Затаившийся страх (сборник) - Говард Лавкрафт

Уиллет внимательно прислушивался к хриплому голосу – и еще внимательней вглядывался в лицо говорившего. Что-то было неладно, и доктору невольно вспомнился рассказ Уорда-старшего о старике-дворецком, которого внезапно одолел неизъяснимый страх. В комнате было темно, однако Уиллет не стал настаивать на том, чтобы раздернули шторы. Он только спросил, почему Чарлз нарушил свое обещание, данное в письме чуть больше недели назад.

– Я как раз подошел к сему вопросу, – ответил хозяин дома. – Вы должны понимать, что нервы мои оказались в весьма плачевном состоянии, и я часто говорю или делаю то, что не в силах потом объяснить. Как вы многажды слышали, я стою на пороге великих открытий – их величие порой кружит мне голову и мутит рассудок. На моем месте испугался бы любой человек, однако я не из тех, кто малодушничает долго. Я окружил себя стражами и заперся дома по глупости, а на самом деле мое место – здесь. Любопытные соседи распускают обо мне скверные слухи, и я по душевной слабости едва сам в них не поверил. Однако же в моих делах нет ни капли злого умысла, и, если точно соблюдать процедуру, окружающие не могут пострадать от моих исследований. Умоляю вас потерпеть еще полгода, и я сполна вознагражу вас за ожидание!

Да будет вам также известно, что я изобрел способ узнавать подробности давно минувших дел – способ куда более верный, нежели чтение книг. Рассудите сами, какой неоценимый вклад я могу внести в историю и философию – просто открывая двери, к коим я подобрал ключ. Всем этим владел и мой предок, но неразумные соглядатаи вломились в его дом и убили его. Мне удалось восстановить знания предка – точней, малую их толику. На сей раз ничто не должно мне помешать, и уж точно я не позволю собственным глупым страхам взять надо мной верх. Заклинаю вас: забудьте все, о чем я вам писал, доктор! И прекратите страшиться этого места, я не творю здесь ничего дурного. Доктор Аллен – прекрасный и умнейший человек, я многим ему обязан и приношу глубочайшие извинения за низкие слова, каковые я осмелился произнести в его адрес. Мне жаль было его отпускать, но у нас возникли важные дела в ином месте. Его научный пыл и рвение равны моим, и посему, должно быть, испугавшись своих открытий, я испугался и своего главного помощника.

Уорд умолк, и доктор Уиллет тоже растерянно молчал, не зная, что сказать или предпринять. Он почувствовал себя едва ли не дураком, услышав столь спокойный отказ Уорда от собственных слов. Однако его сильно покоробил тот факт, что в странной, нездоровой речи этого человека совершенно не узнать было того Чарлза Уорда, которого доктор знал с самого рождения. Уиллет попытался заговорить с ним о давних семейных событиях и таким образом настроить его на прежний лад; однако труды эти принесли самые неожиданные и необъяснимые плоды (позже с тем же столкнулись и остальные психиатры). Из памяти Чарлза Уорда будто бы стерлись огромные фрагменты, имеющие отношение к его личной жизни и современности, в то время как юношеское увлечение стариной вдруг вышло на поверхность, поглотив все остальное. Знания юноши о делах давно минувших дней были ненормальны и внушали ужас, поэтому он всячески пытался их скрыть. Когда Уиллет упоминал какой-нибудь старинный предмет, любимый Чарлзом с детства, юноша вдруг проливал такой яркий свет на его историю, что доктор невольно содрогался: ни один смертный не мог обладать столь точными сведениями.

Например, откуда ему знать, как 11 февраля 1762 года (в том году это был четверг) на спектакле в Актерской академии мистера Дугласа толстый шериф нагнулся что-то поднять и обронил собственный парик; или как актеры настолько бездарно искромсали текст «Искренних любовников» Стила, что горожане почти обрадовались, когда двумя неделями позже легислатура закрыла театр? Допустим, в каких-нибудь письмах вполне могли сохраниться сведения о том, какими «чертовски неудобными» были пассажирские вагоны в бостонском поезде Томаса Сабина, но кто и откуда мог знать, что скрип новой вывески Епенета Олни (аляповатая корона, которую он повесил над дверью после переименования своей таверны в «Королевскую кофейню») звучал в точности так же, как первые ноты новой джазовой мелодии, звучавшей в ту пору из всех радиоприемников Потакета?

Однако допрашивать Уорда в таком ключе удалось недолго. От вопросов о современном и личном он отмахивался, но и к рассказам о далеком прошлом быстро утратил всякий интерес. Очевидно было, что ему просто хочется поскорей ответить на все расспросы гостя, дабы впредь у него не возникло желания вернуться. С этой целью он даже предложил Уиллету осмотреть дом и лично показал доктору все комнаты от чердака до подвала. Уиллет внимательно смотрел по сторонам и отметил, что книг, лежавших на виду, было слишком мало, чтобы заполнить пустоты в домашней библиотеке Чарлза, а так называемая «лаборатория» – всего-навсего жалкий муляж. Не подлежало сомнению, что настоящие библиотека и лаборатория располагались в другом месте, но где – определить было нельзя. Потерпев полное поражение в своих поисках неизвестно чего, Уиллет вернулся в город еще до наступления сумерек и подробно рассказал об увиденном Уорду-старшему. Оба считали, что юноша явно помутился рассудком, но крайних мер пока предпринимать не хотели. Миссис Уорд тоже решили не беспокоить: пусть лучше она не знает о болезни сына, пока та сама не проявится в его странных записках.

Мистер Уорд решил нанести Чарлзу личный визит – причем неожиданный. Доктор Уиллет отвез его в Потакет на своем автомобиле и остановился вдалеке от бунгало, где его бы никто не заметил. Встреча затянулась, а когда мистер Уорд наконец вернулся к машине, вид у него был в высшей степени расстроенный и озадаченный. Его приняли примерно так же, как и Уиллета, вот только Чарлз очень долго не выходил к отцу, когда тот силой ворвался в дом и выпроводил слугу-португальца, а в поведении изменившегося юноши не было ни капли сыновней любви. Свет в комнатах горел очень тусклый, но Чарлз постоянно жаловался, что слепнет. Он говорил тихо, почти шепотом, ссылаясь на больное горло, однако в его хриплом голосе звучала какая-то недобрая и зловещая нотка, которую мистер Уорд никак не мог выкинуть из головы.

Решив объединить усилия и во что бы то ни стало вернуть Чарлзу душевное здоровье, мистер Уорд и доктор Уиллет принялись собирать информацию – их интересовало все, что могло иметь отношение к делу. Первым делом они изучили потакетские слухи: сделать это оказалось несложно, поскольку у обоих в деревне жили друзья. Большинство сплетен удалось разузнать доктору Уиллету, поскольку люди разговаривали с ним охотней, нежели с его влиятельным другом. Из этих бесед стало ясно, что молодой Уорд вел весьма и весьма странный образ жизни. Молва приписывала ему прошлогодние случаи вампиризма, да и грузовики, то и дело подъезжающие к его дому среди ночи, давали плодородную почву для зловещих сплетен. Местные торговцы перешептывались о странных заказах, которые приносил им жуткий мулат, а в особенности об огромных количествах мяса и свежей крови, поставляемых в бунгало из двух ближайших мясных лавок. Ни при каких обстоятельствах три человека не могли съесть столько мяса.

И еще были звуки, которые раздавались из-под земли. Слухи о них не успели особо расползтись по Потакету, но все смутные намеки сводились к одному и тому же: ритуальные песнопения и наговоры звучали из-под земли по ночам, когда в самом бунгало свет не горел. Конечно, они могли доноситься и из подвала, который Уиллет видел своими глазами, но, по слухам, под землей действительно существовали глубокие ходы и пещеры. Вспомнив старинные легенды о катакомбах Джозефа Кервена и сообразив, что бунгало может стоять на месте его фермы (поэтому Чарлз и настоял на его покупке), Уиллет и мистер Уорд с большим вниманием отнеслись к этим слухам и много раз безуспешно искали дубовую дверь в крутом берегу, упомянутую в старинных рукописях. Что же касается обитателей бунгало, то очень скоро стало ясно, что мулата-португальца народ презирает, доктора Аллена боится, а юного молодого ученого недолюбливает. За последнюю неделю-две Уорд очень изменился, бросил любезничать с соседями и стал затворником, а в те редкие случаи, когда выбирался из дома, разговаривал каким-то сиплым и крайне неприятным шепотом.

Вот какие обрывки сведений удалось собрать мистеру Уорду и доктору Уиллету. Каждый слух они подолгу обсуждали, используя все возможности дедукции, индукции и конструктивного воображения, а также сопоставляя известные факты из жизни Чарлза (включая последнее отчаянное письмо доктору Уиллету) с единичными уцелевшими сведениями о Джозефе Кервене. Они бы много отдали, чтобы взглянуть на бумаги, обнаруженные Чарлзом в тайнике, ведь ключ к его безумию несомненно лежал в том, что юноша узнал о колдуне и его занятиях.