и заняли свои места. Тот, что с ситаром, присел на высокий барный стул неподалёку от правой кулисы, гусляр занял место в центре, обосновавшись на массивной дубовой скамье, положив руки на огромный, таких Влад никогда не видел, инструмент, а волынщик, сменивший надоевшие ему брюки на килт, уселся на низкий табурет, так что всему залу стало видно его розовое с кружевами исподнее. Впрочем, на это никто не обратил особого внимания, все ждали начала концерта, как ждал его и Влад, сосредоточив своё внимание на гусляре и гадая, сможет ли тот дотянуться до всех струн на его инструменте, не вставая со своей скамьи. Музыканты грянули, и не смотря на сомнения Влада, происходящие из большой географической удалённости одного инструмента от другого, стали играть слаженно и довольно мелодично, что было неожиданно и даже гусляр, не смотря на обширные размеры своего инструмента, каким то неведомым образом дотягивался до всех его струн, отчего создавалось впечатление, что руки у него увеличиваются по мере необходимости при игре на столь чудесном инструменте. Волынщик тоже не отставал и вовсю раздувал щёки, прижимая руками раздувшиеся меха инструмента, так что это немного походило на то, как если бы он тискал аппетитную барышню с бюстом пятого размера. Такие ассоциации были, судя по всему, ни у одного Влада, так как он стал слышать тихие смешки сзади, где сидела двумя рядами дальше дама в шляпе. Он обернулся, чтобы удостовериться в своём предположении и точно, дама, иногда хихикая, тыкала сложенной программкой в сторону волынщика, после чего тут же закрывала ей лицо, оставляя неприкрытыми только глаза, в которых прыгали маленькие шаловливые искорки. Впрочем, она могла себе воображать не то же самое, что и Влад, фантазии у всех разные, а просто могла, вот только что, заметить его исподнее, такое же, как у неё, отчего и нескромно хихикала. Чужая душа потёмки, в очередной раз заключил Влад и вернулся к действу, происходящему на сцене. Там же в игру «Удиви зрителя» включился и музыкант, играющий на ситаре, он каким-то неведомым образом умудрился усесться на барный стул в позе лотоса и продолжал играть на ситаре, использую вместо пальцев правой руки, пальцы левой ноги, что на изрядное время ошарашило Влада и полностью погрузило в процесс. Очнулся от этого он лишь тогда, когда музыканты вышли на коду и завершили произведение в прямом смысле на высокой ноте. Весь зал встал и стал аплодировать виртуозам не жалея ладоней, и даже мужчина с цепями привстал, на сколько они ему позволяли, и присоединился к общему буйству оваций, под пристальным взглядом милиционера, теребившего за портьерой свисток. После того как отгремели овации, гусляр предложил пригласить на сцену кого-нибудь из зала и вместе с ним исполнить следующую композицию. После этих слов дама в шляпе спряталась настолько, что от неё осталась только программка, зато закованный в цепи зритель оживился не на шутку и стал тянуть вверх руку, одновременно с этим выкрикивая, я, возьмите меня, как заправский отличник в классе отстающих. Но музыканты не восприняли всерьёз его порыв приобщиться к высокому, а просто пригласили на сцену ближайшего к ним зрителя, надо ли говорить, что им оказался Влад, сидящий по центру в первом ряду. С некоторой робостью, оно и понятно, выступать на концерте, да ещё перед такой требовательной публикой ему ещё никогда не доводилось, он поднялся на сцену. Гусляр, тут же подошёдший к нему, предложил на выбор губную гармошку или бубен, погрузив Влада этим своим предложением в полную растерянность, ведь ни на том, ни на другом, он играть не умел. Тогда, выбрав, с перепугу, что попроще, а этим попроще оказался бубен, Влад решил, наконец, поинтересоваться, что же за произведение сейчас будет исполняться. Гусляр не стал делать из этого какого-то секрета и прямо сказал, что сейчас они будут исполнять песню группы Uriah Heep «Sunrise», чем поставил Влада в очередной тупик. Выход из тупика он так и не нашёл, так что, когда послышались первые ноты мелодии, Влад просто вспомнил, как показывал руками фонарики Дэвид Байрон на сцене в Токио в 1973 и стал делать точно также только с участием бубна. Получилось довольно неплохо, и по странному стечению обстоятельств он даже попадал в мелодию, так что через некоторое время вполне освоился и полностью погрузился в процесс, разошедшись под конец настолько, что залез на монитор, стоящий на краю сцены и прыгнул с него в оркестровую яму, благо та оказалась довольно неглубокой. Выбравшись на сцену под оглушительный аплодисмент зрителей, Влад пошёл кланяться вместе с музыкантами, тем более что те на этом настаивали, беря его за руки и становясь рядом. Стоя посреди сцены и отвешивая поклоны, он то и дело смотрел то направо, то налево от себя, разглядывая костюмы артистов, те, казалось, блестели чем-то мокрым и немного от этого переливались под лучами софитов. В последний раз поклонившись и отведя взгляд от фалд их фраков, Влад выпрямился и отпустил крылья пингвинов, которые тут же разошлись по своим местам, а гусляр, оставшийся рядом, предложил пройти обратно в зал, плавным взмахом правого крыла.
Тут Влад и проснулся, с недоумением смотря на жёлтый свет фонаря, падающий в спальню, и не понимая, откуда в филармонии могли взяться пингвины. Он протянул руку к тумбочке и взял с неё телефон, часы показывали 2:03 ночи. Отложив телефон обратно и подумав, чего только не приснится, он повернулся на другой бок и стал отгонять все лезущие в голову мысли, дабы поскорей уснуть. Сон, ещё не успевший далеко уйти, видя такое примерное поведение Влада, решил тут же вернуться и погрузить его в новую фантазию.
Влад протёр запорошенные снегом глаза и снова стал хорошо видеть. Перед ним простиралась необъятная гладь снегов и льдов Антарктиды, по которой мерно прохаживались пингвины, отходя от кромки воды, после непродолжительного купания или кормёжки. Один императорский пингвин, только что выпрыгнувший на берег и скользящий на пузе поднялся и неловко передвигая лапами, побрёл к ещё одному пингвину, сидящему неподалёку и прикрывавшему своим телом малыша, который при приближении знакомого выскочил из укромного места и открыл рот, в который тут же была брошена маленькая рыбка подошедшим к своей семье пингвином. Тот, что только что накормил малыша, оказался папой, а заботливо укрывавший его всё это время пингвин, мамой, как успел выяснить Влад. За долгое время пребывания здесь, он уже успел научиться безошибочно определять пол, если увидит семейство вместе и здесь как раз был такой
