Ворон на снегу. Мальчишка с большим сердцем - Анатолий Ефимович Зябрев

– Чего это ты так рано? – недовольно спросил один, зевая, именуемый в зоне дятлом. Он и был как дятел долгоносый.

– Да ить работы много. И лошадь надо накормить, почистить. Как же, – отвечал я.

Дятел зевнул и почесал под шапкой.

– Курево есть? Ну, давай, давай, труженик, едрёна мать, – не то похвалил, не то осудил он, толкнув в спину.

Всё это было очень странно и неожиданно.

Три или четыре дня я пробыл в таком состоянии тревоги и душевного упадка. В состоянии этакого внутреннего озноба был, ожидая кандея. Возникла острая, как стекло, мысль: не ждать, а бежать. Вот оставить лошадь на станции возле угольного склада, а самому сигануть на подножку железнодорожного состава. Не всех же сбежавших находят. Вон Чуря, говорят, до сих пор не изловлен, гуляет, плюёт на всё и всех.

Вагоны стучали колёсами в пяти шагах от повозки, от меня, сидевшего на ящике. Потом я стоял на куче угля с лопатой. Вагоны мелькали. А я боролся с собой: прыгать, не прыгать? Поезд тем временем, мелькнув задними буферами-тарелками, уходил за поворот. С поездом улетала свобода.

Драматичность моего положения усугублялась тем, что зэк на фабрике, то есть Гуфа, давший мне свой товар под реализацию, встречая у котельной, требовал положенные махру и чай, угрожал поставить меня на счётчик. От Гуфы и его шпаны можно ждать всего. Что я мог промямлить? То, что вахтёр Гусак, сучара, наколол? Гуфа бы мне порекомендовал поискать идиота в другом месте. Вывоз за ворота – это мои сугубо личные проблемы. Я сказал, что тот человек, житель посёлка, с кем я имею постоянно дело (а это сапожник из мастерской в посёлке), уехал на свадьбу дочери в город. Знакомого сапожника действительно не было, на мастерской висел замок, и появился он через пару дней. Я упросил, умолил его одолжить мне махорку и чай, он, добрая душа, всё понял и одолжил, при этом, конечно, не мог не втянуть меня в новую долговую яму: ящик угля вывалить задарма перед его домом.

Несколько успокоился я, когда на фабричных воротах наступило дежурство опять того же охранника и когда он, Гусак, производя обязательный шмон, похлопал меня по карманам бушлата, сдёрнул с меня шапку, проверяя, не несу ли я что в ней, в шапке-то, поддал лёгкого пенделя, спросил: «Цивильную-то бабёнку себе в невесты ещё не подобрал?»

Я догадался, что славный этот дядька Гусак никакого ходу делу моему по начальству не дал. После мне станет известно, что так поступают вахтёры в большинстве случаев: обнаруженный у кого из зэков при шмоне товар реквизируют в свою пользу и на этом – могила. А я-то, бестолковый, переживал!

С фабрики, с этого минного поля, меня вскоре убрали, и вот каким порядком это было, расскажу.

ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ – МОЙ НОВЫЙ ХОЗЯИН

Зима входила круто. Мама писала, что, как только скопит денег на дорогу, так приедет, привезёт толстые шерстяные носки и новую телогрейку, которую ей выдали за пропавшего без вести под Сталинградом Васю. Она писала, что всем семьям с нашей улицы, кто проводил своих под Сталинград, поступили такие извещения: без вести пропали. Я отвечал, что не надо, мама, ко мне ехать, тратиться на дороге, не надо, у меня всё хорошо, тут всё, что необходимо, выдают, я стараюсь перед начальниками и начальники не обижают меня. Так отвечая, я мало врал, мне ведь действительно был выдан толстый, на вате, бушлат, не новый, конечно, прожженный спереди и сзади, но носить ещё можно, достаточно ещё тёплый. Мама, несмотря на мои возражения, всё равно писала, что непременно приедет, как только соберёт деньги, повидаться чтобы. И всё-таки мама не смогла приехать – деньги ей взять неоткуда, но обещанные две пары носков шерстяных, самовязаных, прислала, одни из которых я тут же отдал нарядчику, он занарядил меня на работу попроще – возить уголь не в фабричную котельную, а в кочегарку школы, я обрадовался, риску залететь меньше.

А вскоре пришёл в нарядную главный лесничий, дядька с жёлтой бородой, и ультимативно заявил, что он не отпустит из лесосеки в зону ни одного воза дров, если зона не будет возить дрова в его лесничую контору. Нарядчик, в тот день замученный заказчиками, посмотрел сначала на меня, потом на злого бородача и произнёс окончательно:

– Забирай вот его, и – до свидания.

– А разве, э-э… покрепче разве никого нет? Там же брёвна наваливать – огорчился лесной начальник, окинув взглядом мою недоросшую фигурку в огромном жжёном бушлате.

– Пока нет, – отмахнулся нарядчик, считая на этом разговор законченным. – После на подмогу ему кого-нибудь могу подобрать, через недельку. А пока справляйтесь как-нибудь, – добавил нарядчик.

В первый рейс бородач поехал со мной, он был с пустым рукавом – однорукий. Вообще большинство мужчин в посёлке были то однорукие, то одноногие – осколки фронта наблюдались кругом. Не столько, наверное, помочь мне поехал, сколько показать, где они, эти самые дрова.

Поехали мы парой саней, лесничий – звать его Фёдор Фёдорович – правил первой лошадью, передней, а я – задней.

Ехали часа два, минули две или три забураненных деревеньки. В заснеженном берёзовом лесу дровосеки поработали ещё осенью, зэки, конечно, трудились, а сейчас тут только следы волчьи да заячьи на вырубках. Холмики голубоватого снега обозначали, где лежат раскряжёванные лесины, Фёдор Фёдорович распоряжался:

– Вон с той кучи станем брать. Подворачивай.

И начали мы грузить.

Я накренял сани, чтобы они разводами-пялами подсунулись под кряж, а Фёдор Фёдорович снизу, встав на колени, накатывал, дело такое ему давалось не просто, при одной руке-то, с него скоро слетела вся бодрость.

Когда кряж оказывался пристывшим к земле, требовалось сначала выковырнуть, а потом уж накатить в сани.

Так мы нагрузили оба воза, стянули верёвками и поехали назад, отворачивая от пней, торчащих из снега.

Решился я узнать:

– Когда без вести на войне пропадают, это как?

– Это значит, бомба или мина падает прямо в точку. Всех, кто был в этой точке, их уж нет, разнесло, и искать нечего, – отвечал Фёдор Фёдорович.

Я думаю про Васю под Сталинградом.

Вернулись мы уже в сумерках. Фёдор Фёдорович вынес несколько вареных картофелин, завёрнутых в тряпицу.

– Вот, возьми, поешь. А завтра я с тобой сам поехать не смогу, извини, другие дела. Но не отчаивайся, я кого-нибудь с тобой пошлю. Понял? Найдём тебе помощника.

На следующий день, и