Ельцин и его генералы - Виктор Баранец

Тирасполь. Генерал Александр Лебедь был кумиром не только своей 14-й, но и всей Российской армии.

Июль 1996 года. Президент Борис Ельцин в своей загородной резиденции проводит рабочую встречу с секретарем Совета безопасности РФ Александром Лебедем.

Осень 1996 года. Секретарь Совета безопасности генерал Александр Лебедь посетил военно-морскую базу в Балтийске.

Александр Лебедь с женой Инной.

Май 1989 года. Кремль. Командующий войсками Закавказского военного округа генерал-полковник Игорь Родионов дает объяснения Съезду народных депутатов СССР в связи с трагическими событиями в Тбилиси.

Первая пресс-конференция генерал-полковника И. Родионова в качестве министра обороны.

Поздняя осень 1996 года. Владивосток. Генерал армии И. Родионов в одной из своих первых поездок в войска в качестве министра обороны РФ.

Октябрь 1996 года. Таджикистан. Министр обороны РФ И. Родионов на таджикско-афганской границе в мотострелковом батальоне 201-й дивизии, который блокирует один из караванных путей наркомафии.

Октябрь 1996 года. Таджикистан. Министр обороны РФ генерал армии Игорь Родионов и члены военной делегации МО РФ на молебне в полковой церкви 201-й дивизии Коллективных миротворческих сил.

Министр обороны РФ И. Родионов и министр обороны Украины А. Кузьмук после переговоров провели брифинг в Минобороны России.

Октябрь 1996 года. Индия. И. Родионов беседует с индийским министром обороны перед подписанием соглашения о военно-техническом сотрудничестве Двух стран.

9 мая 1997 года. Президент Ельцин пожимает руку министру обороны И. Родионову перед началом военного парада на Красной площади.

22 мая 1997 года. Внутренний дворик Министерства обороны. Президента России у «крыльца» встречает министр обороны РФ Игорь Родионов.

Медведев заявил вдруг, что «президент хочет проанализировать, как Лебедь выполняет его поручение по наведению порядка в 14-й армии и восстановлению нормальной жизни в Приднестровском регионе».

Полная нелепость. Верховный главнокомандующий «поручает» подчиненному командарму делать то, что он по роду служебных обязанностей должен делать ежечасно. Тем более армия считалась одной из лучших…

Ельцин все еще «изучал вопрос». А Лебедь, как бы желая помочь ему, говорил: «У него много забот, и он не всегда имеет возможность вникнуть в суть той или иной проблемы. И вот возникает ощущение, что этим пользуются проходимцы в его окружении, которые часто подставляют Верховного главнокомандующего, толкают его на принятие непродуманных решений, за последствия которых потом отдувается народ и страна в целом, подрывается международный авторитет России…»

Когда я видел командарма летом 1995 года в приемной начальника Генштаба, у меня сложилось впечатление, что Лебедь был уверен: его из армии не уволят.

Буквально перед отъездом в Москву старик в Тирасполе просил генерала:

— Александр Иванович, не бросай нас на произвол судьбы!

— Успокойся отец, я никуда отсюда не уйду, — ответил командарм.

И все-таки ушел.

Вынудили уйти.

В конце июня 1995 года из Тирасполя в Генштаб возвратился мой сослуживец. Первый разговор — о Лебеде. Тогда я и узнал, что находившийся в войсках 14-й армии министр обороны даже не посчитал необходимым встретиться с бывшим командармом, хотя проезжал на машине в десяти метрах от общежития, где Лебедь паковал чемоданы перед отъездом в Москву. Словно и не было более 20 лет совместной службы, из которых больше половины — плечом к плечу. Журналисты спросили у Грачева:

— Не собираетесь ли вы повидаться с Александром Ивановичем?

— А кто это такой? — ответил министр и засмеялся, словно произнес нечто остроумное.

Тогда же Грачев многозначительно намекнул журналистам, будто бы у него есть документы, подтверждающие, что в штабе 14-й армии «замышлялось недоброе».

Кто-то подсунул министру сумасбродную «дезу», связанную вот с чем. В свое время к командующему армией наведывался депутат Николай Травкин с тремя влиятельными казачьими атаманами. Во время встречи якобы прорабатывался «план переворота». Суть его — Лебедь увольняется из армии, прибывает в Ростов и там объявляет о создании независимой Северокавказской республики. Не мешкая, отправляет свое войско на Москву, захватывает Кремль, где и объявляет себя «самодержцем всея Руси»…

В России особенно талантливо сочиняют сказки и компромат.

Лебедь так прокомментировал намеки Грачева:

— Я хорошо осведомлен об этом «деле», но у меня слабые познания в области психиатрии, поэтому тут нужен специалист из больницы имени Кащенко…

Новый командующий армией тоже не упустил случая, чтобы насолить строптивому предшественнику: еще до отъезда Лебедя из Тирасполя у него отобрали служебный автомобиль, охрану и даже отключили телефон. Офицеры штаба армии решили действовать в пику: они отдали в распоряжение Лебедя несколько собственных машин, сами были охранниками, посыльными и грузчиками.

Когда Лебедя уволили, многие газеты пестрели одинаковыми заголовками: «Генерал Лебедь уходит в большую политику», «Генерал Лебедь выходит на политическую арену».

Сам же генерал сказал так:

— В политику меня не просто привели — загнали!

И это страшный синдром. Когда генералы, отбросив свои танки и пушки, оттесняя политиков, вступают в политические дискуссии, рвутся в парламент, стремятся занять высокие кресла на Олимпе государственной власти, значит, страна серьезно больна. Не все даже талантливые генералы могут стать талантливыми политиками. Опасно, когда в политику приходят люди, путающие ее с полем общевойскового боя и забывающие брать слово «противник» в кавычки…

И все же де Голли и Пиночеты хоть раз в сто лет, а бывают.

Так, может быть?..

…Уволив генерала из армии, Ельцин автоматически превратил его в политика, а точнее, в опасного политического противника.

Было время, когда я, глядя в простоватое лицо генерала, слыша его ревущий бас и незамысловатый слог, не очень-то верил в глубину его мыслей. Одно время Лебедь казался кем-то вроде Жириновского в погонах. Потом пришло другое понимание Лебедя. Его высказывания были дерзкими и точными. Его мысли о политике и политиках были напрочь лишены трусливой осторожности, «дипломатических генеральских соплей», как однажды скажет сам Александр Иванович.

С некоторых пор комментарии Лебедя, которые он делал в связи с актуальными событиями в стране и армии, стали своеобразным барометром того, что думало большинство военных людей. В противовес Грачеву Лебедь заявлял, что реформами в армии и не пахнет. И мало кто не соглашался с этим. Лебедь говорил, что наша военная верхушка замаралась в воровстве и коррупции. И армия была с ним солидарна. Лебедь негативно отнесся к авантюрному вводу войск в Чечню. Также думали и сотни тысяч людей в погонах.

Однажды мне довелось видеть опросные листы с вопросом: «Кого из военачальников вы считаете самым популярным в армии?» Лебедь стабильно занимал вторую позицию в ответах тысяч военнослужащих. После маршала СССР Георгия Жукова.

Фонд Фридриха Эбберта, один из авторитетных в мире исследовательских социологических центров, провел в 1995 году опрос 650 офицеров Российской армии. По данным фонда, 58 процентов военной элиты России полностью доверяли Лебедю. И только 17 процентов — Грачеву.

Очень многие высокопоставленные военные или политики наверняка были бы польщены такими данными о своей популярности. Я помню, как «Независимая газета» опубликовала в начале 1993 года список 100 самых влиятельных политиков России, в котором Грачев переместился с 13 на 11 место. Как же радовались в аппарате министра! А как реагировал на рост своей популярности Лебедь? В одном из интервью «Аргументам и фактам» (1995. 5 апр.) он говорил:

«Плевать я хотел на всякие рейтинги. Меня это никогда не волновало и не волнует. Я живу и служу так, как считаю нужным».

Лебедь уезжал из Тирасполя под проливным дождем. Многотысячная толпа пришла провожать его. Стоя под зонтом, он басил:

— Я уезжаю не с чувством облегчения. Мне не дали завершить начатое дело. Я покидаю этот регион со смешанным чувством. Я бы давно ушел из грачевской армии, в которой мне нет места, но чувство ответственности не позволяло мне этого сделать. В конце концов, однако, мне все равно пришлось уйти, в связи с чем я испытываю сложное чувство, скорее всего, чувство сожаления о том, что не успел довести начатое дело до конца. При помощи и моих усилий в этом регионе три года держится мир. И это уже хорошо. Но было бы еще лучше, если бы была уверенность в том, что трагедия вооруженного конфликта никогда не повторится.