Чертовски знаменита - Джоан Коллинз

– Привет, Катерин, хорошо отдохнула? – раздались с разных сторон жизнерадостные выкрики.

– Я не отдыхала, – повторила Катерин, вероятно, в десятый раз, – я разводилась. – Она прошла в трейлер, где располагалась костюмерная. Там ее ждал гордо улыбающийся Максимилиан.

– Corazon,[8] премного извиняюсь. Для сегодняшней сцены, возможно, излишне тепловато, – извинился он. – Но ведь она возвращается с Аляски, верно? Тебе нравится?

Катерин уставилась на костюм в руках костюмерши Бекки. Ярко-красное толстое кашемировое платье макси с длинными, отороченными мехом рукавами и высоким воротом и тяжелая красная шерстяная накидка с капюшоном, отороченным черным каракулем. К костюму прилагалась каракулевая шляпа, красные сапоги до колена, красные кожаные перчатки с крагами и каракулевая муфта.

– Муфта? – подняла брови Катерин. – Мне казалось, они остались в прошлом веке.

– Они возвращаются! – торжественно заявил Максимилиан. – И кто иной, как не Джорджия Скеффингтон, должен одобрить их возвращение?

– Все такое… тяжелое. – Катерин взяла костюм из рук Бекки. – Господи, да он весит тонну!

– Corazon, это только на сегодня. Для остальной части эпизода я приготовил тебе маленькие воздушные туалеты из шифона.

– Замечательно, – пробормотала Катерин. – На съемочной площадке с кондиционером я буду в шифоне, а в сорокаградусную жару я в двойном кашемире. Здорово придумал, Максимилиан.

Катерин заметила, что Максимилиан и Бекки обменялись многозначительными взглядами, высоко подняв брови. Чтобы снять напряжение, она улыбнулась.

– Ладно, ладно, я просто пошутила, ребята. Разумеется, я это надену. Все знают, что ради искусства положено страдать. Давай, Бекки, помоги мне одеться; они уже готовы репетировать, а мы не хотим заставлять великого английского актера ждать.

Все разразились смехом.

– Corazon, хочешь пари, что старый пердун снова забудет текст? – предложил Максимилиан.

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда Катерин пристраивала каракулевую шляпу под нужным углом.

Голос звучал глухо, на линии помехи, но все же ей удалось разобрать слова Бренды:

– Китти? Я тут в участке. Уже три часа сижу, но эти сукины дети не выпускают Томми.

– Почему? – Катерин повысила голос. – Они обязаны отпустить его под залог. Они что, не берут залог?

– Нет, и не объясняют почему, – расстроено произнесла Бренда.

Послышался стук в тонкую фанерную дверь.

– Пора на съемочную площадку, Катерин. Режиссер говорит, нам сегодня надо поторопиться.

– Сейчас иду. Бренда, слушай. Какого черта Томми натворил?

– Подрался с парнем в баре. Все бы ничего, да только полицейские утверждают, что он был пьян.

– А тот парень выдвинул обвинения?

– Мне никто ничего не говорит, – со злостью сказала Бренда. – Я его видела, он в порядке, но они не хотят его выпускать без адвоката и официального заявления от тебя.

– О Господи, что же нам делать?

Снова послышался громкий стук в дверь, и голос пролаял:

– Черт побери, Катерин, вся команда ждет одну тебя, а там сорок градусов жары, мать твою так. Ты что, весь день собираешься валандаться? – Это был взбешенный Бен, директор фильма.

– Одну минуту, – крикнула Катерин, – я пытаюсь напялить этот проклятый костюм. – Она понизила голос. – Слушай, Бренда, я пыталась дозвониться до адвоката все утро, но его нет в Нью-Йорке. Там еще восемь часов, и в офисе никого нет, а я не знаю номера телефона его партнера. В офисе же отвечает автоответчик. Блин! Я попрошу Стивена. Придумать не могу, кто бы еще мог помочь. Здесь настоящий сумасшедший дом, черт побери.

– Тут тоже не до смеха. Томми ужасно расстроен, Китти. Я его никогда таким не видела. Он все глаза выплакал, но настроен воинственно. Хочет отсюда выбраться. Ты и представить себе не можешь, с какими людьми ему пришлось провести ночь в камере. Торговцы наркотиками, сутенеры, бродяги. Нам придется вшей с него обобрать, прежде чем тащить домой.

Раздался оглушительный удар в дверь, затем она распахнулась и в проеме, уперев руки в бока, возник усатый Базз Смит, чьи лучшие дни остались в прошлом вместе со «Старский и Хатч» и «Женщина-полицейский». Он на этой неделе ставил эпизод для сериала. В фургон он влетел с воплем:

– Какого черта, Катерин, что ты о себе воображаешь, всех задерживаешь? Там дьявольски жарко, и уже восемь часов, а мы тебя ждем пятнадцать минут. Нам еще предстоит снять пять сцен. Давай, пошевеливайся, дамочка, иначе я пошел звонить начальству.

– Мне надо идти, Брен. – Катерин попыталась проглотить стоящий в горле комок и подавить панические нотки в голосе. – Я постараюсь найти Стивена и попрошу его приехать в участок. Я уверена, он обо всем позаботится, Брен. Но, пожалуйста, не уходи оттуда.

– И не подумаю. Том вел себя как идиот, но такого обращения он не заслуживает.

– Звони в любое время, если что-то узнаешь, Бренда. Я все время буду держать телефон включенным.

Катерин сгорбилась в самолетном кресле, ожидая магического слова «Мотор!», которое выпустит ее из этой тюрьмы, где она уже буквально изжарилась. По спине под кашемировым платьем тек пот, собираясь у туго затянутого на талии пояса. Было так жарко, что она ощущала, как плавится тушь на ресницах.

В самолете было тесно, и два актера на эпизоды, исполняющие роли первого и второго пилотов, по пояс высунулись из кабины, ожидая команды режиссера. Пот с их лбов капал на ботинки. Случайно попавшая в салон навозная муха, привлеченная запахом духов Катерин, кружилась у ее лица. Гример оставил Катерин маленькое зеркало и пудру для срочных ремонтных работ, но не успевала она промокнуть пот на лице, как оно снова становилось мокрым.

Наконец она услышала магическое слово.

– Мотоооор! – заорал Базз с плавящегося асфальта, и оба актера, подобно автоматам, ожили и галантно открыли перед Катерин дверь самолета.

Она остановилась на верхней ступеньке, с благодарностью вдыхая сорокоградусный воздух и поглядывая вокруг со свойственным Джорджии капризным выражением. Затем уверенно спустилась по трапу на четырехдюймовых каблуках, чтобы поздороваться с Альбертом, которому в это утро, напоминающее сауну, тоже доставалось. Парик, держащийся на лысине с помощью специального клея, в этой жаре сползал, а прекрасные черные усы в военном стиле, обычно выхоленные и смотрящие вверх, опустились, придавая ему забавный кривобокий вид. Жара и дискомфорт, не говоря уж о смущении из-за сползающего парика, не улучшили памяти Альберта, и он запорол уже четыре дубля, к великому огорчению Катерин. Не порадовал он никого и на пятом дубле.