Современная повесть ГДР - Вернер Гайдучек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она же дура, шепнул я ему на ухо, дура и продажная стерва. Не поддавайся!
Он никак не среагировал на мое предупреждение, и я видел, что он раздевал эту крошку своим взглядом. Она потерла длинные ноги одна о другую, у Б. В. перехватило дыхание.
Тебя же привлекут к ответственности за совращение малолетних, крикнул я ему в отчаянии.
А почему я не могу делать то, что можно этому толстяку Хеннеру, пробормотал Б. В., не отрывая от нее глаз. Его пальцы уже коснулись завязок, на которых держались ее трусики.
У тебя что — мозгов нет? — прокричал я ему. Вспомни Гизелу: что из всего этого вышло!
Последний призыв возымел наконец свое действие. Пристыженный, Б. В. вернулся ко мне, и мы вошли в дом безгрешными.
Так вот зачем ее принесло? — думал я со злостью. За кого же меня, собственно, принимают?.. Я решил просветить Хеннера насчет неприкрытых поползновений его возлюбленной. Но тот после обеда впал в такую апатию, что мое сообщение едва ли дошло до него и уж тем более никак не обеспокоило.
Я остался дома и стал придумывать повод, чтобы опять улизнуть от компании.
ХЕННЕРКак-то неожиданно каждый из нас оказался в усадьбе предоставлен самому себе. Я не рискнул бы назвать причину внезапно наступившего общего транса — просто он охватил нас, вот и все. Герд вообще куда-то смотался, а Дитер избегал встречаться со мной. Рени занималась своими тряпками. Если я и мог с кем-то обмолвиться словом, то только с Анной, но у нее хватало забот по хозяйству.
Я присел на скамейку у ворот. Жара была невыносимой. Только я решил перебраться под тень каштана, как неожиданно во дворе появилась Марга и уселась рядом со мной.
— Тут ужасная жара, — заметил я. — Просто мочи нет. Ты не выдержишь.
— Ты давно развелся? — спросила она.
Я готов был говорить с ней на любую тему, только не на эту. Воспоминания о моей… Я сидел как на угольях, осужденный на этот разговор. С каким удовольствием я бы улизнул отсюда! Все мои желания свелись к одному — уйти в тень под каштаном.
— А дети?
— Мы встречаемся по выходным…
— Типичный пример кризиса середины жизни, «midlife crisis», — усмехнулась Марга.
Она оглядела меня, точно врач пациента. Если бы я мог, я влепил бы ей пощечину.
— А почему ты не пошел дальше своей жалкой преподавательской кафедры? Дитер говорит, ты был самым умным среди них.
Я знал, что она лжет. Дитер скорее дал бы вырвать себе язык, чем произнес бы такие слова обо мне. Солнце стояло в зените, я был насквозь мокрым и стремился лишь перебраться куда-нибудь в холодок. Кстати, куда же запропастились остальные?
— Жара полезна, — заявила Марга, вытянув ноги и приподняв юбку. На ее толстых бедрах были видны ямки среди отложений жира.
— Не знаешь, где сейчас остальные?
— Что — поискать?
— Зачем? Я могла бы предложить занятие поинтереснее…
Это была уже не болтовня, это был переход в лобовую атаку, возмездие Дитеру. Короче, смена лошадей на марше или скрипок в квартете. Ей надо было доказать, что она может обойтись и без него, а мне отводилась роль реквизита в этом спектакле.
— Ты была права, суп и в самом деле дрянь… — Я бегом ринулся к уборной и забаррикадировался там наглухо.
— Может, тебе бумажки принести? — с издевкой крикнула Марга мне вслед. Я просто диву давался, как она умеет держать себя в руках.
АННАПередышка…
Я сидела на кухне, курила и благодарно втягивала в себя вместе с дымком сигареты воцарившуюся в доме тишину. Когда я подняла голову, то увидела знакомое лицо старухи в черном платке, прижавшееся к стеклу окна с той стороны. Ее потухший взгляд был устремлен прямо на меня. Когда я взглянула в окно еще раз, там никого не было.
Я подбежала к окну, распахнула створки — двор точно вымер. На лестнице послышались усталые шаги Герда. Стукнула дверь, ведущая в его комнату. Потом все опять стихло. Несмотря на жару, меня бил озноб. Я пошла в комнату Герда. В непроветренном помещении было душно. Герд сидел за столом, опустив голову.
— Что, плохо?
— Пройдет…
— Или ты разочарован?
— Даже клоун не может смеяться без передышки… Хорошо, что ты пришла. Побудь со мной.
Около стола стояла непочатая бутылка. Я поставила ее перед ним: может, полегчает? Он отодвинул ее в сторону. Я положила руку на его горячий затылок. Он склонил голову, как на плахе. Может, это было ловушкой? Действия сраженного противника непредсказуемы. Я хотела убрать руку, но он удержал ее. Потом прижался ко мне головой.
Сверху спускался по тонкой нити паук — он оборудовал себе сеть в щели между кирпичной кладкой и незаштукатуренным дверным проемом. Через окно был виден двор: вымершие руины, замаскированные под стройплощадку.
Взгляд Герда, казалось, пронизывал меня насквозь. Или опять мое тело начало растворяться? Вот это был бы подходящий выход. Бестелесных нельзя свалить наземь, и никто не заставит их обнажать свою сущность. Я приготовилась к обычному акту насилия: по логике вещей мы должны делать то-то и то-то, так-то и так-то… Я расслабилась, уже заранее готовясь подчиниться, прежде чем окажусь в «замке». Кожа на затылке покрылась мурашками еще прежде, чем ее коснулось дыхание Герда. Но самого ужасного не произошло. Вместо мертвой хватки были слова.
— Иллюзии кончились, — сказал Герд. — И глупо этого не видеть.
Он никогда не совершал опрометчивых поступков, отчего меня просто тошнило и во мне гибли все непосредственные движения души. Я была готова отразить любое нападение, но только не этот вопрос:
— Что же теперь делать?
Я не могла понять, почему именно от меня он ожидал ответа, который искал и не мог найти. Более тридцати лет я служила ему совсем для другой цели.
Снизу донеслись крики, но Герд, казалось, их не слышал.
— Дублеру клоуна пора на манеж, — сказала я. — А может, ты сумеешь заснуть?
Я понимала бессмысленность своего совета, но лучшего предложить не могла.
Внизу, на кухне, стоял Дитер.
— Каков следующий пункт программы?
В самом деле, что же теперь делать? — стучало у меня в висках.
— Прогулка! — объявила я. И рассказала, как наверху, в приграничном лесу, мы нашли когда-то женскую туфлю.
Дитер поморщился.
— Ботаника… — проворчал он. — При такой-то жаре…
Совершенно неожиданно мою идею поддержала Марга.
— Если тебе лень сделать три шага, мы пойдем одни. — Она обняла Рени и объявила: — И вообще нам мужчины ни к чему, правда?
Как видно, в группах по интересам произошли изменения, которые я заметила только теперь. Рени смущенно хихикнула. Со двора на кухню вошел Хеннер.
— Турпоход! — провозгласил Дитер.
— Только сперва переодеться! — скомандовала Марга.
Они с грохотом двинулись вверх. Бедный Герд, подумала я.
Он спустился по лестнице — молча, белый как мел.
— Ты уходишь?
— Мне надо в деревню. Сегодня привезут цемент.
Опять отговорка? Герд ушел усталый, опустошенный. Мне хотелось приласкать его, но я стояла, точно пригвожденная к полу.
Гости спустились шумной гурьбой. Марга напевала: «В горах, когда роса…» Они с Рени держались за руки.
Во дворе я увидела Гизелу.
— Ну как кабан — понравился?.. Я просто жаровню хочу забрать.
— Спасибо, — ответила я. Ее приход вызвал у меня недоумение: чего ей нужно на самом деле?
Жаровня отмачивалась, ее надо было еще помыть.
— Идите, — сказала я Марге. — Держитесь все время той стороны ручья, я вас скоро догоню.
Герд сел в машину и прихватил с собой Гизелу. Я поспешила, чтобы успеть за гостями. За садом, на краю дороги, сидел Хеннер.
— Я тебя дожидался, а то мы так никогда не поговорим…
ГЕРДЯ хотел поскорее исчезнуть, чтобы только не делать хорошей мины при плохой игре и никого больше не видеть. Я истосковался по покою. И тут — на тебе! — появляется эта Гизела, строит мне глазки, облизывает пересохшие губы. Б. В. в отлучке, говорю я себе и направляюсь мимо нее. Она преграждает дорогу:
— Прихвати, если едешь в деревню! Я просто приходила за жаровней…
Пока мы ехали через поле, она не проронила ни слова. Только когда перед въездом на шоссе я даю сигнал левого поворота, она тянет руку к щитку приборов и переключает сигнал на правый поворот.
— К Вишневой горе — в другую сторону…
И это уже не просьба, это требование, приказ!
Я вижу, как ветровое стекло заваливается набок — сначала медленно-медленно, потом переворачивается, вертится как бешеное… Это обойдется недешево, слышу я каменщика. А что ты, собственно, собираешься строить? — осведомляется Вицлебен. Ребайн ухмыляется: тебе придется еще платить и платить. Здесь, по-моему, не совсем уютно, хихикает Гизела, длинные ноги Рени торчат, как концы пружин из изъеденной молью кушетки, фотокамера с коричневыми сосками нацеливается на меня, машина останавливается, хлопает дверь, я слышу хриплый крик — это мой голос, мне странно его слышать, и я остаюсь один. Я даю газ. Я вижу дорогу, которая пожирает меня, втягивая в свое чрево, — нескончаемая утроба.