Земля Горящих Трав - Наталья Михайлова

— Возьму дубовые ветви и железную лампу домой — сказала Ярвенна. — Мне легче тут, среди полыни. Это мое растение, оно дает мне силы. Зимой я поставлю его алтарь в комнате.

— Тебе ничего не нужно, Ярвенна? — повторил Хородар. — Я буду тебя иногда навещать.

— Да, — Ярвенна чуть-чуть улыбнулась. — Спасибо. Приходи. Хородар, я не хочу, чтобы вы думали, будто я не в себе. Все… в порядке, — добавила она. — Просто я должна быть с ним.

Ярвенна собиралась взять отпуск по семейным обстоятельствам. Она готова была уволиться, если нужно, лишь бы ничто не мешало ей проводить дни на полынной поляне. То же самое она сказала на совещании землепроходцев:

— Я останусь на поляне, пока есть хоть малейшее допущение, что Сеславин жив…

Ярвенну поддержал Хородар.

— У ветеранов есть предложение Свету, — начал он. — Представьте… Может быть, неудачный пример, но представьте, что Сеславин ушел в море. Мы получаем известие, что корабль разбился, и есть только крошечный шанс, что его выбросило на какой-нибудь не нанесенный на карты остров. Мы отправляем спасательную экспедицию. Затратную и долгую экспедицию, которая, скорее всего, кончится ничем.

Сейчас Ярвенна надеется, что Сеславин жив. Будь он действительно жив, Ярвенна всегда будет для него причиной продолжать борьбу. Человек, которого никто не ждет, никогда бы не сумел вынести столько, сколько сможет вынести человек, на алтаре которого любимая поддерживает огонь. Мы предлагаем Совету считать, что Ярвенна находится в экспедиции в поисках мужа. Пока мы не узнаем наверняка о его судьбе.

— Хородар, — поднялся один из землепроходцев. — Мы все понимаем и разделяем горе Ярвенны. Это и наше горе. Но давай посмотрим трезво. Как мы можем узнать о его судьбе наверняка?

— Если Сеславин даже не казнен, так или иначе Стейр его не отпустит живым, — добавил с места Дан из Даргорода, редактор внутреннего издания "Северной Оливы". — Прости, Ярвенна, но это правда. Если его до сих пор не убили, все равно он будет убит. И мы действительно не узнаем, когда. Значит, допущение, что он жив, может оставаться даже через десять лет.

— Разумно будет ограничиться годом, пока Ярвенна не будет признана вдовой, — предложил начальник следопытов Дейвен.

— Это невозможно, — быстро возразила Ярвенна. — Я имею в виду не год, а все время, пока можно надеяться.

— Неужели отныне получается, что ты видишь свое место только на полынной поляне? А твоя работа, твоя семья, ребенок? А ты сама?..

— Ты, по сути, уходишь из жизни вместе с Сеславином, — печально добавила одна из женщин. — Ты поступишь так, как считаешь нужным, но я бы просто хотела, чтобы ты пожалела себя… и свою мать, и своего сына. Вряд ли Сеславин пожелал бы, чтобы ты вычеркнула себя из жизни.

— Ярвенна, все знают, что вы очень любили друг друга, но нельзя же доходить до такого… самоотречения! — послышался голос из заднего ряда.

— Ну зачем сразу так? — вмешался Дьорви. — А если бы Сеславин был просто тяжело болен, и у него оставался один шанс из тысячи? Ярвенна тоже сидела бы возле него до последнего, и все бы сказали, что она права. В чем тут отличие, я не понимаю. Что Сеславин в другом мире и не может ей ответить? А будь он в бреду, без сознания?

Тихий поморник-полукровка говорил, как обычно, будто бы сам с собой, ни на кого не глядя, и хотя начал он громко, под конец его почти не было слышно. Дьорви не умел говорить на собраниях.

— Вопрос стоит не о том, — уточнил председательствующий Дейвен, — как поступать Ярвенне. Она взрослый человек, и может распоряжаться собой без нашего разрешения. Вопрос в следующем. Ярвенна — молодая женщина, мать маленького ребенка. Это не мешало ей заниматься полевыми исследованиями и подолгу жить Патоис. Формально, ее теперешняя «экспедиция» вполне безопасна: почему бы ей и не зажигать алтарь Сеславина на поляне? Опасность такого решения в другом. Ярвенна надеется, что Сеславин слышит ее, и что она дает ему силы своим ожиданием, своей верой в то, что он возвратится. Пройдет год, надежды, конечно, станет меньше. Но у нас по-прежнему не будет безусловной уверенности в смерти Сеславина. Если Ярвенна примет решение вернуться к обычной жизни, к работе, к сыну, наконец, признает себя вдовой и перестанет каждый день зажигать лампаду, ей придется допустить мысль, что Сеславин поймет: даже она устала верить в его возвращение.

— Никогда такого не случится! — перебила Ярвенна. — Ты же знаешь, Дейвен, я никогда не брошу его там одного!

— Подожди, — мягко попросил начальник следопытов. — Мы знаем, что Сеславин — мужественный человек. Он уверен, что мы получили известие о его казни и считаем его погибшим. Если, — подчеркнул Дейвен, — если он жив, он способен встретить это достойно. Но месяц, полгода, год слышать, как тебя зовут, как в твое возвращение верят, а потом понять, что все, у жены другая жизнь…

— Дейвен! — прервала Ярвенна.

— Я знаю, ты этого не допустишь, — повторил тот. — А значит, для тебя не будет пути назад. Мы сможем получить доказательства смерти Сеславина, только если режим Стейра падет, и нам достанутся архивы Ведомства. Может быть, через пять, десять лет. У тебя не будет своей жизни, ты не позволишь себе погасить огонь в его лампе и заняться наукой, работой, личной судьбой. Хорошо, пускай… Самое ужасное в том, что, вероятно, ты отдашь эти годы человеку, которого уже нет в живых. Представь: минуло десять лет… Ярвенна, наверное, я понял бы, если бы это сделала мать, старая мать, которая может ждать вечно…

Ярвенна подняла голову:

— Тогда считайте, что я его мать.

Повисло ошеломленное молчание.

— Я не сошла с ума, и я это делаю не от горя, — продолжала она. — Горе у меня большое, но я могу его перенести. Я люблю Сеславина. Разве он не заслужил того, чтобы я была с ним в самый трудный час до конца? — устало закончила Ярвенна.

Совет одобрил предложение ветеранов "Северной Оливы" считать Ярвенну в экспедиции по поиску пропавшего без вести мужа. Аттаре присутствовал на собрании, хотя он, больше не землепроходец, не имел права голоса. Поздно вечером вернувшись домой, он с порога услышал от матери:

— Тебя ждет Джола. Я предложила ей посидеть у нас, она на веранде.

Аттаре быстро прошел на веранду, где обычно писал монографию по ночам. Джола сидела за письменным столом, склонившись над книгой. Услышав шаги, она быстро обернулась.

Джоле было жаль Сеславина и Ярвенну, но она их почти не знала. Ее больше тревожило то, как тяжело перенес Аттаре известие о казни Сеславина. Джола видела у него снимок погибшей в Тиевес экспедиции. Она знала, что Аттаре и Сеславин были единственными выжившими из девушек и ребят, запечатленных на общем светописном снимке. Теперь только сам Аттаре оставался на нем живым среди мертвых, и чувство вины, ощущение собственного дезертирства не давало ему покоя. Он писал научный трактат, сидел на веранде и бродил по взморью с Джолой, а их уже не было на свете.