Младший научный сотрудник 4 (СИ) - Сергей Тамбовский

Глава 6

Ширвиндт и все-все-все

— Почему «как»? — спросил я её, а на сцене тем временем зазвучала музыка Моцарта из одноименной оперы…

— Потому что, — отмахнулась она, — настоящий граф Альмавива, пробу некуда ставить.

— А ты знаешь, — склонился я к её уху, — что сначала графа играл Гафт?

— Не, — ответила она, — не знаю — наверно тоже неплохо было. А почему больше не играет?

— У него с режиссером что-то там произошло неприятное, вот он и ушел в другой театр. Но Ширвиндт его достойно заместил.

— А вот и Андрюша, — прокомментировала она появление графского слуги, — а почему он Фигаро, что это значит?

— По-моему, — начал вспоминать я, — это имя придумал сам Бомарше, когда писал первоисточник. Там какие-то аналогии со словом «пикаро» вроде просматриваются, «пикаро» по-испански это плут, мошенник, хитрец. Во Франции, кстати, есть ежедневная газета «Фигаро», довольно популярная, типа нашей «Комсомольской правды».

— Ясно, — некоторое время мы вникали в действо на сцене, а потом Нина бросила такую ремарку, — а вот подруга Фигаро немного старовата для него… да и для графа тоже — что-то не верится в такую пламенную страсть у них обоих.

— Ну что тут поделаешь, — вздохнул я, — нет в Сатире молодых актрис достойного уровня, вот и взяли Корниенко.

Тут на нас зашикали сразу справа и сзади — мол, не мешайте наслаждаться высоким искусством, мы и замолчали благоразумно до самого антракта. А в антракте я повел Ниночку в буфет — надо ж всю культурную программу целиком выполнить. Отстояли небольшую очередь, сели за столик с двумя бокалами шампанского и какими-то пирожными.

— Мне нравится, — сообщила Нина, отхватив здоровенный кусок эклера, — а Андрюша вообще звезда. Ширвиндт ему совсем немного уступает… странно только, что Державина они не задействовали.

— У него, — ответил я, — насколько я знаю, были некоторые разногласия с главрежем по поводу «Кабачка 13 стульев». Плучек считал, что это пошлая и бездарная передача, даже просил министерство культуры прикрыть ее. Ну а Державин был как бы олицетворением этой пошлости и бездарности.

— Но сейчас-то его прикрыли, — растерянно ответила Нина, — года два уже нет никаких 13 стульев…

— Ну да, — согласился я, — в связи с польскими событиями закрыли. Но тут как в известном анекдоте — ложечки нашлись, а осадочек остался. Вот и не дают сильных ролей Михаилу Михайловичу… зато уж в дуэте с Ширвиндтом он отрывается по полной программе.

А тут и звоночек об окончании антракта прозвучал, и мы вернулись на свои места в третьем ряду. По дороге в партер ко мне неожиданно обратился один товарищ с повадками начинающей богемы:

— Петр Петрович? — спросил он меня.

— Точно, — ответил я, не узнавая спрашивающего. — Чем обязан?

— Андрей Александрович просил вам передать записку, — и он вложил мне в руку свернутый листочек из школьной тетрадки.

— И чего там написано? — заинтересованно спросила меня Нина, когда мы уселись на свои места.

— Сейчас узнаем, — и я развернул листочек и прочитал написанное кривыми каракулями, — нас приглашают после спектакля за кулисы. Поговорить.

— Отлично, — обрадовалась Нина, — всю жизнь мечтала посмотреть, как оно там устроено, закулисье.

— На самом-то деле, — сообщил я ей, — ничего особенно интересного там нет — суета, беготня, пыль на декорациях и еще это… суровая грызня за место под солнцем. Как у пауков в банке, короче говоря, там все устроено.

— Ну так есть же за что бороться, — мудро рассудила Нина, — победитель получает все… и славу, и деньги, и место под этим самым солнцем… и даже право первой ночи, как граф Альмавива.

— Наверно ты кругом права, — вздохнул я, — первая ночь идет в комплекте со всем остальным. Скоро узнаем обо всем этом из первых уст…

* * *

Спектакль оказался неожиданно длинным, добрых три часа шел, не считая антракта, так что поклоны и вручение цветочков закончилось уже далеко за десять вечера. Все дружно пошли в фойе, а мы немного подождали и отправились искать вход в закулисье театра сатиры. Интуиция привела меня к служебному входу, который был где-то недалеко от буфета. Там сидела суровая вахтерша.

— Вам чего, молодые люди? — сурово смерила она взглядом нас обоих.

— Ничего особенного, — отвечал я, — пригласили вот поговорить, — и я протянул ей листочек с каракулями.

Он надела очки, вчиталась, шевеля губами, а потом сказала:

— Направо и после второго поворота третья дверь.

— Ну вот, — заметил я Нине, — тебе и закулисье — наслаждайся.

— Тут одни двери и даже никто не бегает и не интригует, как ты обещал, — капризно надула она губы.

— Не так быстро, — охладил ее пыл я, — будет тебе и дудочка, будет и свисток. Со временем. О, это кажется то, что нам надо, — продолжил я, уткнувшись в табличку с надписью «А. А. Миронов, А. А. Ширвиндт», — стучим?

И я вежливо стукнул в эту дверь три раза.

Изнутри тут же раздалось зычное «Заходи, не бойся!», и я робко потянул дверь на себя — на нас пахнуло смесью неожиданных запахов, от табака до одеколона, возле огромных зеркал справа сидели двое немолодых и усталых мужчин.

— О, Петя и Нина, — сказал повернувшийся к нам Миронов, — как вам спектакль?

— Волшебно, — взял я на себя управление беседой, — редко, когда встретишь такое точное попадание в тему.

— Ты бы хоть познакомил нас, — подал голос Ширвиндт, — а то неудобно.

— Александр Анатольевич, — сказал Андрей, — он же граф Альмавива. А это Петя и Нина, Петя у нас восходящая звезда нетрадиционной медицины.

— Как Джуна что ли? — уточнил тот.

— Ну почти, — согласился Миронов, — с некоторыми отклонениями. Кстати вас надо бы с ней познакомить, с Джуной.

— Не откажусь, — сразу согласился я, — но говорят, что она тяжеловата в общении…

— Врут, — веско заметил со своего кресла Ширвиндт, — с кем захочет, она общается вполне нормально. И кого же ты уже успел вылечить, Петя? — проявил он некоторый интерес к моей персоне.

Я было открыл рот отвечать, но Андрей опередил меня.

— Меня, например. А еще Чазова и Леонида Ильича.

— Иди ты, — усмехнулся Ширвиндт и обратился уже непосредственно ко мне, — что — правда генерального секретаря исцелил?

— Не то, чтобы совсем уж, — замялся я, — но начал этот процесс, да.

— Это дело требуется отметить, — вконец развеселился Анатольевич, вслед за чем из шкафчика под зеркалом появилась бутылка армянского коньяка, а из ниши слева был выдвинут низенький столик на колесиках. После тоста Андрея «будем» Ширвинд продолжил свою тему.

— От чего ты его лечил, я уж не буду спрашивать…

— А я бы и не сказал, — смело перебил я его, — врачебная тайна, то-сё…

— Спрошу другое, — внимательно посмотрел на меня он, — какой он вблизи, Леонид Ильич наш? А то мы видим его только издали —