Царский Рим в междуречье Оки и Волги - Глеб Носовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обратим внимание на то место, где Константину Великому = Дмитрию Донскому явилось чудесное знамение, возвестившее ему победу. Русские летописи называют реку Чуру на Михайлове. В книге «Новая хронология Руси», гл. 6, мы подробно обсуждали местоположение этой реки. Оказалось, что это — известная река Чура на территории Москвы. До сих пор вокруг нее сохранилось скопление Михайловских проездов. Как мы уже говорили, река Чура протекает рядом с Даниловским монастырем, недалеко от Ленинского проспекта, по Мусульманскому кладбищу, которое ранее называлось Татарским [24]. Название Чура — старое, оно присутствует и на старых планах Москвы. Недалеко находятся Нижние Котлы, через которые проходило войско Дмитрия Донского, сближаясь с Мамаем, см. «Новая хронология Руси», гл. 6. Таким образом, московская река Чура находится там, где, согласно нашей реконструкции, проходили апостольско-христианские войска перед Куликовской битвой.
Отсюда следует интересный вывод. ЗНАМЕНИТОЕ НЕБЕСНОЕ ЗНАМЕНИЕ РИМСКОМУ ИМПЕРАТОРУ КОНСТАНТИНУ ВЕЛИКОМУ (ДМИТРИЮ ДОНСКОМУ) ЯВИЛОСЬ НА ТЕРРИТОРИИ МОСКВЫ, БУДУЩЕЙ СТОЛИЦЫ «МОНГОЛЬСКОЙ» = РИМСКОЙ ИМПЕРИИ. А именно, когда его войско и дозоры стояли на реке Чура, в районе современного Ленинского проспекта.
3. РАССКАЗ ЛИВИЯ О БИТВЕ РИМЛЯНИНА ТИТА МАНЛИЯ ТОРКВАТА С МОГУЧИМ ГАЛЛОМ. ГАЛЛ СРАЖЕН В ПОЕДИНКЕ
Речь пойдет о римских событиях якобы 361 года до н. э. А именно, о войне с галлами. Процитируем свидетельство Тита Ливия ПОЛНОСТЬЮ.
«В этом году (якобы в 361 году до н. э. — Авт.) ГАЛЛЫ расположились лагерем у третьего камня по СОЛЯНОЙ дороге за Аниенским мостом. ВВИДУ ГАЛЛЬСКОГО НАШЕСТВИЯ ДИКТАТОР (римлянин Тит Квинкций Пенн — Авт.) объявил суды закрытыми, привёл всех юношей к присяге и, ВЫЙДЯ С ОГРОМНЫМ ВОЙСКОМ ИЗ ГОРОДА — СТАЛ ЛАГЕРЕМ НА БЛИЖНЕМ БЕРЕГУ АНИЕНА. МЕЖДУ ПРОТИВНИКАМИ БЫЛ МОСТ, которого ни те ни другие не разрушали, чтобы в том не увидели трусости. За мост часто вспыхивали стычки, но при неясном соотношении сил никак было не решить, кто им владеет. ТОГДА НА ПУСТОЙ МОСТ ВЫХОДИТ БОГАТЫРСКОГО РОСТА ГАЛЛ И ЧТО ЕСТЬ МОЧИ КРИЧИТ: „КТО НЫНЧЕ В РИМЕ СЛЫВЕТ САМЫМ ХРАБРЫМ, ПУСТЬ ВЫХОДИТ НА БОЙ И ПУСТЬ ИСХОД ПОЕДИНКА ПОКАЖЕТ, КАКОЕ ПЛЕМЯ СИЛЬНЕЙ НА ВОЙНЕ!“
Долго меж знатнейшими из римских юношей царило молчание — и отказаться от поединка было стыдно, и на верную гибель идти не хотелось. Тогда Тит Манлий, сын Луция, ТОТ САМЫЙ, ЧТО ЗАЩИТИЛ ОТЦА ОТ ПРЕСЛЕДОВАНИЙ ТРИБУНА, ВЫШЕЛ ИЗ СТРОЯ И НАПРАВИЛСЯ К ДИКТАТОРУ: „БЕЗ ТВОЕГО ПРИКАЗА, ИМПЕРАТОР, — СКАЗАЛ ОН, — НИКОГДА НЕ ВЫШЕЛ БЫ Я БИТЬСЯ ВНЕ СТРОЯ, даже если б рассчитывал на верную победу; НО С ТВОЕГО ПОЗВОЛЕНИЯ Я ПОКАЖУ ТОМУ ЧУДИЩУ, ЧТО ТАК НАГЛО КРИВЛЯЕТСЯ ВПЕРЕДИ ВРАЖЕСКИХ ЗНАМЕН, что недаром я происхожу от тех, кто сбросил галлов с Тарпейской скалы!“ На это диктатор отвечал: „Хвала доблести твоей, Тит Манлий, преданности твоей отцу и отечеству! СТУПАЙ И С ПОМОЩЬЮ БОГОВ ДОКАЖИ НЕПОБЕДИМОСТЬ РИМСКОГО НАРОДА“.
Потом сверстники вооружают ЮНОШУ: берет он большой пехотный щит, препоясывается испанским мечом, годным для ближнего боя; и в таком вооруженье и снаряженье выводят его ПРОТИВ ГАЛЛА, ГЛУПО УХМЫЛЯВШЕГОСЯ и даже (древние и это не преминули упомянуть) КАЗАВШЕГО В НАСМЕШКУ СВОЙ ЯЗЫК. Провожатые возвратились в строй, И ПОСРЕДИНЕ ОСТАЛИСЬ СТОЯТЬ ДВОЕ, ВООРУЖЕННЫЕ СКОРЕЕ КАК ДЛЯ ЗРЕЛИЩА, ЧЕМ ПО-ВОЕННОМУ: ЗАВЕДОМЫЕ НЕРОВНИ НА ВИД И НА ВЗГЛЯД. ОДИН — ГРОМАДНОГО РОСТА, В ПЕСТРОМ НАРЯДЕ, СВЕРКАЯ ИЗУКРАШЕННЫМИ ДОСПЕХАМИ С ЗОЛОТОЙ НАСЕЧКОЙ; ДРУГОЙ — СРЕДНЕГО ВОИНСКОГО ВОЗРАСТА И ВООРУЖЕННЫЙ СКРОМНО, скорее удобно, чем красиво; ни песенок, ни прыжков, ни пустого бряцания оружьем: затаив в груди свое негодованье и безмолвный гнев, он берёг ярость для решительного мига. Когда бойцы стали друг против друга между рядами противников И СТОЛЬКО НАРОДУ ВЗИРАЛО НА НИХ СО СТРАХОМ И НАДЕЖДОЙ, ГАЛЛ, ВОЗВЫШАЯСЬ КАК ГОРА НАД СОПЕРНИКОМ, выставил против его нападения левую руку со щитом и обрушил свой меч с оглушительным звоном, но безуспешно; тогда римлянин, держа клинок острием вверх, с силою поддел снизу вражий щит своим щитом и, обезопасив так всего себя от удара, протиснулся между телом врага и его щитом; двумя ударами подряд он поразил его в живот и пах и поверг врага, рухнувшего во весь свой ОГРОМНЫЙ РОСТ. После этого, не ругаясь над телом павшего, ОН СНЯЛ С НЕГО ТОЛЬКО ОЖЕРЕЛЬЕ И ОБРЫЗГАННОЕ КРОВЬЮ НАДЕЛ СЕБЕ НА ШЕЮ. Галлы замерли, охваченные ужасом и изумлением, а римляне со всех ног кинулись из строя навстречу своему товарищу и с поздравлениями и восхвалениями ВЕДУТ ЕГО К ДИКТАТОРУ. По войсковому обычаю тотчас стали сочинять нескладные потешные песенки, в которых послышалось прозвище „ТОРКВАТ“; потом оно пошло по устам и сделалось почетным для потомков и даже для всего рода. Диктатор вдобавок наградил Манлия золотым венком и перед всеми воинами воздал ЭТОМУ ПОЕДИНКУ высочайшую хвалу.
И точно, ПОЕДИНОК ИМЕЛ ВАЖНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ИСХОДА ВСЕЙ ВОЙНЫ: С НАСТУПЛЕНИЕМ НОЧИ ВОЙСКО ГАЛЛОВ, В СТРАХЕ БРОСИВ ЛАГЕРЬ, УШЛО в землю тибуртинцев» [58], т. 1, с. 330–331.
Таков рассказ Тита Ливия. Но не только Ливий рассказывает об этом известном «античном» поединке и о его герое — Тите Манлии Торквате.
4. РАССКАЗ СЕКСТА АВРЕЛИЯ ВИКТОРА О ВОЕННОМ ТРИБУНЕ ТИТЕ МАНЛИИ
Мы также ПОЛНОСТЬЮ процитируем краткий, но чрезвычайно насыщенный и важный для нас текст Секста Аврелия Виктора о Тите Манлии Торквате.
«Тит Манлий Торкват по причине замедленного развития умственных способностей и речи был отправлен отцом в деревню. Но когда он услыхал, что отец его вызван на суд народным трибуном Помпонием, он ночью отправился в Рим. Добившись тайного разговора с трибуном, он, угрожая ему обнаженным мечом, [нагнав на него] великий страх, заставил его отменить свое обвинение. При диктаторе Сульпиции он был военным трибуном и убил вызвавшего его на бой галла. Сняв с него ожерелье, он надел его на свою шею. Будучи консулом на войне с латинянами, он казнил своего сына за то, что тот, вопреки его приказанию, вступил в сражение с врагами. Латинян он победил на берегу Везера благодаря тому, что коллега его, Деций, обрек себя богам [в качестве жертвы]. Он отрекся от консульской власти, говоря, что ни он не сможет перенести всех пороков народа, ни народ его строгости» [96], с. 194.
Сейчас мы предъявим соответствие между римской историей Тита Манлия и библейской историей Давида. Но сначала напомним вкратце библейский сюжет о сражении Давида с Голиафом.
5. ЧТО РАССКАЗЫВАЕТ БИБЛИЯ О ПОЕДИНКЕ ДАВИДА С ВЕЛИКАНОМ ГОЛИАФОМ
Библия говорит:
«Филистимляне собрали войска свои для войны… А Саул и Израильтяне собрались и расположились станом в долине дуба и приготовились к войне против Филистимлян. И стали Филистимляне на горе с одной стороны, и Израильтяне на горе с другой стороны, а между ними была долина. И выступил из стана Филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа, ростом он — шести локтей и пяди. Медный шлем на голове его; и одет он был в чешуйчатую броню… И стал он и кричал к полкам Израильским:… зачем вышли вы воевать? …Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне; если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами…
И услышали Саул и все Израильтяне эти слова Филистимлянина, и очень испугались и ужаснулись… И сказал Давид Саулу: пусть никто не падает духом из-за него; раб твой пойдет и сразится с этим Филистимлянином. И сказал Саул Давиду: не можешь ты идти против этого Филистимлянина… ибо ты еще юноша, а он воин от юности своей» (1 Царств 17:1–4, 17:8–9, 17:11, 17:32).
Однако Давид убеждает царя Саула разрешить ему выйти на поединок с врагом. В конце концов, Саул соглашается.
«И сказал Саул Давиду: иди, и да будет Господь с тобою… И опоясался Давид мечом его сверх одежды и начал ходить, ибо не привык к такому вооружению… И снял Давид всё это с себя. И взял посох свой в руку свою, и выбрал себе пять гладких камней из ручья… и с сумкою и с пращею в руке своей выступил против Филистимлянина… И взглянул Филистимлянин и, увидев Давида, с презрением посмотрел на него, ибо он был молод, белокур и красив лицем. И сказал Филистимлянин Давиду: что ты идешь на меня с палкою [и с камнями]…
А Давид отвечал Филистимлянину: ты идешь против меня с мечом и копьем и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских, которые ты поносил… И узнает весь этот сонм, что не мечом или копьем спасает Господь, ИБО ЭТО ВОЙНА ГОСПОДА, и Он предаст вас в руки наши… И опустил Давид руку свою в сумку и взял оттуда камень, и бросил из пращи и поразил Филистимлянина в лоб его, и он упал лицем на землю… Тогда Давид подбежал и взял меч его и вынул его из ножен, ударил его и отсек им голову его; Филистимляне, увидев, что силач их умер, побежали. И поднялись мужи Израильские и Иудейские, и воскликнули и гнали Филистимлян… И падали пораженные Филистимляне… И взял Давид голову Филистимлянина и отнес ее в Иерусалим, а оружие его положил в шатре своем» (1 Царств 17:37–40, 17:42–43, 17:45, 17:47, 17:49, 17:51–52, 17:54).