Том 4. Алые паруса. Романы - Александр Грин

— Музунгу, это дорога в Джуджу. Лес Джуджу. Вон там.

Гент понял, в чем дело. Он не раз слышал о священных рощах, наполненных памятниками умершим. Эти памятники состоят обыкновенно из куч различных вещей, камней, а иногда просто из столбов, обвешанных тряпками. Самое же слово «Джуджа» — означает посвящение таинственной силе, властвующей над жизнью и смертью, — родственное понятию древних о Реке-судьбе.

Суеверие делало лес Джуджу неприкосновенным. Сюда могли входить только короли, колдуны и родственники умерших. Остальным под страхом смерти запрещалось переступать границу леса.

— А, Джуджу, — сказал Гент. — Ну что же, он нам бесполезен, Цаупере; идем к берегу делать плот.

Внезапная мысль остановила его.

— Постой. — Он не знал, как Цаупере относится к Джуджу. — Пойдем в священный лес. Ты не боишься?

— О, этот Джуджу — чужой, — наивно ответил дикарь; он боялся только своих племенных духов.

Они пошли по тропе и углубились в прохладный полумрак. Тропинка пересекалась другими тропинками, ветви сплетались над головой, образуя глухие коридоры листвы. Гент шел осторожно, осматриваясь; быть замеченным здесь — значило вызвать ряд опасностей, но, на его счастье, они никого не встретили.

Сначала попадались бедные Джуджу — кучи черепков под навесом на хворосте, пучки стрел, кучи циновок и костей, но затем тропинка, расширяясь, привела к небольшой лужайке, где стоял внушительный навес, поддерживаемый шестами. Под ним лежало два слоновых клыка, горшки, оружие, несколько цветных тряпок, штук двадцать медных браслетов, а на вершине кучи стояло именно то, что искал Гент, то есть пирога. Она была длинна, широка посредине, без скамеек, с высоко загнутой кормой и носом. Тут же стояло несколько длинных весел с лопастями на обоих концах; ими гребли стоя. Пирога была сделана из плотной легкой коры, сшитой сухими жилами; осмотрев ее, Гент убедился, что на ней можно плыть хоть сейчас.

Предстояло, следовательно, ограбить Джуджу.

Цаупере несмело коснулся пироги, но решительные движения охотника заразили его отвагой. Они не мешкая взвалили пирогу на плечи и после нескольких остановок, запыхавшиеся, но довольные, спустили ее на воду. Она оказалась немного верткой, но устойчивой и могла выдержать четырех человек.

— Садись, музунгу, — сказал негр, перенося в пирогу всю поклажу, спрятанную среди кустов на время поисков лодки. — Цаупере будет править. Вода хороша, идет скоро.

Берег, от которого они отправлялись, был крут, и быстрое течение реки стремительно понесло лодку; без весел она пошла со скоростью быстро шагающего человека. Все шло до сих пор удачно, лишь мысль о еде несколько беспокоила Гента: запас проса и сухарей, взятый им, подходил к концу. На сегодня еще хватило бы, но следующий день требовал размышления. Впрочем, он надеялся за сутки быть далеко от владений и протекторатов Мирамбо, так что не исключалась возможность войти в сношения с жителями попутных селений.

Цаупере, стоя позади Гента, ловко вертел веслом, ударяя то с правой, то с левой стороны пироги. Вид реки был дик и прекрасен.

Сверкающая вода, металлическая, темная у далекого берега и ясная вблизи, отражала рассеянные по течению лесные острова. Они казались зелеными зданиями причудливых форм. Там блестели яркие цветы. Вглядевшись в поверхность реки, глаз различал множество лазурных оттенков, полных обаяния. Лес ближнего берега свешивался над струями, образуя тенистый коридор, где изредка блестели солнечные пятна. Речка тянулась крутыми поворотами и зигзагами, поэтому плывущий видел впереди как бы большое озеро, а сзади и по сторонам стоял лес. В отдалении, благодаря блеску воды и миражам радужного тумана, лес терял натуральный зеленый цвет, сияя розовой и голубой окраской; отдельные деревья с пышными перистыми вершинами стояли подобно прозрачным теням. Иногда лес сменялся тростниковыми зарослями, скрывающими озера и болота; там кружилось множество водяных птиц, а река почти до середины течения была скрыта гниющими растениями. Встречались скалистые возвышения, отвесно спускавшиеся к воде; косые или горизонтальные полосы горных пород расцвечивали их поверхность бурыми, желтыми, черными и красно-коричневыми оттенками.

Цаупере, видимо, чувствовал себя хорошо, так как начал тихо, монотонно слагать песню. Гент не понимал его языка, но, перелагая песню на язык своих впечатлений, получил приблизительно следующее:

Оиоиои — иу!Ай, ае, ае, ае, ау.Река широка, широка;Вода глубока, глубока;Лодка легка, легка.Оиоиои — иу;Так далеко, далеко плыть;Так светло, так неясно жить:Все видеть, все видя — любить.Оиоиои — иу;Вьется река, как змея;Душа спокойна моя;Длинным веслом правлю я.

Но если бы Гент знал, что пел Цаупере (пел он вот что:

Мы украли пирогу, ио-иу.Ловко украли пирогу,белый музунгу не боится мертвых.Мы плывем; Цаупере хочет есть,ио-иу, очень хочет кушать;когда он поет, ему не так хочется мяса и молока.Ио-иу. Воды много кругом;все видно, нет змей и колючек,а теперь надо держать ближе к берегу),

то он, вероятно, вспомнил бы пересказ гейневского стихотворения:

На берегах Ганга живут стройные, красивые люди,они сплетают венки из цветов лотосаи говорят о священных книгах;а в суровой Лапландии вокруг костров,среди ледяных глыб, сидят на корточкахмаленькие мохнатые дикари,жарят рыбу и кричат и визжат.

XIV. Король Н. Комбе

Первые два дня плавания прошли без особых приключений, если не считать встречи со стадом гиппопотамов, которые едва не перевернули пирогу. Гент отогнал их выстрелами, старый гиппопотам, плывший невдалеке, пришел в бешенство и, приподнявшись из воды, схватил уже зубами борт зыбкого судна, но нерастерявшийся Гент поразил его в глаз разрывной пулей. Гиппопотам грузно отвалился и скрылся под водой; скоро его труп всплыл ниже по течению.

Ночью путешественники приставали к берегу, где спали по очереди у костра. Утром третьего дня показались крутые пороги; вода кипела в них, кидаясь на черные камни белой пеной; от ударов волн летели брызги. Гент издалека заметил эти пороги; он, конечно, не мог рисковать единственной своей лодкой и поэтому велел Цаупере пристать к левому берегу, рассчитывая на руках пронести пирогу так далеко, чтобы миновать опасное место.

Береговая почва, где они шли, была неровна и заросла таким обилием ползучих растений, что Гент промучился часа два, пока миновал пороги.

Он и Цаупере обливались потом; не без труда спустив лодку на воду, так как здесь была вязкая отмель, поросшая высокой травой, Гент, обернувшись, застыл в немом изумлении.

Недалеко от них на корточках, полукругом сидело шесть дикарей с безумно вытаращенными глазами. Седьмой стоял сзади, судорожно сжимая руками копье, в позе готовности мгновенно исчезнуть при первом признаке опасности. По-видимому, они наткнулись на сцену спуска лодки случайно и так растерялись, что ошалели. Гент тоже недоумевал, как поступить, но показалось ему, что дикари настроены не враждебно. Веря инстинкту негров, он спросил Цаупере:

— Ты что думаешь?

Дикарь, закатив глаза, подошел к одному из сидевших, который тотчас вскочил. Цаупере дружески похлопал его по животу. Приветствуемый ответил тем же. Тогда Цаупере изобразил сложную мимическую сцену, кривляясь, перегибаясь и размахивая руками так, что Гент опасался за целость его членов. Он ничего не понимал, но туземец, видимо, понял, так как показал рукой в сторону, начал топтаться на месте и прибавил еще какие-то жесты. В это время соплеменники его толпились вокруг Гента, рассматривая белого со всех сторон, восклицая и хватая друг друга за пальцы.

Цаупере сказал:

— Музунгу, они не хотят нам зла. Они никогда не видели белого человека и просят тебя идти к ним в деревню — невдалеке, на горе. Ты там продашь им что хочешь, а они обещаются угостить и снабдить провизией.

Гент подумал, что предложение это могло маскировать какой-нибудь предательский замысел, но, тщательно присмотревшись к дикарям, уверился в их изумлении. Они до сих пор не выказали ничего враждебного и подозрительного. К тому же у него были два ружья, третье — у Цаупере, и все путешествие в целом составляло сплошной риск. Поэтому он решил посетить деревню.

Он наклонил голову, выражая согласие; тотчас раздался шумный крик радости.

Махая копьями, дикари окружили Гента; он, хлопнув одного из них по плечу, показал на пирогу. Туземцы, поняв, чего хочет белый, вытащили пирогу, спрятав ее среди кустов, и шествие тронулось узким лугом, извивавшимся подобно реке среди леса. Дикари шли по сторонам двумя группами, болтая и объясняясь с Цаупере жестами. Они, видимо, понимали друг друга, но Гент чувствовал себя преглупо.