Камбер – Еретик - Кэтрин Куртц

Энсель знаком велел Томасу и Арику подогнать повозку, послал Дамона и Бартоломью поискать, не осталось ли в башне живых людей, а сам вновь принялся осматривать замковый двор.

Некоторое время спустя Бартоломью и Дамон вернулись. На своих плащах они несли завернутое в одеяло тело худощавой седовласой женщины, одетой просто, но изысканно. Облик ничего не говорил о ее положении и достатке, выражение ее лица было таким безмятежным, что могло показаться, будто она умерла во сне. Когда Дамон положил женщину на расстеленные Бартоломью одеяла, Эвайн стояла перед нею.

– Тетя Айслин, сестра моего отца, – тихо сказала она. – Где вы ее нашли, Дамон?

– На верхнем ярусе башни, миледи. В комнате все поломано, но ее никто не трогал. Остается предположить, что она задохнулась в дыму пожара, прежде чем они ворвались.

– Или ее сердце просто остановилось, – пробормотала Эвайн. – Она могла избрать именно этот путь, зная, что смерть близка и какой она может быть. – Она покачала головой и натянула одеяло на лицо старой женщины. – Она была вдовой графиней Кирнской, Дамон, бабушкой хозяина замка и очень знатной особой. Ты уверен, что внутри больше не осталось дам? Раз Айслин и дети были здесь, то жена и сестра Эйдриана тоже должны быть в замке.

– Мы никого не обнаружили, миледи. Вы хотите, чтобы я продолжил поиски?

Да, она хотела, но прежде чем сказать об этом, Эвайн оглядела двор, решая, нужен ли Дамон Энселю. Энсель возился рядом с повозкой, поставленной так, чтобы дети после пробуждения не увидели, что творилось вокруг. Арик, Томас и Бартоломью сносили к центру двора несгоревшие доски и другие легковоспламеняющиеся материалы. Несколько секунд она смотрела, не понимая, что они собираются делать.

– Энсель, что вы делаете? – воскликнула Эвайн, бросившись к нему с живостью, небезопасной в ее положении, и ухватила его за руку.

– Это я приказал, Эвайн. Мы не можем увезти мертвых с собой, не можем похоронить их в промерзшей земле и не можем оставить здесь на милость волков и стихии. В сложившихся обстоятельствах это лучший выход.

Эвайн знала, что он был прав, и не могла сдержать выступившие на глазах слезы. Покачиваясь, она машинально подошла к телу ее первенца, все еще завернутому в плащ Энселя, опустилась на колени и открыла его по-прежнему прекрасное лицо, чтобы убрать волосы с гладкого, воскового лба. В это мгновение, когда тело ее мальчика было скрыто, а ее взору Предстало только ангельское лицо, Эвайн почти верила, что Эйдан скончался так же мирно, как и Айслин.

Она сложила руки и взмолилась, взывая к помощи отца или брата, чтобы их совместные молитвы помогли Эйдану совершить его неземной путь, и страстно желая отметить переход жертв бессмысленной жестокости в мир иной чем-то большим, чем погребальный костер, но это было невозможно. На этот раз была только ее панихида. Но кто может проводить ее сына лучше, чем та, которая родила, растила, учила, любила его, а теперь должна отпустить? Она не сетовала на то, что Камлин остался жив, а ее собственный сын умер, – любой, кто прошел через то, что довелось пережить Камлину, заслужил право остаться в живых.

Она молилась и просила помощи у Бога, и когда Энсель пришел, чтобы забрать мальчика и отнести его на погребальный костер, Эвайн стояла чуть поодаль, глядя, как ее племянник поднял маленькое, завернутое в одеяло тело, и знала, что это всего лишь разбитая оболочка, что Эйдана в ней уже нет.

По разные от Эйдана стороны положили Эйдриана и Айслин, бывших родственниками Мак-Рори, Эвайн и Энсель соединили руки и мозг, чтобы зажечь погребальный костер.

У нее снова начались схватки, и она почувствовала знакомое тепло отходящих вод, а Эвайн казалось, что она держит себя в руках. Снег у нее под ногами розовел.

Она удивленно вскрикнула, хотя прекрасно знала, что это, и испуганная женщина-человек начала подавлять в ней рассудочную деринийскую колдунью. Ребенок должен был появиться в течение ближайших часов, почти на месяц раньше, и она не могла предотвратить этого. Теперь им придется оставаться в этом ужасном месте смертей и пыток до тех пор, пока она не разрешится от бремени. В этот раз рядом не будет Риса, чтобы облегчить ее труд и боль; не будет даже повивальной бабки. Она подумала, видел ли Энсель или кто-то из стражников, как рождаются дети.

Мужчины же не теряли времени даром, подыскивая для нее крышу над головой. Она не захочет пойти в то, что осталось от конюшни, с полом, залитым кровью Эйдриана, а оставаться возле погребального костра с его удушающим дымом они и сами не могли. Наконец нашлась каморка под кухонной лестницей, которую можно было занавесить одеялами и сделать относительно недоступной для холода.

Во дворе был сделан небольшой очаг, лошадей выпрягли, а повозку откатили. Райсил проснулась от голода, и ей не терпелось как можно скорее выбраться наружу. Разумеется, Эвайн не могла позволить этого и, пока дочь завтракала, сидела рядом с ней. Энсель разбудил и Камлина с Тиэгом, чтобы те тоже перекусили, а потом погрузил всех троих в сон.

После этого Эвайн приступила к своему нелегкому труду, теряя Ориентацию во времени, боль внутри непрерывно нарастала, а солнце двигалось к полудню. Большую часть Времени Энсель находился возле Эвайн. Охранники продолжали исполнение своей тяжкой обязанности, принося к погребальному костру все новые и новые трупы. Все утро Эвайн слышала треск пламени, принимавшего очередную жертву.

Около, полудня голоса стражников зазвучали вдруг по-другому, а потом в каморку ворвался Арик, даже не спросив разрешения.

– Миледи, миледи, посмотрите, кого мы нашли! Они прятались в мусорной куче!

Эвайн едва не заплакала от радости, увидев грязных женщин, вошедших следом. Это были две ее родственницы. Фиона, маленькая, темненькая, шустрая, вскрикнула и бросилась в объятья Эвайн, плача и смеясь, словно не могла поверить в то, что видела. Мэйри, жена убитого Эйдриана, молча стояла рядом с Бартоломью, опираясь на руку стражника. Ее взгляд блуждал где-то далеко, даже тогда, когда Фиона вернулась и осторожно подвела ее к маленькому стулу возле Эвайн. Эвайн ни о чем не спрашивала Мэйри.

Мужчины вышли, чтобы продолжить свою работу, а Эвайн и Фиона проводили время, в разговорах. Пока Фиона смывала с себя и безропотной Мэйри грязь мусорной ямы и переодевалась в сухие одежды, которые вскоре принес Энсель, она рассказала Эвайн, что они с Мэйри видели вчерашнюю бойню из окна своей комнаты под крышей, и, прежде чем нападавшие подожгли башню, им удалось спуститься по вентиляционной трубе уборной. Отважная старая графиня Айслин, слишком слабая, чтобы последовать за ними, вызвалась остаться и скрыть их отсутствие, если убийцы доберутся до комнаты раньше огня; они слышали крики людей, пойманных в ловушку огнем, и знали, что рано или поздно огонь доберется и до них. Вдвоем они просидели в выгребной яме всю ночь, молясь, чтобы их не обнаружили. В эти ужасные часы Мэйри замкнулась в своем горе.

Родовые муки Эвайн продолжались весь день. Пока Энсель и стражники охраняли их снаружи, Фиона занимала Эвайн болтовней об исцелении Камлина, своей любви к Рису и всем прочим, лишь бы отвлечь роженицу от приступов боли. Прежде рядом с Эвайн всегда находился Рис, облегчавший ее задачу, теперь природа сама должна была сделать свое дело. Когда новорожденная появилась на свет, и мать, и дитя были измучены. Энсель позволил Эвайн отдохнуть и подкрепить силы едой, но потом настоял на продолжении пути.

Они тронулись из Трурилла – Эвайн в повозке с Тиэгом и младенцем, Райсил на пони, а Камлин и две женщины на лошадях под охраной Энселя и стражников. Они ехали всю ночь и весь день, дважды ускользнув от патруля графа Кулдского и останавливаясь только затем, чтобы покормить и напоить лошадей и немного отдохнуть самим. Однако на закате Энсель обнаружил, что далеко позади появилось преследование.

Он ничего не сказал об этом Эвайн, но она и так поняла. Она почувствовала их холодное, тупое присутствие, понимая, что они из числа тех, кто пытал и убил ее сына. Она ненавидела их всей душой и была бессильна в своей ненависти. Энсель продолжал вести беглецов, но вокруг сгущались сумерки, а дорога становилась все хуже, и он всерьез забеспокоился. Их преследователи приближались, медленно, но неуклонно, а повозка ощутимо замедляла их передвижение. Когда они еще более придержали лошадей, чтобы повозка не опрокинулась на оледеневшем склоне, Энсель подъехал к их жалкому экипажу и руками удерживал его на дороге. Лицо Эвайн, отодвинувшей занавеску и посмотревшей на него, было бледным и изможденным.

– Они догоняют нас? – спросила она.

– Я надеялся, что вы не заметите, – сказал Энсель. Глубоко вздохнув, она изучила свое состояние и решилась пересесть на лошадь. Это казалось единственным способом избавиться от преследователей и, вероятно, единственной возможностью. Если все они поедут верхом и немного поднажмут, то, выбрав одну из незаметных тропинок, они смогут добраться до монастыря к рассвету или немногим позже. Но сначала нужно было избавиться от преследователей и риска раскрыть врагам свое единственное пристанище.