Заложница любви - Линда Уиндзор

Решительно возразив намерению Бронуин самой вести мужчин в аббатство на помощь мужу, Бланкард, тем не менее, согласился собрать как можно больше людей на случай, если лорд Ульрик действительно в ловушке. Весть о том, что новому лорду Карадока грозит опасность, распространилась по замку с невероятной скоростью, и множество людей выразили готовность отправиться на его спасение. Бронуин была тронута столь единодушным порывом и стремлением прийти на помощь. Ульрик завоевал сердце уэльского народа, как и ее собственное сердце.

Хотя Бланкард и потребовал, чтобы Бронуин ехала позади и позволила ему возглавлять отряд крестьян и ремесленников, все же, когда отряд двинулся в путь, Бронуин на Макшейне оказалась впереди – рядом с управляющим, не захотевшим остаться в замке. Большинство бойцов отряда были вооружены тем, что не взяли с собой рыцари Ульрика, а остальные – вилами, косами и палками – орудиями их труда.

Оглядываясь на людей через плечо, Бронуин думала, что никогда еще не видела более забавного и в то же время благородного отряда. Позади сверкали в лучах послеполуденного солнца новые стены Карадока, старая башня серела на фоне зимнего неба. Там, у парапета, виднелась сгорбленная фигура женщины в серо-голубом одеянии, наблюдавшей за их отправлением. Хотя Бронуин и помахала рукой, тетка не ответила подобным же жестом. Бедняжка, зрение, должно быть, не позволило ей разглядеть племянницу. Стоя тихо и торжественно, она напоминала Бронуин изображение Девы Марии на каменном барельефе. В конце концов, Бронуин отвела взгляд от фигуры на башне и устремила взгляд вперед.

Пока процессия не исчезла из виду, скрывшись в лесу, женщина на башне не шелохнулась. Только потом она повернулась лицом к востоку и подняла руки вверх, словно тянулась к сумрачному горизонту. Ее голос был ровным и мелодичным, присущим юности, даруемой богиней, которой она служила как верховная жрица.

– Теперь, великая богиня, – почтительно воззвала женщина, – все они – твои!

Затянутое тучами небо было обычным явлением для морского побережья, на котором более двухсот лет тому назад было построено Биконовское аббатство. Но в эту ночь луна, казалось, разогнала облака тумана своими золотыми пальцами, обеспечив отличную видимость, «… и затруднив намерение застать разбойников врасплох», – размышлял Ульрик, оглядывая ровную местность с редкими вкраплениями скал. Земля простиралась к востоку в спокойном ожидании лета, когда она сможет отблагодарить трудолюбивых монахов за их неустанные труды, принеся обильный урожай. В прежние времена аббатство страдало от набегов даннов, но до сих пор не было нужды в защите южной границы, огражденной лесами, откуда легко было совершить набег.

Ульрику трудно было убедить настоятеля. «Презреннейший из смертных, и тот побоится напасть на церковь», – говорил настоятель. Кроме того, запасы зерна и прочие припасы, предназначенные для пропитания монахов и подания нищим, едва ли кому-либо могли показаться соблазнительной приманкой. Однако когда Ульрик рассказал о святотатственном разрушении надгробий в склепе Карадока и бессмысленном сожжении деревень, святой отец позволил ему укрыть отряд в стенах аббатства.

Оставалось только ждать, а ждать Ульрик терпеть не мог. Половина его соратников встала на стражу, другие же под предводительством лорда Жиля скрылись в лесу, откуда они могли б напасть на разбойников после их первой атаки. Разделение отряда, скорее всего, не было столь уж большой необходимостью, но здравый смысл подсказывал лорду Карадока, что следует подготовиться к неожиданностям.

Когда сэр Хаммонд уезжал с Дэвидом Эльвайдским, Ульрик дал другу свою печать. Ее следовало прикладывать так, чтобы хвост волка устремлялся вверх, как стрелка в двенадцать часов. Воск, которым был заклеен пергамент с Англси, был припечатан по всем правилам, но хвост волка показывал на три часа, а не на двенадцать.

Ульрик расстроенно ударил кулаком о ладонь. Его друг мертв. Он предупреждал Хаммонда остерегаться Дэвида по той причине, что сам никак не мог поладить с уэльсцем. До сих пор свою неприязнь Ульрик приписывал ревности. Дэвид Эльвайдский не стремился скрыть свою страсть к Бронуин и ее землям. Он даже признался в этом в присутствии Ульрика и потом, не переводя дыхания, поклялся в верности новому лорду, разыгрывая из себя благородного человека.

«Надо было бы еще кого-нибудь послать с ними», – мучился Ульрик. Но Дэвид здраво рассудил, что, чем больше англичан его сопровождает, тем подозрительнее это покажется жителям острова, и те не захотят говорить с ними. Хотя могло получиться все и иначе. Может, Дэвид тоже погиб. Если же нет, то он пожалеет, что не умер!

Будь то духи или сам Сатана, лорд Карадока станет сражаться до последнего вздоха, чтобы избавить свою жену от грядущих несчастий. Чувство беспомощности усилилось, когда вчера поздно вечером он вошел в свою спальню, надеясь увидеть супругу мирно спящей, но обнаружил, что она упражняется в метании кинжала. Да, Бронуин с радостью принимала его любовь и заботу, однако чувствовала, что должна уметь защитить себя сама, раз муж сделать это не в силах.

Сегодня вечером, с Божьей помощью, он покончит с этим раз и навсегда. Ни один из разбойников не должен ускользнуть, даже если им всем суждено тоже погибнуть. Таков был его приказ своим людям. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы думать иначе. Следовало показать злоумышленникам, где раки зимуют, уже только за то, что пришлось пережить бедным жителям деревни, не говоря уже о страданиях Бронуин. Негодяи заслуживали наказания худшего, чем смерть, но на все оставалась воля Всевышнего.

«Не устрашимся ни железа, ни злобного духа», – мрачно думал Ульрик, дотрагиваясь до массивной железной пряжки, скреплявшей плащ на плече. Уголок его рта приподнялся в улыбке. Странное создание – тетушка его жены, настолько же преданная и любящая, насколько чудаковатая и суеверная. Он сльшгал, как она молилась в часовне о его небесной защите и об успехе правого дела. Как же мог он отказаться от ее подарка, без сомнения, преподнесенного от чистого сердца? «Любовь вмешивается в образ мыслей мужчины», – решил Ульрик. Тетка Бронуин начинала ему нравиться.

– Милорд! – позвал один из воинов, стоявших на часах, прерывая его размышления. – Через поле скачут всадники с факелами.

Ульрик насторожился.

– Сколько?

– Не меньше дюжины, сэр!

Всего лишь дюжины? Ответ отозвался в его сознании предостережением. Той ночью в деревне они насчитали разбойников на десяток больше, и это после того, как некоторые уже ускакали!

– Открывайте ворота, – крикнул он, сжимая ногами бока Пендрагона. – Мы встретим их и зададим им жару!