История Византийской империи. Эпоха смут - Федор Успенский

Ослаблению Греции в этнографическом отношении в особенности содействовали несчастные события, имевшие место в 746–747 гг. В Греции и на островах в 746 г. распространилась моровая язва, занесенная из Сицилии. От этой язвы пострадали многие города, и в числе их Монемвасия. Летом 747 г. моровая язва свирепствовала в Константинополе и произвела в нем страшные опустошения, которые правительство Константина V нашлось в необходимости вознаградить путем обязательной колонизации столицы из всех провинций империи. Может быть, этот именно период, когда правительство переводило колонистов из Греции, и без того достаточно ослабленной славянскими поселениями, имеет в виду Константин Порфирородный в своем знаменитом месте из «Фемы»: «Ославянилась вся страна и сделалась варварской, когда моровая язва захватила всю вселенную, и Константин Копроним управлял ромэйским скипетром» [394]. Громадная смертность, постигшая столицу, сопровождалась разнообразными последствиями. Между прочим, вследствие принятых правительством мер [395] из Фессалии под давлением болгар должны были двинуться на юг те славяне, которых мы видели там у Пагасейского залива уже в оседлом состоянии и занятых культурой хлеба и фруктов. Кроме того, некоторые известия заставляют предполагать, что между утвердившимися в Пелопоннисе славянскими племенами в конце VIII в. происходило движение в пользу образования княжеской власти.

Из времени Ирины сохранилось упоминание о двух походах в Грецию, вызванных происходившими там событиями. В 783 г. самый могущественный при Ирине государственный муж Византии, влияние которого отражалось даже на судьбе сына Ирины Константина, патрикий и логофет дрома Ставракий, получил поручение устроить дела на Балканском полуострове и в Греции, находившиеся, как можно заключить по некоторым намекам, в большом расстройстве. Поход его «с большой военной силой» имел целью славянские племена, которые не признавали византийской власти и не платили податей. Хотя писатель и говорит при этом, что Ставракий сначала был в Солуни, а потом в Греции, но, по всей вероятности, слава этого похода, доставившего любимцу Ирины триумф в столице, заслужена военными действиями в Пелопоннисе, куда давно не ходили имперские войска. Можно весьма пожалеть, что писатель Феофан так сух в этом случае и дает мало подробностей [396]. Но употребленный им способ изложения «подчинил все славянские племена и заставил их платить дань империи», равно как отдельное указание на то, что из Пелопонниса получена «большая добыча и выведен многочисленный полон», который в следующем году и выставлен был в ипподроме на показ народу, могут свидетельствовать, что этот поход действительно сопровождался важными последствиями. Ясно, что шла речь о некоторых славянских коленах, осевших в Средней Греции и в Пелопоннисе, о которых история сохранила память и в позднейшие столетия и которые по своей сравнительной малокультурности и численной слабости, не будучи в состоянии дать преобладание славянскому элементу в занятой области, тем не менее требовали исключительных мер со стороны правительства, чтобы подвести их под состояние подданных императора.

Нужно поставить в связь с походом Ставракия исключительное по своей обстановке и не менее важное по значению военное движение Ирины по Фракии «с большой военной силой и с музыкальными инструментами», предпринятое в 784 г. [397] Летописец выдвигает в своем рассказе об этом событии то, что Ирина прошла Балканский полуостров от Верии до Филиппополя и отсюда до Анхиала без всяких военных столкновений, занималась строительством городов и в мире возвратилась. Для оценки этого известия следует принять в соображение, что под Верией нужно понимать пограничный с Болгарией город и что эта мирная военная прогулка по Фракии должна обозначать известного рода общую уверенность в спокойствии на этой стороне Балканского полуострова.

Для характеристики положения дел в Северной Греции имеется еще известие от 799 г. о событиях, последовавших вскоре после устранения от власти и ослепления царя Константина. Как известно, в Афинах Ирина держала в заключении представителей Исаврийской династии, ослепленных сыновей Константина Копронима. Несмотря на то, что она имела все основания полагаться на верность греческого населения Афин, тем не менее здесь обнаружилось движение в пользу ослепленных царевичей, и составился заговор с целью провозглашения царем одного из них. Само по себе это обстоятельство мало интересно, но останавливают внимание некоторые подробности. Сторону несчастных царевичей поддерживает славянский князь Акамир, начальствовавший племенем велесичей, поселившихся в Фессалии [398], а его подстрекали к тому местные люди, которых писатель называет элладики — новый термин, уже встречавшийся нам выше. Имея в виду, что Афины, где содержались царевичи, были тогда в управлении патрикия Константина Сарантапиха, приходившегося даже родственником царицы, легко поставить себе ряд вопросов к объяснению участия в этом заговоре славянского князя и элладиков.

В самом деле, общая политическая обстановка того времени совершенно ясна. Эллинизм константинопольский, греческий и островной стоит на стороне иконопочитания и поддерживает реакцию против исаврийцев, положение Ирины опирается главнейше на эллинские элементы. Реакционное движение в пользу ослепленных исаврийцев питается в Греции, конечно, не эллинскими элементами. Таким образом, славянский князь Акамир и элладики должны представлять собой родственную политическую группу; из этого получается весьма вероятное предположение, что под элладиками нужно разуметь не греков, а смешанное и, главным образом, славянское население полуострова. Ирина легко справилась с заговором, послав в Афины спафария Феофилакта, который указал виновников и, захватив, ослепил их. Хотя движение в пользу исаврийцев оказалось потушенным на этот раз, но в разных местах греческого полуострова уже в начале IX в. обнаруживается присутствие чуждых этнографических элементов, от которых византийское правительство не стремится вполне освободить Грецию, но только желает поставить их в служебное положение. Чтобы не возвращаться вновь к этому вопросу, считаем нужным войти здесь в дальнейшие подробности относительно славянского элемента в Греции. Собственно о трех славянских племенах сохранились известия: велесичи у Пагасейского залива, о которых упоминают сказания о св. Димитрии; милинги и езериты по склонам Тайгетского хребта, об них сохраняются известия во весь период средних веков; наконец, встречаются отдельные поселения в других местах, между прочим, у Коринфского залива близ города Патр и, может быть, близ Афин. Чтобы судить о политической роли этих племен, осевших в Греции, достаточно остановиться на выяснении нижеследующих данных, касающихся славян у Коринфского залива и у Тайгета.

В северном Пелопоннисе на Коринфском заливе есть город Патры, который в занимающую нас эпоху имел важное значение в торговом и промышленном отношении и едва ли не превосходил самые Афины. В самом начале IX в. (805 или 807 г.), в царствование Никифора, Патры подвергались нападению и осаде со стороны славян и были спасены от грозившей им опасности благодаря заступничеству апостола Андрея, патрона города, который здесь был замучен и мощи которого хранятся в городском соборе. Т. к. событие, о котором предстоит здесь говорить, не занесено в летопись, то имеем основание заключить, что оно не выходило из обычных явлений, происходивших в той отдаленной провинции; в сочинение Константина Порфирородного [399] известие об этом событии попало, вероятно, из местных сказаний о чудесах св. апостола Андрея. При царе Никифоре, говорится в этом сказании, славяне, замыслив восстание, стали опустошать соседние греческие селения, а потом разграбили окружающую Патры равнину и осадили город. По прошествии некоторого времени голод и жажда заставили жителей города вступить в переговоры с осаждающими и условиться насчет сдачи города. Именно в это время и оказана была Патрам чудесная помощь. Оказывается, что стратиг фемы находился тогда в крепости Коринфе, и осажденные, естественно, ожидали, что он прибудет на выручку и освободит их от славян. Ожидая стратига, жители Патр нашли возможным послать на горы дозорщика, чтобы он условленным знаком дал им знать, приближается из Коринфа войско или нет. В случае приближения он должен был склонить вперед данное ему с этой целью знамя; в случае отрицательном знамя нужно было держать прямо. Т. к. ожидаемой выручки не было, то сигнальщик стоял на виду у горожан, держа прямо знамя; случилось, однако, что конь его споткнулся, вследствие чего знамя склонилось вперед, из чего осажденные вывели заключение, что из Коринфа приближается стратиг с войском. В надежде на близкую помощь, они открыли ворота и бросились на врагов; их изумленным взорам ясно представился апостол Андрей, преследующий и побивающий врагов. Следствием этого было то, что варвары, охваченные страхом и удостоверившись собственными глазами, как святой апостол помогает жителям города Патр, сами прибегли с молитвами в честной храм его. Когда же императору донесено было коринфским стратигом о происшедшем, то он сделал распоряжение, чтобы славяне со всеми их семьями, родством и со всем имуществом записаны были за храм апостола в митрополии Патры. С тех пор записанные за митрополию славяне приняли обязательство содержать стратигов, царских посланцев и иностранных послов, когда они останавливаются в Патрах. Для этого они имеют своих трапезарей и поваров и доставляют все потребное на изготовление стола, т. к. митрополия ни о чем не заботится, а сами славяне по разверстке и складчине всей общины вносят все необходимое по этой статье [400].