Вкус яда - Тессония Одетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трис игнорирует вопрос Мирасы.
– Это ты организовала убийство Эдмунда Сноу?
Мираса морщится, когда один из языков пламени облизывает ее ногу, но скрывает свои эмоции за холодной усмешкой.
– Да.
Виноградные лозы сжимаются туже, обвивая ее ноги, шею и живот.
Я понимаю, что дрожу, не в силах отвести взгляд. Торбен кладет руки мне на плечи, не притягивая к себе и не удерживая. Просто… дает знать, что он рядом. Предлагает свою поддержку.
Трис медленно поворачивается ко мне лицом. Когда она встречается со мной взглядом, на долю секунды самообладание покидает ее, она поджимает губы.
– Мне жаль, – шепчет она сквозь треск пламени.
Сначала я думаю, что она извиняется за то, как несправедливо обошлась со мной. Но после я вижу, как королева сжимает руку, будто обхватывает невидимый шар. Вполне осознанно она отдергивает руку назад. Виноградная лоза внутри огненной ловушки повторяет этот жест. Но в то время, как рука королевы так и остается пустой, внутри скрюченных веток лозы пульсирует маленький темный орган. Мираса ахает. Я делаю то же самое, когда замечаю зияющую пустоту в ее груди.
Трис извинялась не за ложные обвинения.
Она просила простить ее за убийство моей матери.
Переведя взгляд на королеву, я едва заметно киваю ей. Трис медленно поворачивается к Мирасе.
– Он был любовью всей моей жизни.
– Он был грязным…
Я никогда не узнаю, что собиралась сказать моя мать. Да я и не хочу знать.
Ее последние слова обрываются, когда Трис сжимает руку в кулак. Виноградная лоза проделывает то же самое над пустым, злобным сердцем, сдавливает, пока оно не перестает биться.
Глава XLIV
АСТРИД
Дворец Фейрвезер, даже при столь тусклом освещении, вызывает во мне в равной степени ужас и ностальгию. Должно быть, уже за полночь и большая часть обитателей спит. Так же как в ночь, когда умер мой отец и Мэрибет тайком вывела меня из дворца, воспользовавшись служебной лестницей. Трудно вспоминать о таких вещах, когда не знаешь всей правды. Теперь-то я понимаю, что горничная помогла мне сбежать только потому, что Мираса приказала ей это сделать.
Я моргаю, прогоняя внезапный образ наводнения и пламени, который угрожает вторгнуться в мой разум, и сосредотачиваюсь на том, что меня окружает. По обе стороны от меня стоят охранники. Мои шаги отдаются мягким стуком по полу из вишневого дерева. Мой пульс учащается с каждым шагом, который приближает меня к цели.
Не знаю, куда именно меня ведут, но уверена, что там я встречусь со своей мачехой.
С тех пор как я прибыла во дворец несколькими часами ранее, мы обменялись всего-то парой слов. Все, что произошло до этого, будто бы покрыто туманом. Настолько, что я почти не помню, как приехала сюда. Все, что мне известно, – моя мачеха настояла, чтобы мы вернулись во дворец вместе с ней. Келпи унес меня достаточно далеко от поместья Дэвенпорт, так что расстояние до него и до Фейривезер было почти одинаковым. Судя по всему, даже быстрое правосудие королевы требует учета всех формальностей – оформления документов, расследования, переписки с другими членами Совета Альфы. По крайней мере, так мне показалось, когда Трис по прибытии проводила меня в спальню, которая когда-то была моей, и увела с собой Торбена.
Тогда я была слишком измученной, чтобы спорить. Слишком грязной, чтобы отказаться от возможности принять ванну. Но теперь, когда я привела себя в порядок и немного вздремнула (пусть и урывками), я не могу избавиться от мучительного беспокойства, что еще не все кончено. Пусть Трис и нашла настоящего убийцу, это еще не значит, что она перестала ненавидеть меня. В конце концов, Мираса была моей матерью. Она убила отца, потому что он забрал меня у нее.
Еще большее беспокойство вызывает то, что я не видела Торбена с тех пор, как мы приехали во дворец. Он только успел сжать мою руку, дать молчаливое обнадеживающее обещание, прежде чем Трис упомянула о необходимости привести его к Совету Альфы.
У нас не было возможности поговорить, учитывая, насколько опустошенной я себя чувствовала. Я до сих пор не совсем понимаю, как Торбен и Трис нашли меня. Как или почему Трис вообще появилась на поляне.
Охранники ведут меня вниз по лестнице на главный этаж. Оттуда мы направляемся по знакомой тропинке к стеклянным дверям, украшенным цветами вишни. Вход в сад. Охранники останавливаются перед дверями и открывают их.
– Королева скоро примет вас, – сообщает один из них.
Я перевожу взгляд со своих сопровождающих на тенистые сады за их спинами. Уже, должно быть, перевалило за полночь. Почему Трис хочет поговорить со мной здесь?
Собравшись с духом, я ступаю на садовую дорожку. Ночной воздух холодит мою кожу, заставляя пожалеть о том, что я не надела пальто. По прибытии во дворец я переоделась в чистую одежду и приняла столь необходимую ванну. Мне показалось странным надевать наряд, сшитый для принцессы, после того как я провела последние месяцы в бегах, так что я выбрала простую клетчатую юбку и короткий жакет в тон. Вероятно, учитывая поздний час, было бы разумнее надеть ночную рубашку, но что-то подсказывало мне, что я не смогу спокойно выспаться. Пока не узнаю, гостья я или пленница в этом дворце.
Именно этот вопрос звучит в моей голове, когда садовая дорожка приводит меня во внутренний двор, в самом центре которого виднеется чья-то фигура. Королева Трис, закутанная в длинный плащ из розовой парчи, отороченный белым мехом, стоит ко мне спиной. Никогда раньше я не видела ее волосы такими растрепанными. Низко свисающая ежевика, запуталась, а цветы увяли.
Я собираюсь кашлянуть, чтобы объявить о своем прибытии, когда замечаю то, что завладело вниманием королевы. Она стоит перед статуей из розового кварца, и, когда я смотрю на вырезанное улыбающееся лицо фигуры, мне едва удается сдержать рыдания. Это мой отец. Он отличается спокойной уверенностью, а не гордой осанкой или ужасающей грацией, как большинство королевских статуй, которые я видела раньше. На его голове корона, но вместо скипетра или любого другого царственного символа он держит в руках кисть и палитру.
При виде этой статуи мое сердце наполняется смесью боли и радости. Творец, запечатленный в творении. Это… мой отец. Красивый. Добрый. Принимающий. Поразительно, как много он сделал для меня. Он всегда заботился обо мне. Даже когда настаивал, чтобы я подружилась с людьми вместо
