Перегрузка - Артур Хейли

— Нимрод, ты весь в напряжении. Это видно.

— Кое-что случилось, — признался он. — Некоторые вещи ты читала. Но сейчас — только ты, я и музыка.

— И я, — сказала Джози, подходя к креслу спереди. Помощница-экономка сияла при виде Нима, он явно был одним из ее любимцев. — Но все, что я сделаю, это отвезу вас обоих. Если вы с Карен спуститесь через несколько минут, мистер Голдман, я отправлюсь вперед и доставлю “Хампердинка”.

Ним засмеялся:

— А, “Хампердинк”! Как поживает твой фургон?

— Пока прекрасно, но, — ее лицо омрачилось, — я беспокоюсь об отце.

— В каком смысле?

Она покачала головой:

— Давай это оставим сейчас. Возможно, расскажу тебе позже.

Как обычно. Ним удивился ловкости, с которой Карен, используя только свою растягивающуюся трубку, вывела кресло из квартиры по коридору к лифту.

По дороге он спросил:

— На сколько времени хватит твоей батареи?

Она улыбнулась:

— На сегодня я заряжена полностью. Так что, если пользоваться батареей для кресла и моего респиратора, вероятно, на четыре часа. После этого мне снова надо будет подключиться к старой доброй “ГСП энд Л”.

Его снова поразило, насколько тонкая нить связывала Карен с жизнью. И нить эта была электрической.

— Раз уж мы заговорили о “ГСП энд Л”. Как твои дела?

— О, у нас всегда богатый выбор дел. Они растут, как сорняки.

— Нет, серьезно. Я хочу знать.

— Ну, неожиданно нашей самой тревожной проблемой стала нефть, — сказал он. — Ты слышала, что сегодня провалились последние переговоры между ОПЕК и Соединенными Штатами?

— Это передавали по радио перед тем, как ты пришел. Страны — экспортеры нефти говорят, что не будут больше принимать бумажные деньги. Только золото.

— Они уже несколько раз грозились это сделать. — Ним вспомнил свой разговор с Эриком Хэмфри и судьей Йелом накануне Рождества. Тогда ситуация с нефтью была беспокойная. Теперь же, в марте, она стала просто критической.

Он добавил:

— На этот раз все похоже на правду.

— Насколько плохо все будет, если импортируемая нефть перестанет поступать?

— Намного хуже, чем можно представить себе. Больше половины нефти, которую использует Америка, импортируется. И восемьдесят пять процентов поступает из стран ОПЕК.

Вздохнув, он продолжил:

— Тем не менее даже сейчас нехватка нефти обсуждается главным образом применительно к машинам и бензину, а не к электричеству.

Ним снова задумался. Самая драматическая за все время конфронтация с нефтяными государствами ОПЕК, имеющая потенциал более разрушительный, чем арабское эмбарго 1973—1974 годов, произошла внезапно в последние сорок восемь часов. Все знали о такой возможности, но сравнительно мало кто воспринимал ее серьезно. Вечные оптимисты, включая и кое-кого из занимающих высокие посты, все еще надеялись, что удастся избежать окончательного “открытия всех карт”, что “так или иначе” сохранится “Ниагара” импортной нефти. Ним не разделял веры в это.

Ему пришла в голову мысль, касающаяся Карен. Прежде чем он смог ее выразить, они подошли к лифту, и двери открылись.

В лифте были только мальчик и девочка лет девяти-десяти с веселыми свежими лицами.

— Привет, Карен! — сказали они оба, когда кресло, а следом Ним оказались в лифте.

— Филипп, Уэнди, здравствуйте, — ответила Карен. — Идете куда-то?

Мальчик отрицательно покачал головой:

— Нет. Только вниз поиграть. — Он посмотрел на Нима. — Кто он?

— Мой приятель мистер Голдман. — Она повернула лицо к Ниму. — Это дети моих соседей и друзей.

Они поздоровались. Лифт в это время уже спустился.

— Карен, — спросил мальчик, — можно я возьму вас за руку?

— Конечно.

Он держал ее руку, нежно перебирая пальцами, затем спросил:

— Вы чувствуете?

— Да, Филипп, — сказала она ему. — У тебя ласковые руки. Казалось, ему это было интересно и приятно.

— Карен, вы хотите поменять местами ноги? — не желая, чтобы ее обошли, спросила девочка.

— Ну.., хорошо бы.

Аккуратно, вероятно, зная, как это надо делать, девочка подняла правую ногу Карен и положила ее на левую.

— Спасибо, Уэнди.

На нижнем этаже дети попрощались и убежали.

— Это было прекрасно, — сказал Ним.

— Я знаю, — Карен тепло улыбнулась. — Дети такие естественные. Они не боятся, не смущаются, как взрослые.

Когда я только переехала сюда, дети в доме задавали мне вопросы вроде: “Что с вами случилось?” или “Почему вы не можете ходить?”, а когда это слышали их родители, они говорили им: “Ш-ш!” Потребовалось время, но мне удалось дать им понять, что я не имею ничего против вопросов, наоборот, рада им. Но все равно еще есть взрослые, которые всегда чувствуют себя неуютно. При виде меня они смотрят в другую сторону.

На улице ждала Джози с фургоном, светло-зеленым “фордом”. Широко отодвигающаяся боковая дверь была уже открыта. Карен направила свое кресло к ней.

— Посмотри-ка, что сделал мистер Паулсен, чтобы я могла подняться в машину, — сказала она Ниму.

Тем временем Джози спустила из фургона два стальных желоба и прикрепила их к основанию дверного проема. Теперь между фургоном и землей был двойной трап, ширина которого совпадала с расстоянием между колесами кресла Карен.

Джози отступила внутрь фургона и подала крюк на стальном тросе. Трос был прикреплен к электрической лебедке. Она поднесла крюк к креслу, зацепила его за стальное кольцо, затем вернулась к лебедке, дотронулась до выключателя.

— Ну вот! — облегченно вздохнула Карен. Кресло мягко втягивалось по трапу. Уже внутри Джози повернула кресло, колеса точно скользнули в углубления на полу, где их удерживали зажимы.

Джози усмехнулась:

— Вы поедете впереди, мистер Голдман. Рядом с шофером.

Когда они выехали на улицу. Ним повернулся на своем переднем сиденье, чтобы разговаривать с Карен. Он вернулся к тому, о чем собирался сказать, когда они подошли к лифту.

— Если нам действительно будет всерьез не хватать нефти, почти наверняка начнутся периодические отключения электроэнергии. Ты знаешь, что это значит?

Карен кивнула:

— Думаю, да. Это означает, что в течение нескольких часов не будет электричества.

— Да, для начала скорее всего три часа в день, затем более долгие периоды времени, если положение будет ухудшаться. Однако если это случится, я уверен, тебя заранее предупредят. Но тебе придется отправиться в госпиталь, имеющий собственный генератор.

— В “Редвуд-Гроув”, — сказала Карен. — Это где мы были с Джози в ту ночь, когда “Друзья свободы” взорвали подстанции и у нас пропало электричество.

— Завтра, — пообещал ей Ним, — я выясню, насколько хорош их генератор в “Редвуд-Гроув”. Иногда эти резервные генераторы ни черта не стоят, потому что их не обслуживают должным образом. Когда в Нью-Йорке надолго отключалось электричество, некоторые из них даже не включились.

— Я не собираюсь беспокоиться, — сказала Карен, — пока ты заботишься обо мне, Нимрод.

Джози была внимательным водителем, и Ним расслабился во время поездки во Дворец искусств, где выступал городской симфонический оркестр. У главного входа, Когда Джози выгружала кресло Карен, пришла помощь в лице служителя в форме, который быстро проводил Карен и Нима через боковую дверь к лифту, доставившему их в верхний ярус. Там у них был первый ряд в ложе с двигающейся плоскостью, что освобождало путь для Карен. Было очевидно, что Дворец искусств приспособлен к посещению людьми на колясках.

Когда они устроились, Карен сказала, посмотрев вокруг:

— Здесь так заботливы, Нимрод. Как тебе удалось это?

— Старая добрая “ГСП энд Л” имеет некоторое влияние. Места в ложе и служителя для Карен по просьбе Нима устроила Тереза Ван Бэрен. Когда он предложил заплатить, Тесе сказала ему:

— Забудь об этом! У нас еще остались некоторые привилегии. Пользуйся, пока они есть.

Ним протянул Карен программку, но она покачала головой:

— Мне нравится слушать, но я всегда думаю, что музыкальная критика и эти программки написаны людьми, старающимися доказать, какие они умные.

Он усмехнулся:

— Согласен.

Когда огни погасли и дирижер под аплодисменты поднялся на возвышение, Карен мягко спросила:

— Нимрод, все изменилось между нами, не так ли?

Он был ошеломлен ее чутьем, но у него не было времени ответить, музыка зазвучала.

В программе был в основном Брамс. Сначала “Вариации на тему Гайдна”. Сразу после этого — Фортепианный концерт № 2, си-бемоль мажор. Великолепно солировал Евгений Истомин. Фортепианный концерт был у Нима одним из самых любимых, и, судя по сосредоточенному вниманию, у Карен тоже. Во время третьей части, когда зазвучала виолончель, он положил свою руку на руку Карен. Она повернула голову, и он увидел ее глаза, влажные от слез.

Наконец отзвучали последние аккорды и последовали длительные аплодисменты.

— Пожалуйста! Ради нас обоих, — настойчиво сказала Карен, и тут зажегся свет. Наступил антракт.