами все поплыло. Макс только что намекнул, что не отказался бы от наших встреч в сеансах, даже зная, как это изменит будущее! Он ценил каждую секунду, проведенную со мной. Ну почему я поняла это так поздно?! Пока судья произносил напутственную речь присяжным, эта мысль не давала мне покоя.

— Присяжные удаляются на вынесение вердикта, — прозвучал строгий голос представителя закона.

Я не помнила, как выбежала через служебный выход во двор здания. После вчерашнего дождя на асфальте еще не просохли лужи, в них отражалось небо. Над крышами соседних домов пролетела стайка голубей.

Трясущимися руками я нашарила в сумочке сигареты и зажигалку, подкурила. Выпустила в прохладный воздух густую струйку дыма и обхватила себя, чтобы унять дрожь.

— Угостите и меня? — раздался за спиной голос Вронской.

Я, не глядя, протянула ей пачку. Послышалось щелканье зажигалки, потом адвокат вернула мне сигареты.

— Как вы думаете, каким будет решение? — не выдержала я.

— Анита, — адвокат вздохнула, — вы произнесли прекрасную речь. Но от нее мало что зависит.

— Мало что?! — изумилась я. — Зачем тогда вообще требовалось мое участие? Может, мне не следовало приходить?!

— Тише, тише, — она погладила меня по плечу, как мать — капризного ребенка. — Если бы в дело не вмешалась новая программа, я бы с уверенностью сказала, что после вашего выступления Максима просто обязаны помиловать. Но теперь неизвестно, как разыграется партия между законом и наукой. Смертную казнь, думаю, можно сбросить со счетов, никто не станет впустую разбрасываться участниками программы, но вот остальное…

— Если бы в дело не вмешался «Красный код», я бы никогда не нашла зацепку, по которой его можно оправдать, — покачала я головой. — Чем больше думаю об этом, тем сильнее осознаю, в какой замкнутый круг попала. Максим ведь не знал о старте программы, понимаете? Если следовать теории о его видениях и вашим словам о том, что написанный им план перестал совпадать, это означает, что все изменилось. Я даже нашла отправную точку изменений.

— Да? И какую же?

Я поморщилась.

— Тот момент, когда проникла в его подсознание без предупреждения. Я увидела, как мы едем в фургоне и по ошибке приняла видение за мечты Максима. Но это тоже было его воспоминание. Я увидела будущее таким, каким оно пришло ему. Вот почему он не хотел вашего участия в рассмотрении дела, запрещал помогать при допросах. Максим знал, что все равно окажется на свободе, и не хотел мешать развитию событий.

— Так может, вам было суждено увидеть эти воспоминания? — озадачилась Вронская.