Соблазнение монаха - Ольга Баранова

Сарина осталась одна и не жалела об этом. Журчанье воды в реке, блеск солнца — монах подарил ей целый мир — бесплатно. Иногда она вспоминала его. Но как нечто, относящееся к ее жизни, и — не больше. Мудрость влюбленных в том, что, даже уходя, они оставляют нам частичку любви. Аминь. Да простит мне Бог все мои прегрешения и то, что я смеюсь над ним, ведь я — часть Бога! И если я смеюсь над собой, значит, я смеюсь над Ним! Поистине гигантское терпение нужно иметь, чтобы терпеть все это. Но все отцы балуют своих детей.

7. УБИЙСТВО

Падишах отвернулся. Сколько можно смотреть! Казнь закончилась.

Аман был привязан к дереву. Гладкий ствол эвкалипта холодил лицо, если приходилось очень больно.

Руки его, привязанные за кисти, обхватывали дерево, так что Аман оказался спиной к окружающим. Его били кнутом стараясь попасть в лицо, но не в глаза — кому нужен слепой калека! Глаза у Амана остались целы.

Его затылок представлял сплошное месиво из кнута, идущих друг за другом ударов и крови. Мелкие сосуды рвались, а крупные выдержали — они не были рассчитаны на пытку, но с самого рождения человека предназначены для жизни.

И так все было ясно. Дочь Падишаха убежала с иностранцем — уже второй раз, если считать первую, хотя это и был тогда фарс. Люди будут смеяться. Чтоб люди не смеялись, Падишах вымещал свою злобу на Амане.

Он ничего не сделал. Это потом выяснилось, что он ходил к монаху и предупредил его. Так думал Падишах. Не мог же Аман объяснить движений своей души — что он ходил к монаху, чтобы поймать его, но потом увидел, что тот боится смерти, и простил его. Боятся смерти только любящие, а Аман был мужчина, и ревность — один из двигателей процесса.

Аман шел, чтобы уничтожить своего противника, хотя принцесса — или шахиня, как вам больше нравится — была недосягаема, как заря на небе.

Аман очнулся. Затылок болел. С этого момента он считался сумасшедшим, хотя разум проснулся в нем. Необходимо пояснить с медицинской точки зрения, что произошло. Поскольку медицина у нас передовая отрасль и может констатировать смерть и даже определить болезнь, если это видно невооруженным взглядом, то я скажу: «Вдоль тела идут сосуды. Они крепятся к голове. Таким образом, голова управляет всем. Внутри тела гнездится зародыш смерти. Поскольку у Амана этот зародыш не был задет — предположим, у диабетиков он расцветает в желудке, а у больных астмой перемещается в легкие. Если только я не перепутала что-нибудь, и астма — это желудок, а не нога. Таким образом, этот зародыш перемещается по телу человека и ищет, где бы расцвести и захватить пространство.» Это я к тому, что у Амана перебили только сосуды, и они вспучились и стали гнать гнилую кровь по всему телу, а так Аман был здоров даже лучше, чем раньше. Так думал Падишах. Так думали все. Так думал сам Аман. Теперь Аман мог быть с Сариной навсегда. Падишах любил сумасшедших. Сумасшедшими легче управлять. Падишах приблизил Амана к себе. Одинакового ростика, они часто ходили по двору падишахового дома и болтали. Аман простил Падишаха. Они стали друзьями. Все убийцы когда-то будут оправданы, и горе забудется. Может, проще не убивать? Неужели мы родились на свет, чтобы есть, спать и убивать? Хорошо, сменим тему — чтобы молиться, падать духом и снова вставать? И все? Кому нужны эти бесконечные падения, кроме человека?

Сарина не задумалась над этим. С тех пор, как «умер» (мы-то знаем, что не умер, а она думала, что мертв) Томас, она не выходила из своего дома, по крайней мере — за пределы дворца и маленького сада вокруг него. Аман иногда видел ее синее или серое платье.

Сарина тосковала о Томасе. Так думал Падишах. Он был так занят разговорами с Аманом о смысле жизни (говорил, естественно, Падишах), что не обращал внимания на дочь. Родители часто не обращают внимания на детей, которые не оправдали их надежды или их самих, и предпочли жизнь другую, не такую, как у них. Очень удобно. Падишах был счастлив. Дочь при нем. Государство цело. Собеседник для разговоров есть.

«Хоть бы соблазнила этого монаха, — думал иногда Падишах, — может быть, лучше бы было. Но, с другой стороны — было бы какое-нибудь монахическое государство вместо монархического. Тогда — прощай, трон! Нет, отличненько, что все — так!» Взрослые люди всегда найдут оправдание своим поступкам. С тех пор, как умер Томас, Сарина ни о чем не думала. Ах, нет! Думала. Она вспомнила Игоря.

Падишах, рассерженный, что ему пришлось избить Амана — Падишах был уверен, что Аман специально подстроил эту вылазку, чтобы позлить его, Падишаха — и приказал бить его по голове, чтобы лишить разума. Когда он лишил разума, он успокоился, но это было еще не все.

Отчаявшись найти Сариночку, он вернулся в замок, чтобы отдохнуть и перекусить. Но подозрения стали заползать в его дурную голову: «Что, если надо было бежать за ними, схватить, а потом вернуться в замок? — думал Падишах, — или наоборот — сначала вернуться в замок, потом схватить и бежать?» Власть Падишаха была так велика, что он не сомневался, что рано или поздно схватит беглецов. То, что они могут перейти границу, не приходило ему в голову. Зачем? Ведь он хочет схватить их! Зачем им скрываться, если он, Падишах, хочет найти их? Все должно делаться ради Падишаха и для его дочери.

Говорят, люди, уверенные в себе, обладают властью — зверь бежит к ним в ловушку, люди сами несут подаяние — нет, подать. Подать, дань и налоги. Люди сами платят, потому что им нравится платить и чувствовать себя ответственными. Эту мысль Падишах внушил народу, и народ слушался его. Лучше отдать что-то добром, иначе заставят силой.

Поэтому люди очень спокойно смотрели, как Падишах пронесся на своей сытой лошади к дому Игоря (и он, и лошадь хорошо отдохнули за две недели, в которые болела Сарина и умер Томас), и приспели к концу представления. Сарина сидела, опустив голову, на завалинке дома Игоря и Ольги, а Игорь вышел в сад, чтобы окопать вишню к весне. «Ах, так!» — закричал Падишах, схватив Сарину за руку (для этого слез с коня, но тут же взобрался на него снова, и помчался, топча капустные грядки с ботвой от свеклы — свекла еще не выросла). «Ах, так! — кричал Падишах. — Ты забрал у меня дочь! Ты держишь ее у себя!» И он рубанул Игоря по виску.

Воздух вытек из расселины в виске. Тело повалилось на землю, провалилось между круглыми капустными кочанами. Будничное убийство совершилось. Падишах уволок дочь домой. Сарина не сопротивлялась. Ольга принялась хоронить мужа.

Прошло несколько лет. Сарина проезжала через деревню Игоря и хотела поселиться в одном из домов, но Ольга отговорила ее от этого. «Народ озлоблен, — сказала она. — Не стоит этого делать. Иди домой. У тебя есть дом.» И Сарина вернулась в дом Падишаха.