Пришлите FX-18 - Поль Кенни

Фабиани опустился в одно из кресел, закурил сигарету. Ситуация была скверной: агенты исчезли, связь оборвалась, сам он вынужден занять оборону, о судьбе Лемуана и Лавирона ничего не известно. И это как раз в тот момент, когда готовились большие потрясения.

Фабиани вспомнил, что произошло два года назад: тоже исчезли несколько агентов СВДКР[2]. Их так и не нашли.

Он встал, подошел к платяному шкафу, опустил одну стенку и подключил передатчик к сети.

С помощью кода он зашифровал сообщение Старику:

РАСПОЛАГАЮ ДОКАЗАТЕЛЬСТВАМИ ШИРОКОГО ЗАГОВОРА, НАПРАВЛЕННОГО СВЕРЖЕНИЕ МОНАРХИИ. ПОЛИТИЧЕСКИЕ УБЕЖДЕНИЯ РУКОВОДИТЕЛЕЙ ДВИЖЕНИЯ ПОКА НЕЯСНЫ. ОРГАНИЗАЦИЯ УНИЧТОЖЕНА. ПРИШЛИТЕ FX-18. FL-42-384.

Последняя цифра указывала посвященным, из какого места послан радиосигнал. Это был в некотором роде адрес; одновременно она показывала, что Фабиани пришлось оставить свое обычное жилище и работу в банке.

Пять минут спустя телевизионная антенна, поднятая на мачте крыши виллы, послала серию из шести сигналов, длиною в пять секунд каждый. Они должны были включить селекторы автоматического поста прослушивания, установленного в одном стенном шкафу посольства.

Возле приемника катушка начала разматывать бумажную ленту шириной в сантиметр, на которую перо густыми чернилами в точности записывало буквы морзянки, посылаемые телеграфным ключом Фабиани в шести километрах от него.

Во Франции, в прелестной деревушке, господствовавшей над великолепной панорамой полей, пастбищ и лесов, Франсис Коплан с сигаретой, прилипшей в углу рта, красил в бледно-зеленый цвет решетчатые ставни скромного дома, купленного им прошлым летом.

Взобравшись на самую верхнюю ступеньку приставной лестницы, он спокойно водил кистью по старому дубу, пострадавшему от непогоды, когда тонкий голосок совсем молоденькой девушки оторвал его от творческой работы.

— Месье Франсис! Телеграмма!

Коплан медленно повернул голову; со своего неустойчивого пьедестала он окинул почтальоншу взглядом, полным упрека, покорности и злобы.

Он испустил глубочайший вздох, выплюнул окурок на землю и опустил кисть в ведро с краской.

С досадой спустившись со своей лестницы, он вытер руки о синий рабочий халат, получил квадратик зеленоватой бумаги и пробурчал слова благодарности.

Очевидно, покой, в котором он жил десять дней, не мог более продолжаться. Ему даже не надо было распечатывать телеграмму, чтобы узнать, что пора собирать чемодан. Однако он все же раскрыл ее и прочел единственное слово, написанное посреди листа. Вопреки его ожиданиям, это не было «Приезжайте».

С лаконичностью, характерной для него, Старик заменил этот обычный приказ словом «Багдад». Это означало то же самое, но сразу же давало Франсису представление о том, что его ждет.

Название города халифов не пробуждало в памяти Коплана слишком приятных воспоминаний. Он знал его вонючие рынки, старые кварталы, выпотрошенные бульдозерами, вековую грязь, полное отсутствие поэзии в новых улицах. Он охотно отдал бы весь фальшивый блеск Востока, чтобы провести еще несколько дней в своем домике на этой прекрасной земле.

Опустив плечи, он поднялся по ступенькам крыльца, бросив расстроенный взгляд на недокрашенную ставню.

Если бы он не знал, что его вызов в Париж продиктован чрезвычайными обстоятельствами — Старик поклялся оставить его в покое на три недели, — он бы закончил свою работу, но…

Час спустя за рулем автомобиля с откидным верхом он вымещал свое плохое настроение на акселераторе, уже между Бовуаром и Мамером.

Подъезжая к Парижу, он проскочил Западное шоссе так, как будто хотел во что бы то ни стало расплавить подшипники. Через два часа после того, как он оставил свою счастливую гавань, он развязно вошел в кабинет Старика, не скрывая недовольства.

Старик поспешил выложить в качестве извинения причины вызова.

— Фабиани в беде… Вы его помните? Он помогал вам в прошлый раз в Багдаде. В его секторе паршиво. Ирак накануне государственного переворота.

Старик был неплохим психологом: все, что могло задеть душу его подчиненного, было вложено в эту ясную и мобилизующую преамбулу.

— Фабиани? — воскликнул Коплан. — Конечно, я его помню… Он в беде?

— Он вызывает вас. Но если вы хотите, я могу послать кого-нибудь другого.

— Что случилось?

Старик открыл ящик, достал из него авиабилет и протянул Коплану. Затем он передал ему паспорт, открытый на странице, проштампованной иракской визой.

— Можете отправляться сегодня же вечером, — произнес он чуть слышно. — Фабиани лучше всех может ввести вас в курс. Сейчас он скрывается на вилле, расположенной на северо-западной окраине города, по дороге на Казимейн. Она называется «Шахерезада». Там вы с ним и встретитесь. Вот дубликат ключа. Но прежде чем войти, нажмите на звонок и дайте букву «X» азбукой морзе, иначе Фабиани может вас прикончить.

Он развел руками, как бы показывая, что на этом его роль оканчивается.

Коплан, который счел эти инструкции неполными, спросил:

— Но… каковы задачи? Старик съежился в своем кресле.

— Не будучи сам в курсе происходящего, — ответил он, — я вынужден предоставить вам широкую инициативу. В общем, избегайте прямого вмешательства во внутренние дела этой страны. Постарайтесь спасти попавших в беду агентов и восстановить сеть, если это еще возможно.

Он кашлянул, чтобы прочистить горло, и продолжил менее уверенным тоном:

— В случае необходимости старайтесь защитить наши интересы от… хм… третьей стороны, от ловцов рыбы в мутной воде, желающих уничтожить наше влияние на Среднем Востоке.

Когда Старик изъяснялся намеками, припирать его к стене было бессмысленно. Под страхом вызвать его неудовольствие агенты были вынуждены сами угадывать его мысль и правильно ее интерпретировать. Обычно эти ораторские увертки имели целью дать некоторые директивы.

Коплан в общих чертах понял, что хотел сказать его начальник, и даже не спросил, не это ли стало, несмотря на внешние признаки, последним доводом, решившим его отправку в Багдад. Даже больше, чем взывание о помощи.

— В случае заварухи толпа может круто взяться за всех граждан западных стран, — заметил Коплан. — Что тогда: дать выпустить себе кишки или отступать к Анкаре?

На губах Старика появилась улыбка.

— Предоставляю выбор вам, — сказал он елейным голосом.

После промежуточной посадки в Риме и смены самолета в Бейруте Коплан наконец прибыл в Багдад. Вылетев из Орли поздно вечером, он приземлился в иракской столице утром следующего дня.

Как только он вышел из самолета, его сразу охватила липкая и пыльная жара, в ноздри ударили зловонные запахи, которыми так богат Восток.

В такси Коплан вспомнил о своей предыдущей миссии в Ираке: «Регент-палас», ночной клуб «Тамерлан»… Клодин Серве.

Что же стало с этой парижанкой, которую он немного выдрессировал и о которой сохранил воспоминания, одновременно нежные и забавные?

Он решил поехать на виллу «Шахерезада» только с наступлением ночи.

Чтобы убить время, он положил чемодан в камеру хранения на Северном вокзале, потом погулял по городу, купил номер «Iraqi Times», чтобы окунуться в обстановку.

В десять часов вечера он доехал на такси до предместья эль Харк и пешком отправился на поиски виллы «Шахерезада». Он без труда нашел ее, свернул на аллею, ведущую к входной двери. Его указательный палец просигналил электрическим звонком букву «X».

Владение выглядело необитаемым, но он подождал не менее трех минут, прежде чем открылась дверь. Голос прошептал:

— FX-18?

— Он самый, — ответил Коплан, делая шаг вперед. Фабиани сунул пистолет в карман, потом его руки втянули Коплана внутрь дома.

Глава VII

В подземном убежище Коплан внимательно выслушал долгий рассказ Фабиани. После скрупулезного отчета о происшедших за две недели событиях тот добавил:

— После бегства сюда я все же захотел проверить, не стал ли я жертвой серии совпадений. Я звонил в посольство, в Технический центр Киркука, в консульство в Басре. Лемуан и Лавирон остались невредимы, с ними ничего не произошло; контакт восстановлен, но д'Эпенуа действительно исчез. Посольство по моей просьбе связалось с «Рицем» в Мосуле: его багаж и машина по-прежнему там, но самого его не нашли. Вот каково наше положение.

Коплан, обдумав то, что сообщил ему Фабиани, сказал:

— Ты руководитель, ответственный за организацию. Чего конкретно ты ждешь от меня?

Фабиани покрутил печатку, которую носил на пальце левой руки, и бросил на Коплана взгляд, полный смущения.

— Прежде всего я хотел с тобой посоветоваться. Вот уже месяц я заваливаю Старика сообщениями одно тревожнее другого, а он и ухом не ведет. Что он сказал тебе перед отъездом?

Коплан изобразил съежившегося Старика и, имитируя его голос, сказал: