Говорят сталинские наркомы - Георгий Куманёв

Однако ускорить перевозку армии в район Старой Руссы можно только так. Будем гнать эшелоны на Запад один за одним без перерыва. Обговорив этот вариант и приняв необходимые меры к его выполнению, мы вышли на морозный воздух, чтобы немного размяться. Местные товарищи рассказывали события минувшего лета: как вражеские танки оседлали дорогу и отрезали Ленинград от Москвы, как трудно теперь управлять из Болотова этой практически тупиковой дорогой.

Светало, взошло солнце, и в его лучах блеснул немецкий самолет–разведчик. Покружил над станцией Бологое–товарная и ушел на юго–запад, на Великие Луки. Я не суеверен, но сплюнул через левое плечо. Хорошо, если немцы подумали, что мы сосредотачиваем войска к Великим Лукам. Вернулись в здание управления, и тут воздушная тревога. Видим, идет на товарную станцию эскадрилья «юнкерсов». Был соблазн отъехать на дрезине подальше, да нельзя! Что люди скажут? Пока совещаться, так ты с нами, а как бомбежка, ты в кусты? Пошли с Павлом Квашниным к бомбоубежищу. Оно выкопано в земле, над землей только вход этаким погребком торчит. Однако внутрь не войти. Набились — даже из дверцы руки–ноги торчат. Самолеты легли в пике, завыли моторы. Квашнин успел лечь на снег, я не успел. Тут грохнуло, и тьма навалилась. Очнулся на снегу, по другую сторону погребка. Потом узнал, что Квашнин и другие товарищи искали меня. Им невдомек, что взрывная волна перекинула меня далеко за погребок.

Попробовал я, движутся ли руки и ноги. Движутся. Голова болит. Тошнота. Приложил к голове снег, чуть полегчало. Встал кое–как и побрел в управление. Лежал, видимо, долго. Руководители управления уже успели собрать железнодорожников, человек триста. Кто с лопатой, кто с ломом или киркой, они засыпали воронки, укладывали шпалы и рельсы вместо разбитого пути. Восстанавливали станцию. Из управления я пытался связаться со станциями, что от Болотова на юг. Связь была повреждена. Пришлось посылать людей. Они доложили, что воинские эшелоны идут к нам. Пока подошли, путь на Старую Руссу восстановили, мы стали пропускать эшелоны армии Кузнецова, и к вечеру того же дня все 156 эшелонов прошли по назначению.

Недалеко от станции был опорный пункт снабжения Северо- Западного фронта. Заведывал им мой знакомый генерал Федор Зеленцов. У него была прямая связь с Москвой. Было уже темно. Стучу. Зеленцов открыл дверь, увидел меня и перекрестился. Говорю: «Что с тобой, Федя, набрался, что ли?» Он говорит: «Я со слезами выпил. За упокой». — «Чей?» — «А твой же!» И рассказал, как меня искали и даже пуговки от меня не нашли, и он доложил в Москву, что меня разорвало авиационной бомбой.

Ну, посмеялись мы с ним за ужином. Потом я позвонил в Москву. Трубку взял член Политбюро и секретарь ЦК ВКП(б)

А. А. Андреев. Сказал:

— А нам доложили, что Вы убиты.

Я ответил, что был контужен. Он просил подождать, и я услышал голос Сталина:

— Как себя чувствуете? Нам известно, что задание Вы выполнили. Командующий фронтом генерал Курочкин доложил, что армия прибыла. Поздравляю с орденом Ленина. Немедленно выезжайте в Москву.

В последних числах января я уже был в столице.

Г. А. Куманев: Нельзя ли узнать некоторые подробности, связанные с созданием Транспортного комитета при ГКО, какова Ваша оценка этого решения Государственного Комитета Обороны, принятого 14 февраля 1942 г.? Что Вы можете сказать о ситуации, сложившейся на железных дорогах в это время, и о кадровых переменах в высшем руководстве НКПС, которые состоялись в марте того же года, и как Вы взаимодействовали с новым наркомом? И, наконец, каким Вам запомнился Сталин в то тяжелое время?

И. В. Ковалев: Вернувшись с фронта в начале 1942 г. я прежде всего подготовил докладную записку на имя Верховного Главнокомандующего. В ней на двух страницах суммировал основные транспортные неурядицы: и те, которые знал по документам и докладам подчиненных, и те, которым сам был свидетелем при поездках на фронт. Особо отметил сбои в снабжении войск, вообще в воинских перевозках, возникавшие на стыках разных транспортных систем — железнодорожной, речной, морской, автомобильной. Как правило, перегрузки с железной дороги на водный транспорт, или на автотранспорт, затягивали доставку войск и грузов по всяким причинам, главными среди которых были нерадивость и нерасторопность, усугубляемые неразберихой межведомственной. Причем один фактор особенно нарушал бесперебойность в военно–хозяйственных и других перевозках: не было единого органа управления всем транспортом воюющей страны. И если во время военных действий в районе р. Халхин — Гол и в Финляндии в 1939–1940 гг. этот дефект только давал о себе знать, то сейчас он взял страну и армию буквально за горло.

В конце записки Сталину я так и написал: «Нужно создать всевластный Транспортный комитет». Напомнил, что в Гражданскую войну по указанию Ленина весь транспорт страны был подчинен одному ведомству — Наркомату путей сообщения. Конечно, Сталин, которого Ленин посылал на самые напряженные участки той войны, знал о тогдашних транспортных проблемах много больше, чем я. Однако и напомнить не грех. А кроме того, бывая у Сталина и на широких, и на узких совещаниях и докладах, я приметил такую его привычку. Предлагает ему кто–нибудь нечто дельное, но не рядовое, он подойдет к полке с книгами Ленина, подумает, вынет томик. Иногда скажет: «А вот мы посмотрим, что говорит по этому вопросу Владимир Ильич». Иногда прочтет вслух, иногда перескажет. Поэтому я знал, что упоминание о ленинских указаниях не пройдет мимо Верховного Главнокомандующего.

14 февраля 1942 г. в Центральном Комитете партии, в кабинете Сталина, состоялось объединенное заседание Политбюро ЦК ВКП(б) и Государственного Комитета Обороны. Кроме членов Политбюро и ГКО присутствовали приглашенные наркомы и ряд других руководящих работников.

Заседание открыл Сталин. Сказал, что сегодня голосование будет проходить на демократической основе. Голосовать имеют право не только члены Политбюро ЦК и Государственного Комитета Обороны, но и все приглашенные. Потом все это будет оформлено как постановление ГОКО. (В сокращенном виде Сталин всегда так называл Государственный Комитет Обороны).

— У нас имеется одно предложение, — продолжал он. — Управление военных сообщений Генштаба представило докладную записку.

Он коротко пересказал содержание записки. Я очень волновался.

Впервые мое деловое предложение обсуждалось на высшем уровне. Я следил за Сталиным, но пока что он ничем — ни выражением лица, ни словами, ни тоном — не выразил своего отношения к проблеме. Просто пересказал то, что в записке и как бы от имени авторов записки: о разобщенности транспортной системы, о необходимости создать Транспортный комитет при Государственном Комитете Обороны для координации этой системы.

— Кто за это предложение? — спросил он. — Поднимите руки!

Я поднял руку и оказался в полном одиночестве. Больше никто

не проголосовал «за», и у меня было впечатление, что меня жестоко высекли: мол, каждый сверчок знай свой шесток.

Сталин оглядел всех сидящих и сказал:

— Конечно, товарищи чиновники, вы правильно поступили, что не поддержали еще одно надстроечное звено управления…

Он прошелся по кабинету, отвернулся, раскуривая трубку. «Вот и все! — подумал я. — Вот и конец твоему предложению. Сейчас он скажет: снимаем вопрос с повестки дня…»

Раскурив трубку. Сталин обернулся к столу, к нам, и сказал:

— Речь идет, товарищи, не о лишнем управленческом звене. Речь о слабом звене, каким оказался сегодня наш транспорт. Он неуправляем. Его неуправляемость грозит нам поражением в войне и может привести к потере Советской власти. Вот о чем наш сегодняшний разговор. Есть предложение проголосовать повторно. Кто за?

Голосование было единогласным. Объединенное заседание высказалось за создание Транспортного комитета при Государственном Комитет Обороны. Сталин сказал:

— В записке есть предложение «создать всевластный комитет». Как это понимать? А так, что орган этот должен иметь не только исполнительное содержание, но и законодательное. Есть предложение избрать председателем комитета товарища Сталина. Прошу голосовать!

Все проголосовали «за». Потом, рассмотрели предложение Сталина об избрании заместителем председателя Транспортного комитета секретаря ЦК и члена Политбюро ЦК А. А. Андреева, а членами — члена Политбюро ЦК, заместителя Председателя СНК СССР и наркома внешней торговли А. И. Микояна, члена Политбюро ЦК, наркома путей сообщения Л. М. Кагановича, начальника УПВОСО И. В. Ковалева, заместителя наркома путей сообщения Г. В. Ковалева, начальника Оргуправления НКО А. Г. Карпоносова, начальника Тыла Красной Армии А. В. Хрулева, наркома речного флота 3. А. Шашкова и наркома морского транспорта П. П. Ширшова.