Врангель - Борис Соколов

Возможно, эта характеристика Слащева навеяна конфликтом с ним. А в тот момент, когда Врангель только-только взял власть, он нашел в Слащеве, командире единственного боеспособного корпуса на полуострове, союзника против слишком «левых», с точки зрения обоих, офицеров Добровольческого корпуса и «казачьего сепаратизма». Вечером 22 марта отбывший на фронт Слащев телеграфировал Врангелю, что считает его положение в Севастополе опасным, и просил разрешения прибыть с бронепоездом и отрядом своих войск для охраны нового главнокомандующего. Врангель ответил, что в охране не нуждается, прибытие войск и бронепоезда считает излишним, а вот самого генерала всегда рад видеть.

Бывший офицер Добровольческой армии В. Дружинин вспоминал:

«В это время генерал Слащев был героем Крыма. Его все боялись и уважали. Только благодаря его самообладанию Крым был спасен от красных и принял тысячи добровольцев и беженцев из Новороссийска, Туапсе и Грузии. Слащев отдавал свои знаменитые, пародии на суворовские, приказы, и все им восхищались. Так, например, по случаю сдачи Перекопа в начале марта 1920 года он написал приказ: „Кто отдавал приказание сдать Перекоп? Перекоп завтра взять! Слащев“.

Его приказы были злобой дня. Даже барышни и те цитировали его приказы. Генерал Слащев был грозой тыла и любимцем фронта. Где появлялся он, там был обеспечен успех. Многие утверждали, что он ненормальный и только кокаин дает ему энергию. Появлялся он в роскошной казачьей форме…

Перед вечером мы пошли на вокзал по Екатерининской улице, встретили нашу хозяйственную часть, которая следовала по железной дороге. На трамвайных столбах мы увидели трех повешенных… Один офицер и два солдата. Повешены они были в форме. У каждого из них в руках был лист бумаги, на котором синим карандашом было написано: „За грабеж мирного населения. Слащев“. Толпа собиралась около этих повешенных. Некоторые одобряли Слащева:

— Жестоко, но зато показательней.

Другие упрекали Слащева, говоря, что это действует на молодое поколение. Эти трупы висели три дня. Слащев не церемонился. В это время в Крыму было одно наказание — через повешение. Оно вполне понятно. Из Новороссийска прибыла деморализованная толпа, которую нужно было сразу заставить опомниться. Боязнь смерти веяла над всеми, и поэтому точно исполняли приказы Слащева».

Слащев наводил порядок в тылу не менее беспощадно, чем Врангель.

Слащев прибыл в Севастополь 24 марта. На Врангеля он произвел неприятное впечатление. Тот писал в мемуарах: «После нашего последнего свидания он еще более осунулся и обрюзг. Его фантастический костюм, громкий нервный смех и беспорядочный отрывистый разговор производили тягостное впечатление. Я выразил ему восхищение перед выполненной им трудной задачей по удержанию Крыма и высказал уверенность, что под защитой его войск я буду иметь возможность привести армию в порядок и наладить тыл. Затем я ознакомил его с последними решениями Военного совета. Генерал Слащев ответил, что с решением совета он полностью согласен, и просил верить, что его части выполнят свой долг. Он имел основание ожидать в ближайшие дни наступления противника. Я вкратце ознакомил его с намечаемой операцией по овладению выходами из Крыма… Он считал необходимым в ближайшие же дни широко оповестить войска и население о взглядах нового Главнокомандующего на вопросы внутренней и внешней политики.

Неопределенная за последнее время, неустойчивая политика генерала Деникина, в связи с широко развившейся пропагандой враждебных нашему делу групп, окончательно сбила с толку всех. Необходимо было ясно и определенно дать ответ на наиболее жгучие вопросы, вырвать из рук наших врагов козыри их политической игры. Без этого нам не вдохнуть в войска утерянную веру в правоту нашего дела и не вернуть доверия населения. С этим нельзя было не согласиться.

Тут же генерал Слащев стал жаловаться на „левизну“ начальника штаба и его ближайших помощников, на несоответствие целого ряда старших начальников добровольческих частей, которые якобы „совсем ненадежны“, что его корпус, во главе с ним самим, единственно верные мне части и что он имеет сведения о том, что в Севастополе старшие чины Добровольческого корпуса „подготавливают переворот“, чем и вызвана была его телеграмма накануне. Я поспешил прекратить разговор, предложив генералу Слащеву съехать со мной на берег, чтобы повидать прибывших с ним людей его конвоя.

На Нахимовской площади был выстроен полуэскадрон. Я поздоровался с людьми, благодарил их за славную службу и объявил, что в ознаменование заслуг славных войск, отстоявших последнюю пядь родной земли, произвожу их начальника генерала Слащева в генерал-лейтенанты, а его начальника штаба в генерал-майоры. Генерал Слащев отбыл на фронт».

Пожалование Слащеву генерал-лейтенантского чина было не только наградой за героическую оборону Крыма, но и своеобразной платой за поддержку кандидатуры Врангеля, тогда как генералы-«добровольцы» пытались сохранить у власти Деникина. Но их идиллия длилась недолго. Очень скоро стало проявляться своеволие Слащева, у них с Врангелем появились разногласия по вопросам стратегии и политики. Главное же, Петр Николаевич опасался популярности Слащева в войсках, его честолюбивых амбиций некоронованного властителя Крыма, каким Яков Александрович фактически был в период панического отступления белых армий на Северном Кавказе, а также его неуравновешенности и злоупотребления спиртным и кокаином. Врангель тоже недолюбливал добровольцев и «левых», но прекрасно понимал, что сейчас для борьбы годится любой союзник, а уж тем более закаленные в боях ветераны Белого движения. Петр Николаевич был неплохим дипломатом и умел скрывать свои чувства и истинные взгляды. Так, он оставил начальником штаба генерала Махрова и генерал-квартирмейстерами полковников Коновалова и Дормана. Хотя многие во врангелевском окружении подозревали этих троих в «либерализме», Петр Николаевич ценил их как дельных, опытных работников.

Но Слащев не успокоился. 5 апреля 1920 года он подал Врангелю рапорт-донос на генералов — участников Военного совета:

«Секретно в собственные руки.

Главнокомандующему Вооруженными Силами на Юге России.

I. Мне известно, что многочисленные штабы бывшего главнокомандующего и командвойска не вполне уясняют себе сложность переживаемого времени, не понимают современного курса политики и условий новой работы. Замечается перегруженность канцелярий, многочисленность проектов, комиссий, предположений о ломке всего того, что, может быть, и худо, но способствовало удержанию Крыма (внешне и внутренне).