Неправильная женщина - Анна Стриковская

— На что я могу сердиться?

— Я потащил тебя сюда, на край земли, в совершенно заброшенное место, где нет людей и цивилизации.

— Ты так себе представляешь отсутствие цивилизации? Можно подумать, ты не был в действительно диких местах. Здесь есть все, что нужно для жизни.

— Понимаешь, я мог тебя отвезти в роскошный отель, на побережье их немало. Тебе не надо было бы топить плиту и печь твои пирожки, очень, кстати, вкусные. Могли бы поехать на Лазурный берег, там у меня яхта. Не такая, как у этого вашего Абрамовича, но вполне приличная. Летом я на ней провожу по два-три дня в неделю. Там вокруг была бы шикарная публика. Мы могли бы есть в хороших ресторанах и не беспокоиться о грязной посуде.

— Но ты привез меня сюда, и я вполне этим довольна. Здесь хорошо. Наверное, я так себе представляю райскую жизнь: океан, вокруг никого, только мой мужчина рядом. И дом, теплый и уютный. А ты жалеешь, что привез меня сюда?

— Ни одной минуты! Я даже не представлял, что это может быть так замечательно.

— Тогда о чем разговор? Лучше посмотри: скоро солнце сядет.

До захода солнца оставалось еще много времени, но освещение переменилось с дневного на вечернее, море было залито рыжим золотом до самого горизонта. Закат обещал быть необыкновенно красивым.

Анри придвинулся, сжал руками мои плечи, зарылся носом в волосы, фыркнул мне в макушку и спросил:

— А если я после банкирского банкета повезу тебя не обратно сюда, а на яхту?

— Значит, я буду с тобой не здесь, а на яхте. Что гадать, как будет, если… Сейчас мы здесь, и будем наслаждаться каждой минутой. Я такой красоты никогда в жизни не видела!

Начался отлив, и вода убегала от нас, переливаясь огнем. Оторваться от этого фантастического зрелища было просто невозможно. Анри, кажется, тоже прочувствовал момент, потому что перестал рассуждать, просто сидел рядом, обняв меня за плечи. От его тела шло ровное и сильное тепло, как от печки. Так можно просидеть вечно, и мы сидели до тех пор, пока солнце не зашло.

Только тут обратили внимание, что стало довольно холодно. Песок остыл, на полотенцах выпала обильная роса, и наша весьма условная одежда перестала защищать. Пришлось подниматься, собираться и бежать в дом. Переодеваться смысла никакого: мы были с ног до головы в песке. Обоих трясло от холода. Дома я сразу поставила кипятиться воду, чтобы приготовить на ужин мидии, а Анри принялся раскочегаривать колонку, чтобы можно было принять горячий душ. Минут через десять он пришел за мной на кухню, где я пыталась угадать, что делать с закрытыми раковинами, взял за руку и отвел прямо под горячую воду. Мы залезли туда вместе и минут пять просто стояли под струями, отогреваясь. Потом начали мыться как положено: с мылом, мочалкой и шампунем. Выбравшись из душа в полотенцах с головы до ног, я снова отправилась на кухню. Анри шел за мной следом, уговаривая бросить дурацкие мидии. Но я не сдавалась. Зря что ли этих несчастных животных вытащили из родимого моря? Раз такое дело, надо их съесть, чтобы они погибли не напрасно.

Такая аргументация поразила Пеллернена, он никогда не рассматривал вопрос с этой точки зрения. Пришлось ему взяться за готовку. Ловко вскрыв ножом раковины, он покидал их в глубокую кастрюлю, залил кипятком и поставил на огонь. Потом минут двадцать колдовал над ее содержимым, добавляя разные приправы и специи, а затем поставил на стол со словами:

— Ешь! Только предупреждаю: в них полно песка.

Можно подумать, я мидий никогда не видела. Пусть в них песок, все равно они вкусные. Я начала таскать раковины из кастрюли по одной. Анри стоял, смотрел, потом пододвинул себе стул, сел рядом и тоже принялся уплетать мидий за обе щеки.

— Ты так аппетитно их поедаешь, нет сил удержаться.

Мы съели все, а потом еще поделили между собой горячий бульон, к которому Пеллернен достал неизвестно откуда бутылочку коньяка. В результате оба согрелись не только снаружи, но и изнутри, и незамедлительно отправились в спальню.

— Я сказал, что сегодня хочу любить тебя долго?

— Сказал.

— Знаешь, я никогда не говорю неправды.

— Я тебе верю.

Полотенца так и остались валяться на полу, утром я их подобрала.

Анри действительно не солгал. Так меня еще никто не любил, и никогда я не участвовала в этом с такой самоотдачей. Мы заснули обнявшись, совершенно обессиленные. А утром на рассвете проснулись, и все началось сначала.

— У нас, кажется, наметилась хорошая традиция — любить друг друга на рассвете. Мне нравится. Я всегда подозревал, что это здорово, но у меня не было случая убедиться, — шепнул он мне.

Я не нашлась, что ответить, только погладила Анри и растрепала ему и без того лохматые волосы. Мы опять заснули, пробудившись к жизни только часам к одиннадцати. Я глянула в окно: вода была далеко у горизонта. Мы самым глупым образом проспали прилив, так что купаться придется только после обеда.

Вместо купания, мы отправились гулять. Бродили среди дюн, залезали на огромные камни и грелись на них, как ящерицы. Анри больше всего беспокоился, чтобы я не сгорела, и при каждом удобном случае мазал меня маслом. Поначалу я почему-то стеснялась и пыталась увернуться, в крайнем случае, намазаться самостоятельно. Потом расслабилась и позволила обо мне заботиться. Оказывается, это ни с чем не сравнимое удовольствие. Обычно я не загораю, а тут обратила внимание, что кожа приобрела теплый золотистый оттенок, как будто медом намазали. Я сказала об этом Анри, и он прямо весь засиял от удовольствия.

После прогулки мы занялись обедом. Я восхищалась тем, как он ловко расправляется с продуктами, на что Пеллернен заявил, что настоящий француз должен уметь готовить, нечему тут удивляться. В результате появился очень вкусный обед.

За обедом Анри снова вернулся к вчерашнему разговору.

— Ты поедешь со мной ко мне на яхту?

— Если ты меня туда повезешь.

— У меня есть такое желание. Значит, договорились: после банкета банкиров мы с тобой едем на Юг, в Марсель. Она у меня там стоит. Кстати, когда ты должна улететь домой?

— В следующую субботу.

— А ты не можешь задержаться на неделю?

— В принципе могу, виза позволяет. Но для этого нужно менять билеты, и с детьми что-то решать.

— А что с ними надо решать? — удивился мой любимый, — Им же не надо никуда торопиться. Им тоже билеты поменяем, и пусть еще отдохнут с Эриком в Трувиле. Решено: если тебя не ждут на работе срочно, то ты подаришь мне еще одну неделю. Билеты я беру на себя.

Я улыбнулась счастливо:

— Подарю. Мне так хорошо с тобой, что я просто не в силах отказаться от еще одной недели полного блаженства. Все равно, здесь ли, на яхте ли…