Вечный колокол - Ольга Денисова

Ширяй волновался. Пробовал стучать в бубен обрубком руки, пробовал закрепить на нем обруч с оберегами, иногда беспомощно смотрел на Млада, но тот кивал и говорил, что отсутствие руки не должно помешать. Шаманская пляска немного меняется, но и только, смысл же ее остается прежним: задать ритм самому себе и тем, кто на тебя смотрит.

Кроме студентов в назначенный час на подъем шаманов пришли смотреть и псковичи, и новгородцы - на широкой выжженной полосе перед стеной хватило места всем. Те, кто хотел получше рассмотреть представление, поднимались на стены, толпились на лестницах и башнях. Пожалуй, такой толпы Млад ни разу не собирал - обычно ему помогала одна деревня или село. Но чем больше зрителей, тем легче идет подъем и боги с большей готовностью дают то, о чем их просят.

В добыче живого огня поучаствовали студенты, псковичи же принесли только что срубленное дерево на костер. Начали ближе к вечеру, когда солнце спустилось к стене, хотя Млад больше любил ночные подъемы. Ширяй поднимался прилюдно первый раз в жизни, ему еще ни разу не доводилось просить о чем-то богов - он прошел пересотворение в конце лета.

- Постарайся почувствовать людей, которые на тебя смотрят, - наставлял Млад. - Это необязательно, я все равно тебя подниму, но попробовать стоит. Помнишь, когда студенты хотели поджечь терем выпускников, ты заговорил, и тебя услышали? Вот примерно так нужно действовать сейчас. Шаман должен заворожить толпу, чтобы все вокруг хотели того же, что ты собираешься просить у богов. Если люди подталкивают тебя вверх, намного легче и подняться можно гораздо выше.

- Да, Мстиславич, ты уже говорил… - проворчал Ширяй сквозь зубы - волновался.

- И не напрягайся, забудь, что на тебя смотрят, - добавил Млад.

- Я не понял: забыть или почувствовать людей? - усмехнулся парень.

- Одно другого не исключает.

- Я подумаю над твоими словами, - Ширяй посмотрел на Млада с сомнением.

- Ага, - кивнул Млад. Ну разве так ученик должен отвечать на слова учителя? Впрочем, спорить с Ширяем он любил, и после подъема они еще обсудят это, когда у парня появится собственный опыт и собственные ощущения.

Одного шаманенка поднимать наверх легче, чем двоих… Млад на секунду зажмурил глаза: Добробой никогда не будет просить богов о чем-то и никогда не поднимется наверх прилюдно. Он не успел стать настоящим шаманом. Ширяй, похоже, тоже вспомнил о нем, но ничего не сказал, только отвернулся, пряча от Млада лицо.

Разношерстная толпа поймала ритм шаманской пляски на лету, почти сразу, - Млад почувствовал ответную волну. Она была словно рябь на поверхности воды, содрогание, биение пульса, - тысячи сердец стучали в такт его песне. Дрожь земли, воздуха и огня слилась с содроганием толпы, подчиняясь двум бубнам и клацанью оберегов. Ощущение огромного счастья выплескивалось через край, и Ширяй тоже чувствовал это счастье: его бубен и пляска помогали Младу, и толкать ученика наверх не пришлось - тот взлетел сам.

Белый туман принял их в объятья, пропуская дальше безо всяких препятствий, росное поле стелилось к ногам, и медведь-прародитель вышел навстречу, что тоже было добрым знаком.

- Мстиславич, а там что? - Ширяй показал рукой в сторону берега далекой реки. - Ты никогда не говорил…

Млад сначала не понял, что показалось ему странным в жесте ученика: все было как обычно, но тот сам вскрикнул:

- Мстиславич! Ты видишь? Ты видишь?!

- Вижу, Ширяй, - Млад обнял его за плечо. - Вижу…

Ширяй поднес к глазам правую ладонь и долго рассматривал ее, и поглаживал пальцами, и трогал, словно хотел убедиться в том, что ничего не путает. А Млад подумал, что теперь каждое возвращение сверху будет причинять парню боль: ему придется заново мириться с потерей. Нет ничего больней неоправдавшихся надежд, а подъемы будут питать эту надежду. Призрачную надежду на то, что внизу рука не исчезнет.

- Я понимаю, Мстиславич. Я все понимаю. Ты не переживай за меня, - Ширяй вздохнул и натянуто улыбнулся. - Но я все-таки был прав. Я знал, что если ее положить на погребальный костер, она будет со мной. Только я думал - потом, после смерти.

- Наверное, так и должно быть, - Млад пожал плечами, - она ушла в мир нави.

- Так что там, в той стороне? Почему мы никогда туда не ходим?

- Я точно не знаю, я не уверен. Но, судя по всему, это дорога, которой мы пройдем когда-нибудь… По которой уже прошел Добробой… Но пока ты по ней не пройдешь, ты не узнаешь, куда она ведет.

- А если пойти по ней сейчас?

- Ты упадешь. Сорвешься. Разве ты не чувствуешь, как поток под тобой становится слабей, когда идешь туда, куда тебе ходить не стоит?

- Раньше чувствовал, а сейчас - нет. Я думаю, это из-за руки. Часть меня уже там…

- Не ходи туда. Может быть, ты и прав, может быть, ты и не сорвешься. Но, возможно, оттуда нельзя вернуться.

- Да нет, я не собираюсь. Просто любопытно.

- Ты освоился? Можешь двигаться дальше? - Млад пристально посмотрел на ученика - тому предстоит появиться перед богами второй раз в жизни. В первый раз Млад сам поднимал учеников наверх сразу после пересотворения, это было что-то вроде ритуала представления нового шамана богам. Но ученики плохо помнили этот подъем, он и сам своего первого подъема с дедом почти не помнил - смутные образы и непонятные ощущения, в которых он еще не разобрался. Второй раз - совсем другое дело. Впрочем, Ширяй был сильным шаманом, очень сильным, и этот подъем только подтвердил его силу.

- Я готов, - Ширяй сосредоточенно кивнул.

- Посмотрим, как тебя примут боги.

- А кого мы будем просить?

- Я не знаю. Никогда не знаешь, кто выйдет к тебе. А кого ты хочешь увидеть?

- Перуна!

- Ну, сейчас не его время. И потом, нам нужно солнце, а не гроза. Я думаю, выйдет Дажьбог, - улыбнулся Млад.

Но он ошибся: словно вняв просьбе юного шамана, в первый раз пришедшего просить о чем-то богов, к ним вышел именно громовержец. А может, бог-воин всего лишь хотел повидаться с Младом, потому что заговорил первым, и Млад почувствовал усмешку в его словах:

- Ну? Знают ли боги будущее?

- Боги могут его менять. Так же, как и люди, - Млад пожал плечами.

- Не всегда, - снова усмехнулся бог и повернулся к Ширяю. - Проси. Посмотрим, чему ты научился у своего наставника.

Нахальства Ширяю было не занимать, он не чувствовал трепета перед громовержцем и не растерялся:

- Мы просим ясного неба, чтоб начать праздновать возвращение светлых богов из Ирия. Вас то есть… Почему бы богам не пойти нам навстречу?

Перун захохотал, и гром загремел в его смехе. Но Ширяя его смех не смутил: он, не опуская головы, терпеливо ждал, когда бог ему ответит.

- Что ж… - наконец сказал громовержец, - я доволен. Никто из богов не оценил бы твоей просьбы по достоинству, но мне понравилось. Подойди ближе.

Ширяй без страха шагнул в его сторону и спросил:

- А разве боги не видят меня насквозь? Разве им надо рассматривать меня вблизи, чтобы что-то понять?

- Видят, видят, - проворчал Перун, словно строгий дядька своему подопечному. - И не твое дело судить мои слова.

- Я не сужу, я спрашиваю. Что, трудно ответить?

- Я ответил, - громовержец снова посмеялся. - Ладно. Иди. Будет вам ясное небо. Только к добру ли?

- А это уже наше дело, - усмехнулся в ответ Ширяй.

- Конечно ваше, - кивнул громовержец.

Млад хотел отступить назад, но Перун неожиданно обратился к нему:

- Постой. Я как-то говорил, что за жизнь твоего ученика и правую руку другого я буду отвечать тебе на любые вопросы хоть до скончания века…

Ширяй, до этого уверенный и нахальный, изменился в лице и посмотрел на Млада с испугом. Но громовержец продолжил:

- Хоть ты и отказался, но раз так сложилась жизнь… Я хотел предупредить: тот, кого люди называют архистратигом чужого бога, время от времени наведывается в белый туман. Он ждет кого-то, хочет кого-то перехватить. Я не знаю, кто из тех, кто призван нами при рождении, теперь отвернулся от нас.

- Ты, бог, считаешь это важным? - Млад поднял брови.

- Да. Я считаю это важным. Для нас.

- Ты просишь меня найти его?

- Я ни о чем тебя не прошу, - снисходительно ответил громовержец, - но, если это важно для нас, это не может не быть важным для вас. Я отвечаю на те вопросы, которые ты не умеешь мне задать. Иди. У тебя хороший ученик, он превзойдет учителя. Если… Иди. Продолжай думать, что боги не знают будущего.

- Мстиславич, почему ты не сказал мне, что потребовал от тебя Перун? - спросил Ширяй, когда они улеглись спать.

- Он сказал мне, что пошутил. Он сказал, ему не нужны ни наши жизни, ни наши руки. Я не знаю, зачем он это говорил, я не знаю, что эти слова означали. Он говорил, что это не будущее, а жребий, судьба. Он как будто обвинял меня в начале этой войны. В том, что я знаю о ней, но ничего не делаю.

- Это неправда! Ты делал! Ты даже на вече говорил!

- Наверное, этого было мало… - вздохнул Млад.

- Только не надо теперь вешать это на себя! Ты все время в чем-то виноват! С Мишей был виноват, теперь в начале войны виноват!