Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, если охота к перемене мест стара, как человечество, и любой ребенок это подтвердит, что происходит с такими, как мой отец? Что за переключатель щелкает у них в мозгу и превращает Богом данное желание двигаться в желание не сходить с места?
Это не от отсутствия энергии. Превращение происходит не когда человек стар и немощен. Оно происходит на самом расцвете жизненных сил, когда он еще бодр и здоров. Если спросить, откуда такая перемена, он начнет отговариваться всякими добродетельными словами. Скажет, что такова американская мечта: осесть, завести семью и честно зарабатывать на жизнь. Будет с гордостью говорить о том, какие узы связывают его с общиной через церковь, благотворительность, торговую палату и прочие подобные местные организации.
Но возможно, думала я, проезжая над Гудзоном, возможно, желание оставаться на месте исходит не от добродетелей человеческих, а от пороков. В конце концов, разве обжорство, лень и жадность не процветают в неподвижности? Разве они не сводятся к тому, чтобы усесться поглубже в кресло и больше есть, больше лениться, больше хотеть? В некотором смысле гордость и зависть тоже процветают в неподвижности. Ведь гордость питается тем, что ты построил вокруг себя, и точно так же зависть питается тем, что построил через дорогу твой сосед. Твой дом, может, и крепость, но думается мне, что крепостные рвы надежно защищают не только вход, но и выход.
Я верю, что у каждого из нас свой путь, дарованный Господом Богом, — путь, на котором прощаются наши слабости и испытываются наши силы, свой неповторимый путь для каждого. Но, может быть, Он не станет стучать в наши двери и не преподнесет его нам на блюдечке. Может быть — может быть, Он требует, Он ждет, Он надеется, что мы — подобно его единородному сыну — выйдем в мир и найдем свой путь сами.
Когда я вылезла из Бетти, из дома вывалили Билли, Вулли и Эммет. Билли и Вулли широко улыбались, Эммет же, как всегда, делал вид, что улыбки — это слишком ценный ресурс.
Вулли, которого, очевидно, правильно воспитали, спросил, не нужно ли помочь с вещами.
— Спасибо тебе большое за заботу, — сказала я, не поворачиваясь к Эммету. — Мой чемодан в багажнике. И, Билли, на заднем сиденье корзинка — будь добр, отнеси ее в дом. Только не подглядывать.
— Все сделаем, — сказал Билли.
Билли и Вулли заносили вещи в дом, а Эммет качал головой.
— Салли, — он явно был раздражен.
— Да, мистер Уотсон.
— Ты что здесь делаешь?
— Что я здесь делаю? Дай-ка подумать. У меня не было особенно срочных планов на ближайшее время. Да и на большой город всегда хотелось посмотреть. Ну и еще так случилось, что я вчера весь день сидела и ждала звонка.
Это чуть сбило с него спесь.
— Прости, — сказал он. — Честно говоря, совсем забыл тебе позвонить. Мы уехали из Моргена, и с тех пор просто одна беда за другой.
— У всех у нас свои испытания.
— Справедливо. Не стану оправдываться. Я должен был позвонить. Но разве нужно было ехать в такую даль просто потому, что я не позвонил?
— Может, и нет. Наверное, надо было скрестить пальцы и надеяться, что у вас с Билли все хорошо. Но я подумала, тебе будет интересно узнать, зачем ко мне приезжал шериф.
— Шериф?
Но не успела я объяснить, как Билли обхватил меня за пояс и посмотрел на Эммета.
— Салли привезла нам еще печенья и варенья.
— Я же сказала не подглядывать, — сказала я.
И взъерошила ему волосы — их явно не мыли с нашей последней встречи.
— Знаю, Салли, ты так сказала. Но ты же пошутила. Правда?
— Правда, пошутила.
— А земляничное варенье ты привезла? — спросил Вулли.
— Привезла. И малиновое тоже. Кстати говоря, где Дачес?
Все удивленно огляделись, словно только что заметили его исчезновение. Но в ту же секунду он появился на пороге в рубашке, при галстуке и в чистом белом фартуке.
— Ужин подан!
Вулли
Какой это был вечер!
Начнем с того, что ровно в восемь Дачес отворил дверь, и на пороге появился Эммет — что уже повод для праздника. Не прошло и пятнадцати минут — только Вулли успел подарить Билли дядины часы — и вот что-то взрывается, и у них перед глазами предстает Салли Рэнсом, приехавшая из самой Небраски! Не успели они по-настоящему обрадоваться, как в дверях появился Дачес и объявил, что ужин подан.
— Проходите сюда, — сказал он, когда они вошли внутрь.
Но повел их не в кухню, а в столовую, где на столе стоял фарфор, и хрусталь, и два канделябра — хотя был не праздник и не день рождения.
— О Господи, — сказала Салли, войдя в комнату.
— Мисс Рэнсом, прошу вас, присаживайтесь, — сказал Дачес, отодвинув для нее стул.
Билли Дачес посадил рядом с Салли, Вулли — напротив них, а Эммета — во главе стола. Себе Дачес оставил место на другом конце стола — на том, что был ближе к кухне, где он вскоре и скрылся. Но не успела еще дверь в кухню замереть, как он уже вернулся с бутылкой вина и перекинутой через руку салфеткой.
— Невозможно по достоинству оценить итальянский ужин без глотка vino rosso, — сказал он.
Обойдя стол, Дачес наполнил бокалы — даже бокал Билли. Затем, поставив бутылку, снова исчез за дверью и вернулся — на этот раз с четырьмя тарелками: две в руках и две чуть повыше запястий — Вулли подумал, что именно для таких случаев и придумали эти качающиеся на петлях двери.
Обежав стол и поставив тарелку перед каждым, Дачес снова исчез за дверью и принес тарелку для себя. Фартук он снял и был теперь в жилете, застегнутом на все пуговицы.
Пока Дачес усаживался, Салли и Эммет рассматривали предложенное блюдо.
— Что это за…? — сказала Салли.
— Фаршированные артишоки, — ответил Билли.
— Их готовил не я, — признался Дачес. — Мы с Билли купили их сегодня на Артур-авеню.
— Это главная улица в итальянском районе Бронкса, — сказал Билли.
Эммет и Салли перевели взгляд с Дачеса на Билли и снова на тарелки — все так же озадаченно.
— Нужно объедать мясо с листьев, — объяснил Вулли.
— Нужно что?
— Вот так!
Для наглядности Вулли оторвал один лист, объел с него мясо и
