Углём и атомом - Плетнёв Александр Владимирович

Грифы на предъявленных «жандармом в штатском» бумагах стояли самой наивысшей инстанции. И допуск у него имелся соответствующий.

Цель прибытия вспомогательного крейсера, согласно рескрипту, именовалась «миссией, имеющей касательство ледового судна “Ямал” секретной конструкции». И признаться, вызвала у Зиновия Петровича некоторое двоякое чувство, в котором явно преобладало недоумение. И непонимание.

«И да бог бы с ним, – с натяжкой отмахнулся адмирал, нахмурившись, – не моя сие компетенция. В Петербурге знают, что делают».

Приказав отбить дополнительную телеграмму в столицу, подозревая, что ответ придется обождать, так как на берегах Невы сейчас глубокая ночь, Рожественский решил вначале расспросить начальника уезда и его помощника: обо всем, что касается противника – появлялись ли военные корабли, вспомогательные шпионские суда, случались ли вылазки, десанты, стычки?

И был удовлетворен пространным докладом. Более того, повествование оказалось даже занимательным.

«Да уж, – невольно дивился Зиновий Петрович, – местечковые копеечные баталии – сотня на сотню! Необученные ополченцы рыбаки-охотники, большинство которых из коренных народностей. Против такой же сборной рыбьей чешуи, только что с ружьями – японские солдаты, решившие, что на правах войны можно прийти и пограбить! Однако ж смотри ты… дали супостату отпор по всем статьям. Повсеместно! Не чета куропаткинскому стоянию. И прозябанию порт-артурской эскадры».

– Так вы говорите, на Шумшу у них форпост?

– Так точно, – штабс-капитан, даром что в отставке, а выучку сохранил, щелкнув каблуками.

– А чего ж не выбили противника с острова, коль такие молодцы?

Штабс-капитан дернул шеей виновато. Переглянулся с начальством, скосив взгляд на стоящих чуть в сторонке господ со вспомогательного крейсера:

– Так, ваше высокопревосходительство… средств на то не имеем. У японца на берегу укрепления, артиллерия, а у нас шиш.

Рожественский все понял, дополнив про себя: «шиш с маслом». Неприязненно взглянул на командира «Лены»:

– Что ж вы, капитан второго ранга, почитай тут как уж неделю. При боевом корабле, при пушках, а позволяете неприятелю сидеть у вас под боком. Отчего ж не совершили рейд?

И презрительно пропуская ответное «…простите, считаю невместным подвергать судно риску до выполнения особого предписания», с ходу предложил камчатцам:

– Пароход замурзанный на две тысячи тонн, что в составе пришел, видели? Браконьерский американец – подлежит конфискации. Забирайте, приписывайте к своей…

– …к компании «Камчатское торгово-промышленное общество», – немедленно прозвучала подсказка.

Рожественский вальяжно кивнул, довольный собой и своим государственным подходом:

– Пушки я вам выделю, из тех, что на «Маньчжурии»… из японских. Хлам откровенный, но вам и того с лихвой. Воюйте. Будет у вас шиш, но теперь с маслом.

Отдав необходимые распоряжения, дождавшись, когда уездный глава и его помощник покинут адмиральский салон, Рожественский тем не менее нарочито тянул время, стоя у иллюминатора с папиросой.

Жандармов он не любил.

«Да и капитан этот… второго ранга, как там его – Берлинский, откровенно не произвел впечатления. Не вояка. Извозчик. Допуска у него, судя по бумагам, к секретам нет – гнать долой».

Докурил, уткнув пепельницу и, сцедил не оборачиваясь – поймет:

– Оставьте нас.

Едва за Берлинским хлопнула дверь, Зиновий Петрович резко повернулся и как можно бесцеремонней спросил:

– И?

На рожественское «и?» статский советник отреагировал одной мимикой… и это было свое, более ярко выраженное, если не вызывающее «и?».

«Какой осторожный нахал», – не менее осторожно констатировал Зиновий Петрович. И решил надавить:

– Вы знаете, с чем вам придется встретиться… или столкнуться, если будет угодно?

В ответ лишь степенный кивок.

– Это очень… – адмирал не нашелся словом, – хм, своеобразные люди. И не только по стилю речи.

– Я уже имел опыт общения. И знаю, о ком и о чем идет речь. В полной мере.

– Вот как? – Рожественский снова вспомнил о сопроводительных бумагах жандарма. – Ну что ж, извольте. Задавайте свои вопросы. Времени мало, а у меня и без того хлопот хватает.

И следующие пять минут отвечал на вопросы.

Сквозь зубы… бесясь на грани… сдерживаясь.

Потому что помнил, ЧЬЯ подпись стояла под поручительством жандармского чина.

Впрочем, и сам статский советник оказался с понятием – не зарывался. Вопросы были поставлены умно, как к третьему лицу, словно в сторону…

А Зиновий Петрович, принужденно отстранившись, превратился в сплошное отрицание… на каждый вопрос.

…

– Нет. Никакого отхода от оговоренных соглашений и планов я не заметил. Кроме инцидента с британским крейсером.

…

– Нет. Ручаться, что «ямаловцы» причастны к пожару на «Бервике» не могу.

…

– Не видел смысла находиться на головном ледоколе во время прохождения Арктикой, поскольку не имею опыта ледовой проводки. Соответственно, в своей некомпетентности, не вправе отдавать какие-либо распоряжения капитану «Ямала».

…

– Никаких политических или иных похожих вопросов не обсуждалось. Государственное устройство, как и будущее Российской империи в беседах не затрагивались. Об императоре, о его семье разговоры не вели. Еще раз подчеркну, судно потомков я посещал исключительно в рабочем порядке, для согласования дальнейшего маршрута и действий.

…

– Доверительных отношений наладить и не пытался. Увольте-с.

…

– Исключено! Поверьте, американцев они не любят с полной искренностью, – и, уловив паузу, решительно вбил клин: – Вы удовлетворены, наконец?

– По большей части…

В открытый иллюминатор уже вовсю вливались характерные звуки – началась погрузка угля. Повизгивала лебедка, ворочалась стрела для подъема паровых катеров, совсем отчетливо слышалось, как какой-то матрос покрикивает на подающую сторону, при этом безбожно матерясь.

– Экий барбос, – рассеянно поворчал Зиновий Петрович: «Знает же паршивец, что орет почитай в открытые окна адмиральского салона».

В другой раз досталось бы разошедшемуся горлопану «на орехи», но сейчас в голове довлели иные мысли. Ответ из Петербурга, наконец, пришел и удивил.

Ожидалось, ни много ни мало, прибытие самого генерал-адъютанта его императорского величества наместника на Дальнем Востоке Алексеева.

«Во как!»

Для чего конкретно прибывает Алексеев, можно было не гадать, но дополнительных объяснений не последовало. Статский советник удовлетворился самим фактом (стало быть, осведомлен), лишь уточнил ориентировочное время, когда ждать корабль с генерал-адъютантом.

Выспрашивать подробности у жандарма Зиновий Петрович посчитал унизительным. Однако рассуждая здраво: «Предположим, что потомкам будут предлагать… возможно, просить и сулить, дабы “Ямал” продолжил опекать радарами и дальней связью эскадру. Так как не клеится у них в Петербурге с планами выловить на живца-“Ослябю” всего Камимуру. А то и вовсе… вот дурень – как же сразу не догадался! Пора их – путешественников по столетиям, без роду, без племени – вообще в казну брать, чтоб присягнули со всей ответственностью и верноподданностью. Для того и столь важную персону посылают. А то вольница разбойная, право слово».

Построив вполне логичную версию, Зиновий Петрович немного успокоился, плеснул из початой бутылки, неторопливо раскурил папиросу, открыл пошире иллюминатор, высунувшись: «где там этот неугомонный матершинник? Сейчас я ему…»

Однако ж явившего лик адмирала вмиг углядели и, не растерявшись, грянули дружное «ура!».

«Вот черти!» – Улыбаясь, погрозил кулаком. Такие они – лавры, пусть маленьких, но побед! Окинул сытым прищуром вокруг – все ли идет как должно, и вернулся к столу, к пепельнице, к «початой» и к нолитому.

«Нет, не клеится. Что-то тут другое. Какая-то совсем уж несуразица. Для чего предварительно гнать “Лену” с чиновником особых поручений?