Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она остановилась и поглядела на Эрменгарду, на лице которой появилось какое-то растерянное выражение.
– Разве ты не помнишь? – спросила Сара. – Я тебе недавно о нём рассказывала. Ты забыла?..
– Знаешь, я не всё про него помню, – призналась Эрменгарда.
– Погоди минутку, – сказала Сара, – я только переоденусь, а то я вся промокла. А потом завернусь в покрывало и всё тебе опять расскажу.
Она сняла с себя шляпку и жакет и повесила их на гвоздь в стене, стащила мокрые башмаки и нашла старые туфли. А потом прыгнула на кровать и, завернувшись в покрывало, уселась, обхватив руками колени.
– Ну, слушай, – сказала она.
И она стала рассказывать о кровавых событиях Французской революции, да так живо, что глаза у Эрменгарды округлились от страха, а сердце учащённо забилось. Несмотря на свой ужас, она слушала Сару с восторгом; теперь уж она никогда не забудет, кем был Робеспьер или принцесса Ламбаль.
– Знаешь, они насадили её голову на пику и плясали вокруг неё! – воскликнула Сара. – У неё были чудесные светлые волосы, такие длинные и пышные. Когда я о ней думаю, я никогда не вижу её живой, а всегда вижу её голову с развевающимися волосами на пике, а вокруг пляшут и кричат эти ужасные люди!
Девочки решили рассказать о своём плане мистеру Сент-Джону, а пока пусть книги останутся на чердаке.
– Ну а теперь рассказывай, – сказала Сара. – Как у тебя идёт французский?
– Гораздо лучше с тех пор, как ты мне объяснила спряжение. На следующее утро я так хорошо отвечала, что мисс Минчин даже удивилась.
Сара рассмеялась и крепче обхватила руками колени.
– Она и на Лотти дивится – как это она не делает ошибок в арифметике, – сказала Сара. – А дело в том, что она приходит ко мне, и я ей помогаю.
Сара окинула свою унылую комнату взглядом.
– А знаешь, мой чердак мог бы быть очень уютным, – воскликнула она со смехом, – если б только не был таким безобразным! Здесь хорошо мечтается.
Сказать по правде, Эрменгарда ничего не знала о том, как тяжко живётся теперь Саре; ей не хватало воображения, чтобы представить это самой. В те редкие вечера, когда ей удавалось пробраться к Саре, она с восторгом слушала её рассказы и сказки, а об остальном и не задумывалась. Эти встречи казались Эрменгарде настоящими приключениями; и хотя иногда Сара бывала бледна и, несомненно, очень похудела, гордость не позволяла ей жаловаться. Она никогда не признавалась, что порой, как это было сегодня, её мучит голод. Сара быстро росла; много ходила и бегала; даже если б она ела хорошо и регулярно, у неё всё равно был бы завидный аппетит, теперь же ей приходилось довольствоваться скудной и безвкусной едой, которую давала ей кухарка, когда той заблагорассудится. Сара уже привыкла к тому, что у неё вечно сосёт под ложечкой от голода.
«Должно быть, солдаты чувствуют себя так же во время долгого и утомительного перехода», – нередко говорила она себе. Ей нравилось думать о «долгом и утомительном переходе». Она чувствовала себя чуть ли не солдатом.
А ещё ей нравилось чувствовать себя хозяйкой у себя на чердаке.
«Если б я жила в замке, – думала она, – а Эрменгарда была бы владелицей другого замка, она приехала бы ко мне в гости с развевающимися знамёнами. Заслышав звуки рога у подъёмного моста, я бы спустилась ей навстречу, велела бы приготовить в зале роскошное угощение и пригласила бы музыкантов, чтобы развлечь её музыкой и пением. Когда она приходит ко мне на чердак, я не могу задать ей пира, я могу только рассказывать ей занятные истории и скрывать свои неприятности. Так, верно, поступали бедные владелицы замков, когда их земли были истощены войной и грабежами».
Гордая и мужественная владелица замка, Сара щедро дарила единственное, чем обладала, – свои мечты и фантазии, которые были ей радостью и утешением.
Они сидели друг против друга на кровати; Эрменгарда и не подозревала, что Сара страшно устала и боится, что, оставшись одна, не сможет заснуть от голода. Саре казалось, что никогда раньше ей так не хотелось есть.
– Как бы я хотела быть такой же тоненькой, как ты, Сара, – вдруг сказала Эрменгарда. – По-моему, ты ещё похудела за последнее время. Глаза у тебя теперь стали такие огромные. Посмотри, какой у тебя острый локоть!
Сара одёрнула поднявшийся рукав.
– Я всегда была худой, – бодро сказала она, – а глаза у меня всегда были большие, да к тому же зелёные.
– Мне твои глаза нравятся, они такие необычные, – призналась Эрменгарда, глядя на подругу с любовью и восхищением. – Они как будто всегда смотрят вдаль. Мне они ужасно нравятся. Мне ужасно нравится, что они у тебя зелёные, хотя они почти всегда кажутся чёрными.
– У меня глаза кошачьи, – сказала Сара со смехом, – но в темноте я не вижу. Я пробовала, но у меня ничего не вышло. А жаль!
В эту минуту возле слухового окна мелькнула какая-то тень, но ни Сара, ни Эрменгарда её не заметили. Если б они обернулись и взглянули в окно, они бы удивились, увидев, что в комнату осторожно заглянуло тёмное лицо, – заглянуло и тотчас бесшумно исчезло. Впрочем, не вовсе бесшумно. Сара, у которой был острый слух, вдруг повернула голову и посмотрела на крышу.
– Что это? – сказала она. – На Мельхиседека не похоже, коготков не слышно.
– О чём ты? – удивилась Эрменгарда.
– Ты ничего не слышала? – спросила Сара.
– Н‐нет… А ты слышала?
– Может быть, я ошиблась, – сказала Сара, – но мне послышался какой-то шум на крыше, словно по ней что-то тихо волокли.
– Что бы это могло быть? – сказала Эрменгарда. – Уж не воры ли?
– Нет, – бодро произнесла Сара. – Здесь нечего красть…
Но она не успела договорить. Теперь обе услышали шум, только не на крыше, а на лестнице внизу. Оттуда доносился разгневанный голос мисс Минчин. Сара спрыгнула с кровати и задула свечу.
– Она Бекки ругает, – прошептала она в темноте. – До слёз её довела.
– А вдруг она сюда придёт? – в ужасе шепнула Эрменгарда.
– Не придёт. Она думает, что я сплю. Не шевелись.
Мисс Минчин очень редко поднималась по лестнице до самого верха. Сара помнила только один такой случай. Но теперь мисс Минчин пришла в такую ярость, что шла наверх, преследуя бедную Бекки.
– Наглая, бессовестная девчонка! – кричала она. – Кухарка мне сказала, что это уже не в первый раз!
– Это не я, сударыня, – с плачем оправдывалась Бекки. – Я очень была голодна, но только я этого не делала!
– Тюрьма по тебе плачет, – говорила мисс