Девятный Спас - Анатолий Брусникин

— Короши план, очен надёшни! — воскликнул Штрозак, недопереведя до конца и, очевидно, забыв о скромной роли толмача. — Без русски «авось»!

Попов молчал, ошарашенный обстоятельностью и продуманностью заговора.

Москва, она и вправду, будто пороховая бочка, только искру поднеси — взорвётся. А дальше всё пойдёт в точности, как рассчитано пятидесятником. И если уж он сам с «лучшими молодцами» будет стеречь государя на Смоленском шляхе, то быть России без Петра Алексеевича. Армия, лишившись предводителя, падёт духом. Меж генералами и министрами начнётся метание. Малороссия сразу отшатнётся от Москвы. По всей державе прокатятся бунты. Пожалуй, шведскому королю можно будет вовсе на Восток не ходить, Русь сама ему под ноги повалится. То-то Англии с Австрией счастье!

— Я всё понял и запомнил, — сказал Алёша, спохватившись. — План действительно превосходен.

— Одно паршиво. — С гордым видом приняв хвалу, Бык озабоченно почесал волосатую руку — один рукав на рубахе был оторван. — Ищейки Преображенские что-то пронюхали, зашныряли во все стороны. Сегодня утром еле-еле от них ушёл. Поскорей бы начинать, что ли.

Штрозак опять забыл, что явился сюда всего лишь переводчиком.

— Я долошу кому надо и вернусь сказать, кокда мошно начинать. Шди сдесь.

Но Бык покачал головой:

— Нет, я тут ненадолго. Меня отсюда однажды Преображенские уже выкуривали. Кто-нибудь из старых ищеек может вспомнить. Затаюсь в ином месте, подальше. Агриппа будет знать, ему скажи.

Не понравилось это Алёшке. Фрол — дядька скользкий. Выползет из сей дыры, ищи его потом. Дипломатам что? От всего отопрутся. Есть, правда, одноглазый Агриппа. Но вдруг и он сбежит? Иль упрётся и не скажет, где Быка искать?

Нет уж. Как устроен заговор, ясно. Главарь — вот он. Нужно его брать.

— Я слышал достаточно, — объявил Алексей ганноверцу. — Можно уходить.

И первым направился к лестнице, потихоньку выпрастывая из рукава нож. Чиркнул по одной из верёвочных перекладин, чтоб надрезать, да не насквозь.

— Поднимайтесь, герр Штрозак. Я подержу.

— Благодарю, герр лейтенант.

Толстяк пыхтя ступил раз, другой, третий, а на четвёртый нога сорвалась, и он с грохотом сверзся вниз.

Гвардии прапорщик был к этому готов, в руке держал карманный пистолет. Наклонившись над упавшим, коротким, сильным ударом треснул его рукояткой по виску. Штрозак только охнул.

— Упал? Дурья башка! — вскочил из-за стола Фрол. Видеть, как Лёшка угомонил немца, пятидесятник в полумраке не мог. Дальше таиться было незачем.

Алексей повернулся, наставил дуло на Быка и негромко, но убедительно сказал:

— Сядь, Фролка. И не гляди, что пистоль мал. Пуля в нём тяжёлая, быка свалит.

Ручищи пятидесятника вцепились в столешницу, глаза сузились.

— То-то я смотрю, для немца глаз шибко зыркий, — протянул стрелец, не выказывая страха. — Ты пали, птаха Преображенская, не сомневайся. Фролка Бык смерти не боится.

Легко, будто щепку, он опрокинул стол и ринулся на Попова. Лампа, упав, разлила лужицу горящего масла, которое зашипело и погасло, но на земле стоял фонарь, и этого света для прицела было довольно. В плечо? В ногу?

Дуло качнулось кверху, книзу. Ударил выстрел. От кремнёвого замка полетели искры, из ствола пук огня.

Пятидесятник зарычал, но устоял и даже не споткнулся. Знать, пуля не задела кости, пробуровила одну плоть. От такой раны Алёше прок был никакой — всё равно, что бешеного быка кнутом ожечь.

Увернувшись от пудового кулака, со свистом рассекшего воздух над самым ухом, гвардии прапорщик со всего маху ударил врага, как давеча ганноверца — рукояткой в висок. Однако голиафу это было вроде комариного укуса, даже не покачнулся. Двинул локтем — и Попова отшвырнуло к самой стене. Оно, может, и к лучшему. Образовался простор, чтоб выдернуть из ножен шпагу, а с шпагой в руке Алёше хоть быка подавай, хоть медведя — не страшно.

Только и Фрол был не дурак с голыми руками на клинок лезть. Он сбил ногой фонарь, и в подземелье стало темным темно.

Алексей стоял, прижавшись спиной к шитой досками стене и держал шпагу наготове.

Что-то шуршало во мраке, но рядом или поодаль, было не разобрать — до того стучало в ушах от сердечного биенья.

На всякий случай гвардии прапорщик сделал несколько низких рубящих ударов, чтоб подрубить супротивника под колени, ежели подкрадывается. Сталь рассекала пустой воздух.

— Отсюда тебе всё одно никуда не деться, — сказал невидимому врагу Алёша. — Только зря увечье претерпишь. Я тебе руки-ноги поколю, но возьму живьём. Зажигай фонарь.

А шорохов больше не было. Тишина.

Злохитрый Фролка поступил единственно разумным образом: съёжился где-нибудь, дыхание затаил и ждёт, когда преображенец вплотную подсунется. Тогда шпага ему не поможет, а нож у стрельца, поди, тоже имеется. Хоть он и без ножа, одним кулаком насмерть уложит…

Однако в нерешительности Попов пробыл недолго, ум у него был сметливый. Где тут сено-то было навалено? Вот оно, рядышком. Зажав шпагу подбородком так, чтоб эфес был поближе к кисти, Алёша достал кресало с кремнем, нагнулся и высек искру прямо на сухую траву. Повезло — огонь взялся сразу же. Попов отпрыгнул в сторону и выставил перед собой клинок.

Никто на него из тьмы не бросился. Пламя разгорелось так быстро, что в считанные мгновения никакой тьмы не осталось, весь склеп озарился лучше, чем давеча от фонаря и лампы. Только Быка в подземелье не было! Валялся перевёрнутый стол, под дырой колодца лежал оглушённый Штрозак, пятидесятника же след простыл.

Алёша не верил собственным глазам. Заколдованный он, что ли, этот Фрол? С колокольни ещё ладно, но из-под земли-то как можно испариться?

Лестница как висела, так и висит. Да и слышно было бы, если бы стрелец по ней полез…

Рука сама поднялась сотворить крестное знамение. Изыди, нечистая сила!

Но сено полыхнуло ярче, и в углу, рядом с лавкой, высветилось пятно. Не пятно — дыра!

Недокрестившись, Попов кинулся к лазу. Вот куда он уполз, гад! У него, как у лисицы, в норе запасные входы-выходы!

Чтоб попасть в лаз, пришлось встать на четвереньки, а шпагу бросить. Соваться головой вперёд в темноту — это запросто можно было напороться на нож или попасть под удар железного кулачищи, но разъярённый Алёша об опасности не думал. Неужто снова улизнул, уж прескользкий?! Нора скоро расширилась, в сером мраке можно было разглядеть ступеньки. Наверху кто-то топал, под тяжёлыми шагами осыпалась земля. Здесь он! Недалеко ушёл!

Но что будет дальше, Попов уже догадывался. Фрол вылезет наружу, где ход наверняка прикрыт дверцей. Мужик он умный, сообразит придавить люк чем-нибудь, чтоб преследователь не мог выбраться. Вот и попадёшься, как мышь в мышеловку. Не то страшно, что сзади сено горит. Догорит — погаснет. Страшно, что Бык, конечно, лестницу колодезную обрежет. И тогда торчать Лешке в этой могиле, пока не околеет от жажды и голода. Потому что разыскивать его тут никто не догадается…