Реквием по любви. Грехи отцов - Людмила Сладкова

«Не надо… умоляю, не надо! Если ты есть, если ты существуешь… услышь меня! В чем они виноваты? Они – все, что у меня есть! Не забирай их у меня! Не оставляй одного! Мне проще самому сдохнуть… проще самому!»

Словно чувствуя его внутренние стенания, Соня крепче стискивала его руку.

Все так же молча, но от этого простого жеста становилось чуточку легче.

Вскоре приехала мама Белоснежки – Елена Сергеевна. Оставив подругу в надежных родительских руках, Андрей наконец получил возможность переговорить с врачами Алексея. Они объясняли ему что-то своими заумными фразами, непонятными обычному человеку. Одуревшему от беспокойства. Взвинченному до крайности. Из потока их терминов Гордеев смог вычленить лишь то, о чем и сам прекрасно знал – все хреново.

Его нервы сдали в тот момент. Закрывшись в туалете, он сделал то, чего не позволял себе ни разу в осознанном возрасте – дал волю слезам. Позволил ярости и лютой ненависти, от которых задыхался, выплеснуться наружу.

Как раз этот момент у него завибрировал телефон. Звонила Ирина Павловна.

Наставница всегда умела найти нужные слова. Умела поддержать. И сей раз не стал исключением. Андрей почти взял себя в руки, почти успокоился.

Но стоило ей упомянуть Вику… и внутри все оборвалось. Его накрыло.

Умом-то он понимал, что Соколовская ни в чем не виновата, да только контролировать себя уже не мог. Гордеев орал так, что сам чудом не оглох.

Он говорил жуткие вещи. Ужасные. Мерзкие. Пугающие. А когда раздраженно сбросил трубку, понял с предельной четкостью – это конец.

Ничего уже не будет как прежде. Не после того, что ее отец-ублюдок сотворил с его родителями! С братом! С Соней! С Лизой!

«Что делать? Что теперь делать? Я не смогу… не смогу! Там… отец с матерью наверняка в гробу переворачиваются, наблюдая за тем, как я… собственное имя забываю в ее объятиях! Как теряю себя рядом с дочерью их злейшего врага! Их убийцы! Не говоря уже о брате и девчонках…»

С тяжелыми мыслями он вернулся в палату. Соня уже спала – ее вырубило от лошадиной дозы лекарств. А они с Еленой Сергеевной проболтали до глубокой ночи. Они обсуждали все на свете, подбадривали друг друга, предаваясь приятным воспоминаниям. Но в конечном итоге и их сморил сон. Елена Сергеевна примостилась на небольшом диванчике, рядом с кроватью Сони, а Гордееву досталась хлипкая кушетка у стены. Едва ли он жаловался. Все лучше, чем остаться одному в пустом доме и с ума сходить от неизвестности. Поначалу казалось, не уснет. Нервы не позволят.

Но усталость сделала свое черное дело. Андрей задремал. Провалился в спасительную пустоту и пришел в себя, лишь когда его разбудила сотрудница больницы. Женщина-доктор продолжала легонько похлопывать его по плечу и повторяла полушепотом:

— Молодой человек, вы меня слышите? Вы очень бледный! У вас все хорошо?

Нахмурившись, он заторможенно кивнул. И услышал в тот же миг:

— Езжайте домой! Отдохните как следует!

— Нет! — прохрипел Андрей, медленно принимая сидячее положение.

— Езжайте-езжайте! — настаивала врач. — Вы не ближайший родственник. Не переживайте. За ней есть кому приглядеть. Помочь вы все равно ничем не сможете. Так хоть сами выспитесь нормально, помоетесь, поедите. Как только появятся новости, мы вам сообщим!

Гордеев вновь отказался, отрицательно покачав головой.

А затем с замиранием сердца глухо уточнил:

— Моему брату… лучше?

— Я не располагаю данной информацией. Обратитесь к его лечащему врачу. А еще лучше – попросите медсестер постоянно держать вас в курсе состояния вашего родственника, — потеряв к нему всяческий интерес, женщина устремила свой взор на Соню и Елену Сергеевну – обе проснулись из-за ее «вторжения». — Ну? Как у нас дела, Сонечка? Как себя чувствуете?

* * *

Алмазова ничего не ответила. Неудивительно. Она все еще была в шоке.

Естественно, доктора это не остановило. Ей требовалось хорошенько осмотреть пациентку. И Андрея тут же выпроводили в коридор.

Впрочем, он не возражал. Наведался в туалет, хорошенько умылся, чтобы взбодриться, и отправился на поиски врача, который занимался Алексеем.

Не нашел – тот тоже был занят утренним обходом. Зато на посту Гордеев обнаружил молоденькую красавицу-медсестричку. Попросив ее держать его в курсе состояния брата, молодой человек вернулся в палату к Соне.

Подруга громко рыдала, свернувшись на кровати калачиком. Она зубами стискивала край подушки, но успокоиться никак не могла. Елена Сергеевна просто поглаживала ее по спине. Завидев его, женщина пояснила:

— Успокоительные перестали действовать.

Андрей метнулся к двери:

— Я за доктором. Пусть сделают ей новый укол.

— Не нужно! — тяжело вздохнула мать подруги. — Она должна справиться с этим сама. Должна переболеть, принять и смириться. Как бы горько ни было!

— Но…

Гордеев замолчал, потому как впервые со вчерашнего дня Соня заговорила.

Вернее, завыла в голос. А после прокаркала чужим безжизненным голосом:

— Мама, я не смогу! Я… словно в аду сейчас! На моих глазах перестреляли кучу людей! Мой любимый при смерти. Моя подруга пожертвовала собой, чтобы сохранить жизнь мне и моему ребенку. Но… все напрасно! Мой ребенок… мертв! Он мертв! Он… умер! У меня внутри… пусто!

— Тише, милая, — она ласково провела рукой по ее волосам. — Тише.

— А все из-за меня! — продолжала терзаться Белоснежка. — Из-за меня, понимаешь? Если бы я не взбрыкнула… если бы не поругалась с отцом и не пошла встречать Алексея… все остались бы живы! И Лизе не пришлось бы… мама, я всегда считала себя сильной. Считала, что мне море по колено. Считала, что способна справиться со всем на свете. Еще и Лизку жить учила. Боже, как же жестоко я ошибалась! Я – настоящая размазня! Никчемная, глупая дура! Слабачка, которая собственными руками…

— Дочка, перестань! — перебила ее Елена Сергеевна. — Что ты могла сделать?

Соня шумно сглотнула:

— Хотя бы… отбежать! Лиза держала его на мушке! Она не спасовала. Не испугалась. Не впала в ступор. Она действовала. И я могла… я ведь очень меткая. Стреляла раньше, как снайпер… хоть и по мишеням только. Но тем не менее. Мне достаточно было просто выхватить пистолет из рук… кого-то из убитых и… но Алексей умирал на моих глазах. Я чувствовала, как жизнь… медленно покидает его! От осознания этого я обезумела. Впала в истерику. Меня будто контузило. И Шмель воспользовался этим! Ей пришлось