Фамильная реликвия (СИ) - Винтер Ксения

Оба автомобиля с помощью трактора доставили в сарай к Борису — он обещал устранить поломки в течение дня. Добравшись, наконец-то, до дома и застав бабушку во вполне благодушном настроении за штопкой белья, я благополучно завалилась спать и проспала до самого вечера.

— Сегодня опять всю ночь где-то шастать будешь? — без тени упрёка в голосе спросила бабуля, наливая мне в тарелку густой ароматный суп с клёцками.

— Да, к Сёме пойду, — подтвердила я, активно работая ложкой — есть хотелось просто дико. — Поговорим, может быть, немного выпьем вина, вспомним детство.

— Сходи-сходи, — кивнула старушка. — Семён — парень хороший. Серьёзный. Работящий.

— Рада, что тебе он нравится, — улыбнулась я.

Как только стемнело, мы втроём: я, Николай и Семён, — встретились на околице. У всех троих в руках были карманные фонарики, фельдшер взял с собой небольшой рюкзак, а у Семёна на плече зачем-то висело ружьё.

— Мало ли, кого встретим, — поймав мой вопросительный взгляд, пояснил тот, смутившись. — Мы с вами, конечно, решили, что вчерашнее лохматое нечто — это собака, но мне с оружием как-то будет спокойней.

Я лишь пожала плечами: спокойней, так спокойней. Как говорится, жираф большой — ему видней.

— Главное, не пали из него почём зря, — поддел его Николай, одергивая рукава толстого вязаного свитера с высокой горловиной. — А то ещё все окрестные вурдалака сбегутся посмотреть.

На небе сияла тонкая искривлённая полоска растущей луны, вокруг царила непроглядная темнота. Света трёх фонарей хватало ровно на то, чтобы разглядеть дорогу у себя под ногами. По пути к Чёртовому перекрёстку мои спутники негромко переговаривались, обсуждая какой-то футбольный матч. Я же каждые десять шагов доставала мобильник и проверяла наличие связи — мне было интересно, на каком расстоянии от деревни она пропадает.

— Всё, связи больше нет, — сообщила я через полчаса.

— О чём ты? — непонимающе спросил меня Семён. Я продемонстрировала ему дисплей своего мобильника с отсутствующими палками связи. — О, ясно.

Оба мужчины синхронно достали свои телефоны: результат оказался тем же.

— Мы сейчас примерно в трёх километрах от деревни, — заметил Николай, возвращая свой сотовый в передний карман джинс.

— До Чёртового перекрёстка ещё километр-полтора, — прикинул Семён.

— Так что не в нём проблема, — резюмировала я. — Одним стереотипом меньше.

Добравшись до пункта назначения, я первым делом отправилась изучать кусты, из которых в прошлый раз на корячках выполз странный голый мужчина.

— Что ты там надеешься найти? — поинтересовался Николай, подсвечивая мне своим фонарём, пока я, точно какой-то маньяк, ползала по кустам, на всю округу хрустя ветками.

— Ищу доказательства того, что тот престарелый эксгибиционист мне не привиделся.

Семён лишь насмешливо фыркнул на это заявление, но от комментариев воздержался, за что я была ему безмерно благодарна. То, что я — дура, мне и так было известно.

Естественно, ничего в кустах мне найти не удалось. Признав свою затею провальной, я выбралась обратно на дорогу, чуть в стороне от которой, на небольшом возвышении, расположились мужчины, предварительно постелив на землю плед.

— Коньячку хочешь? — предложил Семён, демонстрируя небольшую металлическую фляжку в своих руках.

— А давай, — согласилась я, плюхаясь на плед рядом с ним. Мой взгляд зацепился за небольшую тарелку с румяными пирожками, стоящую в центре. — У нас что, пикник?

— В некотором роде, — улыбнулся Николай. — Я посчитал, что сидеть целую ночь просто так, будет неимоверно скучно. Поэтому захватил термос с горячим чаем, пирожки и колоду карт.

— Очень предусмотрительно, — признала я, беря в руки один из пирожков. — Сам готовил?

— Нет, Глафира Фёдоровна угостила. Сам я могу, максимум, яичницу соорудить или картошечку пожарить.

— Бедный ты наш Айболит, — состроив сострадательную мину, пожалел его Семён. — Никто тебя, бедолагу, не кормит, не поит, к груди не прижимает.

— Ой, мальчики, перестаньте, — отмахнулась я от этих сомнительных шуток. — Послушать местных старушек, так вы оба бедные-несчастные, не знающие женской ласки, работяги. А Николай так ещё и демон.

— Что? — фельдшер аж подавился куском пирожка от моих слов. — Что значит демон?

— Мне так бабушка сказала, — пожала я плечами. — А до этого ещё Митрич тебя каким-то анчуткой обозвал.

— Да, я тоже слышал! — радостно подтвердил Семён, запихивая себе в рот сразу половину пирожка.

— С ума сойти можно, — растерянно покачал головой Николай. — Это из-за того, что я живу в бывшем доме ведьмы что ли?

— Да кто ж их этих стариков разберёт, — развёл руками Семён. — Может и поэтому. А может ещё по какой причине. Ты ведь у нас в деревне недавно, никто о тебе почти ничего не знает. Вот и выдумывают всякие байки.

— Моя бабушка живёт здесь с самого рождения, — заметила я. — И всё же её называют ведьмой. Я только не понимаю, почему? Когда я была маленькая, за ней подобной славы не водилось.

— Водилось, просто раньше вслух об этом не говорили, — Семён мгновенно стал серьёзным. — Пока Григорий Иванович жив был, никто в сторону Анны Степановны даже косо посмотреть не решался.

— Почему?

— Потому что она была при муже, — веско ответил Семён. — Григорий Иванович мужик был ого-го! Строгий, но справедливый. И кулачища с мою голову — один раз вломит, мало не покажется. Он ведь в жене души не чаял — все это знают. И любому мог рёбра пересчитать, стоило на неё косо посмотреть или слово дурное сказать.

— Да, я помню, — кивнула я, грустно улыбнувшись. Дед, действительно, безумно любил бабушку. Чуть ли не каждый день ей цветы дарил, любую прихоть выполнял. На двух работах работал, только бы семья жила в достатке.

— Вот, а когда он умер, защищать Анну Степановну стало некому, вот и поползли по округе слухи, — продолжил Семён.

— Слухи на пустом месте не возникают, — заметил Николай. — Должна ведь быть причина?

— Ну, как сказать. — Семён смущённо почесал нос. — Ты ведь не дурак, понимаешь, что то, что для деревенских — веская причина, для нормального человека — чушь несусветная.

— И всё же, — Николай продолжал настаивать.

— Да всякое по мелочи бывало. То урожай капусты какая-то тля у всех пожрёт, а у Анны Степановны не тронет. То корова вдруг молоко потеряет у соседки, с которой та накануне поссорилась. Короче, ерунда полнейшая. Но народу ведь не объяснишь! Тут ещё Митрич как с цепи сорвался. У него жена, Фая, болела долго — тебя, Николай, здесь тогда не было, а тогдашний фельдшер пил беспробудно, почти не просыхал. В общем, пользы от такого лекаря не было никакой, вот Фаина и ходила к Анне Степановне — та же при колхозе ветеринаром работа, вроде как в медицине немного разбиралась.

— Ну, да, корова и человек ведь совсем одно и то же, — раздражённо пробурчала я, наливая в крышку из-под термоса обжигающе горячий чай.

— Не одно и то же, — согласился Николай. — Но фармакология едина для всех, только количество действующего вещества пересчитывать надо.

— Ты что, одобряешь это? — я даже не пыталась скрыть возмущения.

— Не одобряю, — ответил Николай. — Но понимаю, почему Анна Степановна согласилась помочь. На безрыбье, как говорится…

— Короче, месяц у неё Фаина Карповна лечилась не пойми от чего, а затем резко померла, — закончил свой рассказ Семён.

— От чего померла? — заинтересовался Николай.

— Да кто ж его знает, — пожал плечами Семён. — Никто выяснять не стал. Следов насильственной смерти не было, да она к тому же в возрасте была. В общем, так похоронили, без разбирательств. А Митрич после этого на Анну Степановну злобу затаил.

В этот момент, совсем как прошлой ночью, округу огласил пронзительный вой, очень похожий на волчий. Семён мгновенно подобрался и взял в руки ружьё.

— Женя, Николай, держитесь возле меня, — твёрдо велел он, поднимаясь на ноги. Естественно, никому и в голову не пришло ему возражать.