Неоготический детектив: Совсем как ангел; Винтовая лестница - Маргарет Миллар

— А тело?

— Несколькими милями ниже река Гремучей Змеи впадает в Торсидо, и течение там дай Бог. Говорят, на языке здешних индейцев «Торсидо» означает что-то вроде «злая», «злопамятная», «кривая» — и все эти варианты подходят ей как нельзя лучше. Особенно в тот год. Так что беднягу вполне могло тащить хоть до океана. Во всяком случае полиция выдвинула эту версию и придерживается ее до сих пор. Хотя есть и другая, что О'Гормана пристукнули прямо в машине, а потом закопали в каком-нибудь укромном местечке. Сам-то я больше склоняюсь к варианту с рекой. О'Горман вполне мог взять попутчика — не забывайте, ночь была грозовая, и такой добросердечный человек, как он, просто не смог бы проехать мимо перехода. Предположим, тот попытался его ограбить. При всей застенчивости Патрик был не из тех, кто вот так, запросто позволит проделать с собой такую штуку. Он наверняка ввязался в драку. Ну, а потом… поскольку этот попутчик наверняка был не из местных, он, конечно, и представить не мог, что такой бурный поток — всего на несколько дней. Небось, решил, что в этой пучине машину до конца света не найдут.

— А куда он потом делся, этот незнакомец? — поинтересовался Куинн.

Ронда закурил и сердито уставился на горящую спичку.

— Вот это — самое слабое звено во всей истории, — признался он. — Чертов незнакомец исчез так же бесследно, как и О'Горман. Шериф в ту пору рвался арестовывать едва ли не каждого, кто не родился в Чикоте, но так ни до чего и не докопался. Сам-то я в розыске, конечно, полный дилетант, но мне кажется, что это было из тех преступлений, которые совершаются импульсивно, под влиянием момента. По моим представлениям, именно такие преступления чаще всего остаются нераскрытыми.

— А кто-нибудь еще придерживается этой версии?

— Коронер[6] пришел к тому же выводу. А что? Вы не согласны?

— Я ведь ничего не знаю, кроме того, что вы мне сейчас рассказали, — пожал плечами Куинн. — Однако этот незнакомый попутчик мне лично кажется фигурой довольно туманной.

— Вы правы.

— Если у него возникла драка с О'Горманом, да еще не на жизнь, а на смерть, мы вполне можем предположить, что на его одежде тоже остались следы. Например, пятна крови. Тут нет поблизости каких-нибудь одиноко расположенных коттеджей или хотя бы лачуг, куда он мог бы вломиться, чтобы сменить одежду, стащить какую-нибудь еду и так далее?

— Есть несколько. Но в них никто не вламывался. Люди шерифа проверили каждую.

— Стало быть, мы оказываемся лицом к лицу с очень промокшим незнакомцем, возможно, с пятнами крови на одежде.

— Ее мог смыть дождь.

— Не так-то это просто, — усмехнулся Куинн. — А теперь поставьте себя на его место. Что бы вы сделали в первую очередь?

— Отправился бы в город и купил какую-нибудь одежду.

— Вы же сами сказали: была ночь. Ночью магазины закрыты.

— Тогда, наверное, я снял бы комнату в каком-нибудь мотеле.

— Для такого маленького городка вы выглядели бы достаточно подозрительно. Незнакомец, пешком, в мокрой и рваной одежде, может, даже в крови… Служащий наверняка бы вас запомнил.

— Но, черт возьми, что-то он же должен был сделать! — воскликнул Ронда. — Может, поехал к кому-нибудь еще — откуда мне знать? Все, что я знаю, это то, что он исчез.

— Или она. Или они.

— Хорошо — он, она, они, оно!.. Исчезли.

— Если только они вообще существовали.

Ронда перегнулся через стол.

— К чему вы клоните?

— А если предположить, что человек в машине не был незнакомцем? Допустим на минуту, что это был друг. Близкий друг. Даже родственник.

— Я же вам говорил: шерифу не удалось найти ни одного человека, который сказал бы об О'Гормане хоть одно дурное слово.

— Ну, положим, если кто-то действительно убил О'Гормана, вряд ли он стал бы лезть вперед, рассказывая всем и каждому, какие у него для этого были доводы. Или у нее.

— Вы все время повторяете: «она», «у нее». Почему?

— А почему бы и нет? Мы ведь пытаемся рассмотреть все варианты.

— Мне кажется, что вы намекаете на Марту О'Горман.

— Истории известно множество жен, испытывавших к своим мужьям далеко не нежные чувства, — сухо заметил Куинн.

— К Марте это не относится. К тому же той ночью она была дома. С детьми.

— Мирно спавшими в своих постельках.

— Естественно, они спали, — раздраженно признал Ронда. — Предполагается, что катастрофа случилась около половины одиннадцатого. Может, вы решили, что именно в это время им вздумалось перекинуться в покер или опрокинуть по кружечке пива? Ричарду было тогда только семь, а Салли — пять.

— А самому О'Горману?

— Он был приблизительно вашего возраста. Около сорока.

Куинн не стал поправлять собеседника. Он и чувствовал себя сорокалетним, так что выглядеть на этот возраст казалось всего лишь справедливым.

— Если нетрудно, опишите мне его, пожалуйста.

— Голубые глаза, светлая кожа, черные вьющиеся волосы. Сложение среднее, рост — пять футов девять или десять дюймов. Ничего особо примечательного в его внешности не было, но я бы сказал, что он был красив.

— Фотографии у вас случайно не найдется?

— Пять-шесть любительских снимков. Марта мне разрешила их взять, когда еще надеялась, что он вот-вот найдется. Она боялась: вдруг у него что-то вроде амнезии. Вообще ее надежды угасали медленно, хотя в конце концов это, конечно, произошло. Сейчас она совершенно убеждена, что О'Горман просто не справился с управлением, сбил перила и свалился в реку, а тело унесло течением.

— Но лоскут рубашки с кровавыми пятнами?

— Ну и что? Он мог порезаться, когда налетел на парапет. Кстати, в машине было разбито лобовое стекло и еще два окна, так что это вполне возможно. По сути есть лишь один довод против этой версии: у О'Гормана была репутация очень осторожного водителя.

— Возможность самоубийства не рассматривали?

— Тоже вполне вероятно, — кивнул Ронда. — И тоже есть детали, которые это опровергают. Во-первых, он был абсолютно здоровым человеком как физически, так и психически. Ни единого психического срыва во всем обозримом прошлом. И никаких стрессов — во всяком случае по виду, которые позволили бы предположить такую возможность. Во-вторых, он, как и Марта, был ревностным католиком; я имею в виду, настолько ревностным, когда каждое слово и даже каждая запятая Священного писания понимается буквально. В-третьих, он обожал свою жену и буквально боготворил детей.

— Ну, фактов-то в ваших доводах раз-два и обчелся, — заметил Куинн. — Большей частью домыслы. Вы об этом не задумывались?

— Задумайтесь вы, — хмуро усмехнувшись, предложил Ронда. — Когда крутишь в голове эти доводы пять лет подряд, не так-то просто взглянуть на них со стороны.

— Хорошо. Сначала давайте выделим в цепи ваших рассуждений бесспорные факты. Первый — он был здоров. Второй — он был убежденным католиком, и, следовательно, самоубийство означало для него смертный грех и пребывание в аду до конца света. Все остальное — не факты, а всего лишь ваши умозаключения. У него могло быть сколько угодно и финансовых, и эмоциональных, и любых других трудностей, о которых он просто не рассказывал. Вполне возможно и то, что он вовсе не так уже безумно обожал своих жену и детей, как это демонстрировал.

— Тогда он был великим актером. И я, честно говоря, не верю, что у О'Гормана хватило бы мозгов так водить всех за нос. Марте я, конечно, никогда ничего подобного не говорил, но сам-то всегда относился к его умственным способностям с большим сомнением.

— Чем он, собственно, занимался?

— Работал клерком в нефтяной компании, оформлял платежные ведомости. Я бы не удивился, узнав, что Марта ему помогала, хотя она скорее умрет, чем в этом признается. Она очень верный человек — готова хранить верность даже собственным ошибкам.

— Одной из которых был О'Горман?

— Он был бы ошибкой для любой умной женщины, согласившейся выйти за него замуж. О'Горману вообще не следовало этого делать. Их взаимоотношения с Мартой больше напоминали отношения матери и сына, чем мужа и жены, хотя Марта была на несколько лет моложе. Думаю, все дело в том, что в Чикоте у такой блестящей женщины попросту не оказалось достойного выбора. Вот она и выбрала лучшее из того, что было. Я ведь вам уже говорил, О'Горман был красив: грива кудрявых темных волос, ну, и все прочее… Когда дырки в голове замаскированы большими голубыми глазами, даже такая женщина, как Марта, может поддаться. Хорошо еще, дети пошли в нее…

— У меня создалось впечатление, что к полиции миссис О'Горман испытывает некоторую антипатию.

— Еще бы! Ей пришлось немало натерпеться от них. У нас ведь не очень цивилизованный город. Шериф пер на нее, как бык на красную тряпку. Он клонил к тому, что Марте не следовало той ночью отпускать мужа из дома. Тогда, мол, ничего бы не случилось.