Правда о любви - Стефани Лоуренс

Лицо Трегоннинга прояснилось. Он кивнул и расслабился.

– Пожалуй, так будет лучше. Она действительно сказала, что согласна, и наверняка не откажет вам, но пусть с самого начала все будет ясно.

Джерард облегченно вздохнул. Он верил в силу собственного убеждения куда больше, чем в способности Трегоннинга. Граф, похоже, сознательно отдалился и от действительности, и от всех окружающих, включая собственную дочь. Пока что Джерард не успел понять, как относится Жаклин к отцу, и, следовательно, есть риск, что она откажется позировать. Поэтому он сам поговорит с девушкой и заключит соглашение, на которое сможет положиться, если она вдруг заартачится.

Теперь он куда сильнее, чем Трегоннинг, был исполнен решимости поскорее начать портрет, причем при самых благоприятных обстоятельствах. И для этого он сделает все возможное. А пока остается последнее условие.

– Поскольку я обычно не беру денег за свои картины, думаю, будет вполне естественным оговорить все до начала работы. Вы заплатите за готовый, заключенный в раму портрет маслом вашей дочери во весь рост, если только какие-либо катастрофические обстоятельства этому не воспрепятствуют. Я обязуюсь предоставить вам портрет в течение следующего года. Однако все предварительные эскизы, этюды и наброски останутся у меня. Кроме того, я никогда и никому не позволяю смотреть незаконченную работу. Вы первые увидите полностью законченный портрет. Если вы не пожелаете принять мои условия, я оставлю портрет себе и не возьму денег.

– Нет-нет. Все вполне приемлемо, – кивнул Трегоннинг. – Но вы, наверное, захотите нарисовать сады.

– Разумеется.

Джерард глянул в окно на волшебные сады, мечты о которых много лет преследовали его и собратьев по ремеслу. – Но все рисунки, наброски и картины тоже принадлежат мне. Если когда-нибудь мне вздумается выставить их на продажу, то, прежде всего они будут предложены вам.

– Полагаю, – хмыкнул Трегоннинг, вставая, – что вы захотите осмотреть сады прямо сейчас.

Все еще не отрывая глаз от окна, Джерард тоже поднялся и только после этого спокойно обернулся к Трегоннингу: – Собственно говоря, нет. Пока что сады должны стать не чем иным, как задним планом портрета, фоном, на котором будет появляться ваша дочь, пока не начнутся сеансы.

Трегоннинг удивился, но явно обрадовался такому решению. Сопровождая его назад, в гостиную, Джерард раздумывал о капризах судьбы. Какая ирония! Он приехал сюда, чтобы рисовать сады, но, несмотря на свою одержимость пейзажами, стоило бросить единственный взгляд на Жаклин Трегоннинг, как в нем разгорелось желание написать ее портрет.

Даже сад Ночи не мог соперничать с притягательностью этой девушки.

Они вернулись в вестибюль. Лорд Трегоннинг проводил его до гостиной. Но войти не захотел.

– Я прикажу Тредлу и миссис Карпентер выполнять все ваши указания. Они, вне всякого сомнения, станут во всем с вами советоваться.

– Благодарю вас.

Трегоннинг кивнул и направился обратно в кабинет. Из гостиной донесся женский щебет. Очевидно, его сиятельство намеревается искать убежища в своей берлоге, оставив его и Барнаби на милость леди Фритем, миссис Майлз и придирчивой миссис Элкотт.

Смирившись с неизбежным, он повернулся и вошел в гостиную. В его отсутствие подали чай; Миллисент Трегоннинг улыбнулась и протянула ему чашку. Джерард взял чашку и стал болтать с ней и миссис Майлз, сидевшей рядом, проверяя свое первое впечатление. В миссис Майлз можно было сразу узнать мамашу с непристроенными дочерьми – по блестящим глазам и угодливым замечаниям.

Джерард допил чай, извинился и направился к другу. Разумеется, ни он, ни Барнаби не могли избегать общества местных дам. Они останутся центром внимания, пока новизна их присутствия не поблекнет.

Избегая подходить к дивану, на котором сидела леди Фритем, погруженная в горячий спор с суровой миссис Элкотт: одетая в серый твид, в тон седеющим волосам, жена викария вела себя так, словно была готова в любой момент возмутиться и громко осудить все, что попадалось ей на глаза, – он подошел туда, где собралась компания молодых людей. Правил бал, разумеется, Барнаби.

Завидев Джерарда, обе мисс Майлз подвинулись так, чтобы между ними оставалось место. Он улыбнулся заученной улыбкой, кивнул и, обойдя их, встал рядом с Жаклин. Та, хотя и занятая рассказом Барнаби, ощутила его приближение, мельком взглянула на него и немного отступила. Джерард учтиво улыбнулся, распознав раздражение в ее взгляде и сообразив, что она не имеет возможности его изучать со слишком близкого расстояния. Что же, поделом ей! Он снова усмехнулся.

Глаза обеих мисс Майлз хищно блеснули. Джерард, делая вид, что не заметил, обратился к Барнаби. Не хватало еще будить надежды в этих девицах!

Он украдкой глянул влево и вниз, туда, где груди Жаклин вздымались над круглым вырезом платья. Какая безупречная сливочно-белая кожа! Кончики его пальцев буквально зудели: он мог бы поклясться, что эта самая кожа мягче розовых лепестков.

Хотя покрой платья был вполне уместен для девушки старше восемнадцати лет, груди Жаклин наполняли лиф до такой степени, что приковывали к себе взгляды каждого джентльмена. Впрочем, если не считать Барнаби, остальные двое казались безразличными к чарам девушки. Привычка к давно знакомому или ...

Но Митчел Каннингем совершенно игнорировал сестер Майлз и бросал короткие, очень короткие взгляды на Элинор Фритем. Элинор действительно была красива, правда, чуть старше Жаклин и в совершенно ином стиле: высокая, стройная, с алебастровой кожей и длинными, очень светлыми волосами и небесно-голубыми глазами, обрамленными темными ресницами. Она бессовестно строила глазки Барнаби и неприкрыто с ним кокетничала.

Заметив очередной быстрый взгляд Каннингема, Джерард мысленно напомнил себе рассказать все Барнаби, хотя бы во имя мирного существования, которое тот ценил так же высоко, как он сам.

Впрочем, такое поведение Каннингема можно было почти наверняка отнести на счет второго джентльмена в компании, Джордана, старшего брата Элинор. Заносчивый джентльмен лет двадцати пяти стоял между своей сестрой и девицами Майлз. Заметив его надутый вид, Джерард скрыл улыбку: в голове мгновенно возник набросок, озаглавленный «Петушок из местного курятника крайне недоволен появлением чужих в его владениях».

Да, он и Барнаби вторглись в его царство, но насколько мог сказать Джерард, «петушка» раздражало внимание, которое сестра уделяла Барнаби. Он старался не выказать своих эмоций, но жесткий блеск глаз и подергивающиеся тонкие губы выдавали, как он зол.

– И когда Монтейт примчался к финишу, изо всех сил погоняя лошадей и воображая, что победил, его уже ожидал Джордж Брэгг, спокойно стоявший, опершись на хлыст.