Антиглянец - Наталия Осс

Я посмотрела в иллюминатор – под нами проплывали коричневые сморщенные, хорошо пропеченные горы, тонкие, сверкающие на солнце ниточки рек, похожие на цепочки с алмазной гранью, неряшливо брошенные хозяйкой на траву. Или на то зеленое плюшевое платье, которое Настя забыла повесить в шкаф.

Я почувствовала, как меня вдавило в кресло и подбросило вверх – за стеклом уже ничего не было видно, только мутный лондонский туман, чай, разбавленный молоком, гордость британской империи.

– Как думаешь, если мы откроем шампанское, это будет кощунством?

– Почему кощунством?

– Потому что траур в стране, а мы развлекаемся.

– Разве можно пить с утра, если мы еще не завершили дневную программу? Кстати, а где Саша Канторович?

– Я его уволил. Мы теперь с ним будем бизнес делить.

– Как Прохоров с Потаниным?

– Да. И как Волкова с Затуловской.

Он шел ко мне и улыбался. Небритый. Глаза ледяные. Нес в руках стопку журналов, сверху лежал Gloss, с Ведерниковой на обложке. Кинул журналы мне под ноги, и они разлетелись веером по стеклянному полу, на котором был выбит логотип Moоnsoon.

Он открыл шампанское – из бутылки вырвался сноп пузырьков. Это было красиво, как салют. Сверкающие пузырьки разлетались по салону, оседали на креслах, липли к столу, взмывали к потолку. Мы ловили их ртом, втягивали в себя, посылали друг другу по воздуху, отбивали носами. Так играют дети надувными мыльными шарами.

– Скоро посадка. Поможешь мне надеть костюм?

Он сбросил с себя полотенце. Я ахнула. Он стоял передо мной в одной бабочке, широко расставив ноги. Колосс на стеклянном полу. Вниз я не смотрела – боялась, что покраснею, что не смогу удержаться.

– Ну, давай! Не стесняйся.

Я подошла ближе. Протянула ему майку с надписью «Че Бурашка by Denis Simachev». Коснулась ладонью его груди.

– Ты знаешь, что я с женой развожусь? – он прижал меня к себе. Я почувствовала животом через тонкую ткань «Че Бурашки by Denis Simachev», как горячо и сильно там, внизу, бьется его пульс.

– Ты рада?

Я кивнула.

– Если ты не разорен.

– Нам хватит, – он улыбнулся. Он так редко делал это, так стеснялся своей улыбки, что она, обиженная на то, что ее редко доставали из глубины души, делалась похожей на мольбу или на гримасу боли. Мне стало его жаль. Я обняла его, погладила по голове, коснулась макушки, уже начавшей оголяться.

– И что ей достанется?

– Только «Челси». Все остальное – у меня, – сказал Роман.

– А этот корабль?

– Корабль оформлен на тебя. Я его купил уже после развода. Смотри, – и он вынул из кармана значок с надписью «Dreaming of Space. Moonsoon».

– Космос как предчувствие. Скоро Луна, – перевела я автоматически.

– Специально заказал Симачеву. Давно, еще когда во Дворце пионеров в космическом кружке занимался. Это наш логотип. Нашего полета. Нравится, да?

– Красивый. Как ты.

– Пора.

Он натянул майку с надписью «Че Бурашка by Denis Sima­chev», рэпперские штаны, шлем, сверху – серебристый тонкий костюм с принтами, выполненными в цветах российского флага – белый, синий, красный, чудо современных нанотехнологий.

Корабль резко пошел вниз. Пластиковый контейнер взлетел к потолку и зацепился за лампы, сделанные по современным нанотехнологиям.

– Сгруппируйся, – сказал Роман, прижал меня к себе. Мы вместе подпрыгнули и зависли в воздухе, образуя единое целое. – Сейчас уже садимся.

Корабль летел вниз, в ушах закладывало, в животе сталкивались, бродили и лопались пузырьки – удивительная смесь страха, восторга и любви.

Я почувствовала резкий удар. Земля. В смысле Луна.

Роман отжал гидравлический запор. Люк сдвинулся и пошел вправо.

В салон звездолета ворвался лунный свет. Такой яркий, что слепило глаза.

– Надень, – сказал он, протягивая мне очки.

– Откуда это у тебя?

– Это лунные очки. Последняя коллекция. Современные нанотехнологии. В «Харродс» купил.

– А почему здесь так ярко? Это же Луна.

– Дурочка, до земли же весь свет не доходит. А мы в самом эпицентре.

Какой он все-таки умный.

Первым из звездолета вышел он. Я уступила ему это право – быть первым русским на Луне. Пусть он всегда будет первым. Он подал мне руку – и я медленно вплыла в расплавленное густое серебро.

Мы закружились в медленном гипнотическом танце – он взмывал вверх, протягивал мне руки, я устремлялась за ним, оказывалась над его головой, летела вниз, поднимала глаза, видела над собой подошвы его сапог с высокоточным протектором, сделанным из специальной резины на его заводе космических нанотехнологий в Йоханнесбурге. Он переворачивался, летел ко мне, подхватывал меня у самой кромки кратера, в глубине которого сверкал гигантский алмаз, отполированный до блеска космическими ветрами.

– Вы пове-е-рите едва ли, это было как во сне-ее!.. – крикнул он мне.

– Мы с Бароном танцева-а-ли, мы с Романом танцева-а-ли, та-а-нцевали на Луне-ее!.. – отозвалась я.

Гулкое эхо раздалось в ушах, ухнуло внутрь кратера, отразилось от полированной алмазной поверхности и ударилось в стекло шлема.

Он вдруг сорвал гидравлический запор, крепивший к скафандру шлем, и откинул его в сторону.

– Ты что делаешь?

– Нормально, здесь можно дышать… Снимай!

Я осторожно приоткрыла забрало – потрясающе, какой вкусный воздух…

Он расстегивал «молнии» на костюме, выплывал из него… Серебристый скафандр, хранивший форму его тела, повис рядом. Потом футболка, рэпперские штаны…

– Раздевайся! – сказал он. Я посмотрела вниз, туда, где, по моим расчетам, должен биться напряженный пульс его души, красный сигнальный флажок его желания. Но ничего не было – в полутора метрах над сапогами вяло колыхалось под космическим ветром унылое нечто.

– Ой, а почему не стоит?

– Дурочка! Это же невесомость! Здесь ничего не стоит на месте!

Он захохотал. И выпустил в меня залп пузырьков – молочно-белый праздничный салют. Пузырьки разлетелись, закружились вокруг меня и собрались в змеящуюся ленту. Она тянулась далеко – от звездолета вверх, за пределы Галактики.

– Там, высоко-высоко, кто-то пролил молоко, и получилась лунная дорога! – крикнул он и захохотал.

– Как же это может быть? Не стоит, а ты кончаешь?

– Дурочка, это и есть открытие! Эякуляция без эрекции. По современным нанотехнологиям. Хорошо! Как же хорошо! А ты говоришь, презервативы… Журнал собираешься издавать… Нанотехнологии – это будущее! Поняла теперь, что значит млечный путь, лунная дорожка? По ней мы будем с тобой ходить от Луны до Лондона и обратно. Я буду Понтий Пилат, а ты мой пес Банга. Здорово, да?

– А как же Москва? А до Москвы по ней можно дойти?

– А туда ты больше не вернешься. Если ты со мной, зачем тебе Москва?

– Москва… Алена, это уже Москва, – кто-то тряс меня за плечо.

Ксения протягивала мне солнечные очки.

– Это ваши? Они под креслом лежали. Алена, а можно мне вашу визитку? Я вам позвоню, хорошо? Вдруг вам понадобится ассистентка? Я могу быть ассистенткой. Я же нашла вам автограф Аль-Файеда, правда?

Глава 10

GLOSS Май

Все когда-то возвращается. Мода, идеи, силы, чувства. Это означает только одно – весну, которая выдает новый кредит доверия и обещает вернуть нам все.

Все – это значит многое. Вещи, которые мы считали безнадежно вышедшими из моды, цели, отложенные на время как недостижимые, героев, чьи образы мы всегда хотели примерить на себя.

Героями глянца становятся только те, кто идеально соответствует требованиям эпохи. Эти люди умеют делать очень простые вещи. Лучшие платья, книги, фильмы. Ваше имя тоже впишут в список героев, если вы научитесь делать что-нибудь лучше других.

Например, кино, которое покажут на Каннском фестивале. Кстати, в честь каннского юбилея Вим Вендерс, Андрей Кончаловский, Кен Лоуч, Вонг Кар Вай, Ларс фон Триер и еще тридцать лучших режиссеров создали проект «Каждому свое кино». Очень точное название. Статус вашего билета на каннскую премьеру и порция славы, измеряемая количеством глянцевых страниц с вашим фото, будут выданы точно по мерке.

Жюри утверждает, что бренды создают личности (как и культы, впрочем). Имена становятся логотипами после жесткого личностного ребрендинга. Вы уже прошли через это? Значит, ваши платья, книги, фильмы могут претендовать на статус нового мирового бренда и станут основой очередного культа.

Теперь перед вами расстилается красная дорожка. Идти по ней следует в самом лучшем своем платье от Valentino или Ralph Lauren, опираясь на каблуки Jimmy Choo или Christian Louboutin (они очень подходят претенденткам на главный приз), сжимая в руке сумочку Roger Vivier или Fendi. Но помните, что не стоит следовать glossy-советам буквально, ведь роскошь – это не цвета и фактуры, не образы и стили, не логотипы на сумках и флаконах. Роскошь – это реализованная на сто процентов возможность. Успех в чистом виде, который позволяет вам претендовать на все. Без исключения.

А кому же еще? В конце концов, в мире, где слишком много моды, красоты и роскоши, именно личность является единственным стоящим брендом.