Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев

Наводничий злился. Подобно многим фоторепортерам, он отчего-то пребывал в полной уверенности, что умеет писать так же хорошо, как снимать. Просто у него нет на это времени. Просто ему это не очень-то интересно, не очень-то нужно…

– Я их, голубчиков, насквозь вижу! Хоть даже Достоевский принес бы им текст, хоть Пушкин, все равно, запятушечку, а вставить надо. Всегда! – Василий выкатил глаза, словно только что вспомнил нечто важное. – А твою заметку, знаешь, почему он не почиркал? Потому что ты написал стихами. Ты хоть знаешь, что то, что ты нафигачил, – это белый стих? Стих без рифмы.

– Ну знаю. А что?

– Ну вот ему и неохота было поправлять. Стих править – это ж целая возня, это ж не проза, нужно слова особенные подбирать. Тебе просто повезло. Поэтому можешь тут не важничать.

– Да я и не важничаю. С чего ты взял?

– Да ладно, извини. Конечно я вижу, что ты не выпендриваешься. Потому что ты понимаешь, что у тебя случайно все так гладко прокатило… А Баринов-то, ха-ха-ха – «Ой, у нас так никто не пишет, ой, как зашибись»… Э-эх! А ты-то ведь даже и не думал специально писать, чтобы это было вот так вот, да? Ты же не старался, чтобы заметка такая получилась. Просто наструячил текстяру, как бог на душу положит, а? Признайся.

– Ну…

Осташов задумался. С одной стороны, он действительно не рассчитывал на восторженную реакцию кого-либо из редакции. Когда он ломал голову над тем, как написать про кремлевских ястребов, его вдохновляли уж точно не мечты о том, что, например, вся редакция «Комсомолки» выстроится и устроит ему овацию. Его вдохновляла сама работа. Просто ему очень хотелось сделать текст как можно лучше. Он изо всех сил старался. Но если человек очень-очень старается, но при этом не мечтает о похвале, то… он же все равно старается? Правильно? И поэтому, с другой стороны, выходит, что… Что выходит? Владимир никак не мог сообразить, как объяснить Василию, в чем тут разница.

– Кстати, он тебе текст еще поправит, хотя бы слово «жопа» уберет, вот увидишь. Странная у нас желтая пресса: почти в каждом номере на картинках – телки с голыми задницами, а слово «жопа» писать стесняются. – Наводничий допил чай. – А знаешь еще, почему Баринову заметка понравилось? Просто ему хрен знает почему понравилась какая-то одна фраза. Причем самая обычная фраза. У меня вот тоже так бывает иногда: читаешь какой-нибудь детектив или еще что-то, и там попадается какое-то предложение, и ты просто тащишься, как оригинально залудил автор, как он суперски это… А фраза-то в принципе обычная такая. Ничего в ней особого нет. Просто она как-то под настроение тебе легла – и все. Через там какое-то время еще раз прочтешь это место, и чешешь репу: чего ради было ахать-охать? Написана фигня какая-то. Написана… ну, может, не совсем фигня, но не гениально – это сто пудов. Кто-то левой ногой за три секунды наклебздонил чушь, а ты обрадовался, как будто десять баксов на дороге нашел, понимаешь? Вот и у тебя так получилось.

– Гм, не знаю… Вообще-то я над этой заметкой долго работал.

– Долго! Долго – не аргумент. Даже – наоборот. Долго – это признак непрофессионализма.

– А я и не говорю, что я – профессионал в журналистике. Вась! О чем ты вообще? Я не понимаю! Чего ты завелся?

– Да я не завелся. Так, разговариваем… Просто, понимаешь, ты… Только не обижайся, Вованище, правда, я по-доброму. Я хочу сказать, ты вот в душе не профессионал. Что ты, что Гришка – два сапога пара. Вы по жизни какие-то маргиналы. Все вам по хрену. Чем бы ни заниматься, лишь бы лентяйничать. И с этой заметкой…

– Опять, блин, заметка!

– Ну чего? Ты этот материал, сам говоришь, мурыжил-мурыжил, пока наконец родил. А профессионал – это когда вот, например, тебе говорят: Вова, иди туда-то, там будет какое-то мероприятие, а утром чтобы уже был готовый текст. А еще лучше – вот как здесь ребята шарашат – сразу же возвращаешься в редакцию, садишься и долбишь текст на сколько надо строк.

– Дождались? – спросил не заметно для друзей подошедший к столику Игорь Баринов. – Вася, слушай, у нас сейчас все фотографы на заданиях, – редактор сел на стул, – один остался, но он стажер, в общем для тебя есть срочная работа. И для тебя Володя – тоже. Вы как, сейчас свободны?

– Смотря, что за тема, – ответил Наводничий.

– Не тема, а персона. Анастасия Лисогорская.

– Дочка олигарха? – Василий плотоядно облизнулся и потянул носом воздух – ни дать ни взять, сибирский медведь-шатун, до ноздрей которого ветер тайги донес запах заблудившегося геолога. – Мы готовы.

– У нее выставка открывается в художественной галерее… э-э… в галерее «F». Неизвестно, почему называется «F», ну и – неважно. Вот, возьми адрес, это где-то рядом с «Менделеевской», – из руки редактора в руку фотографа перекочевал клочок бумаги. – На открытии будут только друзья Насти, никакой прессы она не приглашала. Твои фотки будут эксклюзивными.

– Эксклюзив – мой любимый продукт питания, – сказал Василий. – Я предпочитаю его свежим и без гарнира.

– Вась, – Баринов взял фотографа за локоть. – Я – тоже. Э-э… думаю, ты понимаешь, о чем я, но я все-таки скажу прямым текстом: этот материал сначала должен пройти у меня, и уже только потом – где-то еще. Ты со мной согласен?

– Не делай из меня идиота, это и так понятно. Ты же знаешь, как я отношусь к вашей газете, я вам всегда приношу кадры, которые нигде не проходили. Ну ты чего в самом деле? Игорек, не волнуйся, я тебе говорю: право первой карточки с Настей Лисогорской – за тобой.

Все то время, пока Наводничий расточал клятвы в верности заказчику, на лице этого самого заказчика, однако, отражалось полное неверие ни в одно слово вольного папарацци. Мы оба знаем, что твоя болтовня про отношение к газете – ложь, говорило лицо, но теперь, когда ты вслух пообещал эксклюзив мне, тебе придется сдержать слово.

– А ты про выставку текст напишешь? – переключился редактор с фотографа на Осташова.

– Конечно, напишет, – влез Василий. – Вованище, между прочим, как раз и сам художник. Напишет-напишет. У нее там картины будут?

– Нет, – ответил Баринов. – Какая-то инсталляция.

– Слушай, ты мне еще вот что скажи. Я эту Настю что-то нигде не видел – ни в газетах, ни по телеку. Как она выглядит?

– Я тоже ее в лицо не знаю. Она же не тусовщица, а живет в последнее время вообще где-то в Швейцарии. Или в Лондоне.

– Ладно, на месте разберусь, найду.

– Игорь, а… когда нужно написать эту заметку? – вставил наконец и свой вопрос Владимир.

– Вчера, – сказал редактор и, заметив удивление Осташова, добавил: – Это такая редакционная присказка. Если реально, то завтра утром. Но это крайний срок.

– Да? Честно говоря, я, наверно, не смогу так быстро. Не хочется никого подводить…

– Ну это же очень просто, – сказал Баринов. – Опиши, что представлено на выставке – буквально в двух словах, а главное – сосредоточься на расходах. Я имею в виду, во сколько папенькиной дочке обойдется весь этот каприз? То есть, во-первых, сколько стоило изготовление самой инсталляции. Дальше. Инсталляция будет показываться месяц. Узнай у администрации галереи, сколько стоит снять помещение на это время. Потом, наверняка там будет пышный фуршет – прикинь, на сколько денег потянула выпивка и закуски. И не пиши длинный текст, краткость – сестра таланта.

– И мачеха гонорара, – заметил Наводничий.

– Вася, ты за своего друга не переживай. Я думаю, ему за ястребов будет выписан повышенный гонорар. Хорошие тексты хорошо оцениваются. Так же, между прочим, как иллюстрации. И ты, Вася, это знаешь.

– А мне за карточки ястребов и за Настю Лисогорскую тоже повышенный отвалите?

– Не делай из нас жлобов, это и так понятно. Ты же знаешь, как в редакции относятся к тебе. И я всегда пробиваю у начальства, чтобы тебе за твой эксклюзив платили столько, сколько э-э… редко кто получает.

– А конкретно за эти материалы – гарантируешь?

– Ну ты чего, ей богу, Вась? Когда редакция подводила тебя с оплатой? Я э-э… в шоке. Не волнуйся, сделай от души Настюшу, и гонорар будет – душевный.

– И за ястребов душевно будет? – уточнил Наводничий.

– И за них.

Все то время, пока редактор отдела расточал клятвы в верности фоторепортеру, на лице Василия отражалось полное неверие ни в одно его слово. Мы оба знаем, что это ложь, говорило лицо, но теперь, когда ты вслух пообещал мне повышенную оплату, тебе придется сдержать слово.

– И вот еще что хотел сказать, – обратился Баринов к Владимиру. – Необязательно писать э-э… стихами. Ты же не Бродский, ладно? Ты лучше обычной прозой, но вот в таком стиле, как про ястребов сделал э-э… искрометно, с огоньком. Ну, все. У вас мало времени, открытие выставки, если мне источник не напутал, через полчаса.

– Черт! Можем эти полчаса проторчать в пробке, – сказал Наводничий. – Наверно, лучше на метро.