За пригоршню чар - Ким Харрисон

Обеими руками толкая воняющий маслом пластик, я отвела подушку в сторону. Мы еще крутились, меня пронзило ужасом, когда грузовик с Ником врезался во временное заграждение и пролетел на пустую правую полосу. Нашу машину встряхнуло — мы во что-то воткнулись и остановились с костедробительной резкостью.

Дрожа, колотя по подушке, я оттолкнула ее вниз и заморгала во внезапной тишине. Подушка была измазана красным; я посмотрела на руки. Красные. Кровь течет. Из отметин от моих собственных ногтей на ладонях. Я оцепенело глядела на серое небо и черную воду. Так и должны выглядеть руки убийцы.

Ветер с моста гнал на меня жар двигателя. Крошки безопасного стекла засыпали сиденье и меня. Моргая, я выглянула в разбитое лобовое окно. Угол кабины, где сидел Питер, врезался в сваю. С той стороны его не вытащить. Нас отнесло точно на пустую правую полосу — над Питером и перилами, которые тут ремонтировали, я видела острова. Что-то… Что-то сорвало капот синего грузовичка, виден был дымящийся искореженный двигатель. Черт, да его вдавило почти до моего сиденья, как и лобовое стекло.

Кто-то кричал. Захлопали дверцы машин, загомонили люди. Я повернулась к Питеру. Ох, черт.

Я попыталась пошевелиться — нога не двигалась. Успев перепугаться, я все же решила, что она не двигается потому, что застряла, а не потому что сломана. Ногу заклинило между колонкой переключателя и сиденьем. Джинсы ниже колена почернели от влаги. Наверное, где-то там порез. Глаза тупо смотрели на ногу. На голени. Порез на голени.

— Эй! — позвал добравшийся до окна человек. Он цеплялся за пустую раму толстыми пальцами, на одном было обручальное кольцо. — Как вы там?

Да просто в шоколаде!.. Я тупо моргала ему в лицо. Хотела что-то сказать, но губы не шевелились. Вылетел какой-то жуткий звук.

Не двигайтесь. Я вызвал скорую, а вам лучше не шевелиться. — Он глянул на Питера и отвернулся. Слышно было, как его вырвало.

Питер, — прошептала я. В груди жгло, дышать нормально не удавалось, и я дышала мелкими вдохами, силясь отстегнуть ремень. Наконец удалось, и под крики людей, сбегавшихся как муравьи на дохлую гусеницу, я высвободила ногу. Пока еще нигде не болело, но ясно было, что это ненадолго.

Питер, — позвала я опять, трогая его лицо. Глаза у него были закрыты, но он дышал. Из рваной раны над глазом текла кровь. Я отстегнула его ремень, веки у него затрепетали.

Рэйчел? — сказал он, кривясь от боли. — Я еще не мертв?

Нет, солнышко, — ответила я, гладя его по щеке. Порой переход от жизни к смерти происходит в один миг, но не с такими ранами, и не когда солнце еще высоко. Его ждет долгий сон, и только потом он встанет невредимым и жаждущим. Я сумела выдавить улыбку, сняла амулет от боли и надела на него. У меня только в груди болело, а больше я ничего не чувствовала, все онемело и внутри, и снаружи.

Питер был страшно бледен, на коленях у него лужей собиралась кровь.

Все хорошо, — сказала я, окровавленными пальцами поправляя на нем плащ, чтобы не смотреть на его грудь. — Ноги у тебя в полном порядке, и руки тоже. На лбу порез, и грудная клетка очень пострадала. Но через неделю ты поведешь меня танцевать.

Выходи, — прошептал он. — Выбирайся и взорви грузовик. Черт, даже умереть нормально не могу. Не хочу гореть… — Он заплакал, слезы промыли дорожки на окровавленном лице, — Не хочу гореть…

Мне казалось, он не выживет, даже если скорая успеет вовремя.

— И не надо. Я не буду тебя сжигать.

Сейчас меня стошнит. Все к тому идет.

— Я боюсь, — простонал он. Воздух с бульканьем выходил из его залитых кровью легких. Только бы он кашлять не начал…

По осколкам разбитого стекла я придвинулась к Питеру, осторожно притянула к себе исковерканное тело.

Солнце светит, — сказала я, зажмуриваясь от нахлынувших воспоминаний об отце. — Точно как ты хотел. Ты чувствуешь? Уже скоро. Я буду с тобой.

Спасибо, — сказал он пугающе слабым голосом. — Спасибо, что попыталась включить фары. Мне показалось даже, что меня как будто стоит спасать.

У меня горло сдавило.

— Тебя стоит спасать.

Слезы лились у меня по щекам, я нежно-нежно его укачивала. Он дышал с жуткими всхлипами — это говорила сама боль, и меня пронзило состраданием. Он вздрогнул всем телом, я прижала его крепче, хоть и знала, что делаю ему больно. Слезы обжигали мне руку. Вокруг шумели люди, но нас никто не тронет. Мы отделены от них вечностью.

Тело Питера вдруг осознало, что умирает, и с подстегнутой адреналином силой принялось бороться за жизнь. Прижав его голову к груди, я удерживала его в ожидании судорог и зарыдала, когда они принялись сотрясать его, будто вырывая тело у души.

Черт, черт, черт. Со мной это уже было. Почему мне выпало это опять?

Питер затих.

Укачивая его — теперь ради себя, не ради него, — я рыдала так, что становилось больно моим несчастным ребрам. Пусть, пусть бы только это было правильно! Пусть не зря!

Но мне казалось, что все неправильно.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Рэйчел! — крикнул Дженкс; он, оказывается, тут стоял. Руки у него были теплые и чистые, не липкие, как у меня. Подергав дверь, он просунул руку в окно и разблокировал ее. Когда дверь открылась, я отпустила Питера. Поджатой ноге стало вроде как холодно, я на нее глянула и почувствовала, как голова уезжает. На штанине расплывалось мокрое пятно, а по новенькой кроссовке бежал красный ручеек. Может, нога больше пострадала, чем мне казалось.

Питера вытащи, — прошептала я. — Ой. Ой, нет! — Дженкс поволок меня к двери, прочь от Питера. Подхватив меня на руки — я его всего перемазала кровью Питера, — он отнес меня к чистому участку холодной мостовой.

Сидя, — прошептала я, мне было холодно и голова кружилась. — Не клади. И кнопку не нажимай, пока его не вытащишь. Слышишь меня, Дженкс? Вытащи его!

Он кивнул, я спросила:

А где водитель грузовика? — Я вспомнила, что нельзя назвать его Ником.

Там с ним дама в медицинском халате.

С трудом подняв руку, я стащила с шеи амулет гашения инерции, второй из пары, сунула его Дженкеу, а он взамен дал мне пульт для взрыва азотной системы. Я прикрыла его рукой, а Дженкс пнул амулет в ближайший просвет в перилах, уничтожив половину улик страхового мошенничества. Дэвид с ума сошел бы.

— Подождешь нажимать, пока я не вернусь, а? — сказал Дженкс, покосившись на мою сжатую руку.

Не дожидаясь ответа, он бросился к грузовику, зовя пару мужчин из толпы себе в помощь, а надо мной склонилась какая-то женщина.

— Отойдите! — крикнула я, отталкивая ее, и узколицая женщина в фиолетовом халате медика шагнула назад.

Откуда она взялась? Еще даже сирен не слышно.

— Я доктор Линч, — сухо сказала она, покосившись на кровь, которой я измазала ее халат. — Ну, замечательно. Похоже, у меня пациент из категории ГБДВ.

— ГБДВ? — переспросила я, и шлепнула ее по руке — она попыталась уложить меня на спину.

Хмурясь, она убрала руки с моих плеч.

— Головная боль для врача, — объяснила она. — Мне нужно проверить пульс и давление крови, пока вы лежите, а потом можете сидеть хоть до обморока, мне-то что.

Я попыталась разглядеть Дженкса у нее за спиной, но он уже скрылся в кабине грузовичка.

— Ладно, действуйте, — согласилась я.

Она глянулана мою ногу, мокрую почта от колена.

— Здесь прижать сможете?

Я кивнула, чувствуя подступающую тошноту. Больно будет… Задержав дыхание в ожидании боли, я позволила ей взять меня за плечи и положить спиной на асфальт. Согнув колено, я взялась рукой за самое больное место на ноге; разумеется, заболело больше. Пока она развлекалась, я слушала испуганный гомон вокруг и смотрела в темнеющее небо сквозь перекрестье мостовых конструкций, рукой обхватив ребра и стараясь не подать виду, что они болят, — а то она и туда полезет. Вспомнив свой амулет от боли, я понадеялась, что он хоть немного помог Питеру, когда уже ничто ему бы не помогло. А я боль заслужила.

Врач фыркнула и велела мне лежать тихо, когда я повернула голову посмотреть на машины вокруг. На ближайшей полосе стояла черная легковушка с откидным верхом. Ее?

Взвизгнула рвущаяся ткань, ногу вдруг потянули.

Эй! — подскочила я, упираясь ладонью в асфальт. В глазах все посерело от боли, я задержала дыхание на миг и тут же взбесилась — она мне джинсы располосовала аж до колена! — Полсотни баксов, блин! — воскликнула я, и она меня окатила холодным взглядом.

Я так и решила, что это вас поднимет, — сказала она, снова кладя мою окровавленную руку мне на ногу и еще раз измеряя давление и пульс.

Мне было видно, что она живой вампир из хорошего рода, хоть она это по привычке скрывала; я с ней чувствовала себя в безопасности. Работая надо мной, жажду крови она будет тщательно держать в узде. У живых вампиров так принято — дети и раненые священны.