Своими глазами (сборник) - Михаил Веллер

Ярослав подходит к окну, смотрит:

— Скоро подойдут византийские корабли. Что ты решил?

— Хорошо, — мрачно говорит Харальд. — Сколько я должен служить тебе?

— Всего один год. А там, если не понравится, ты уйдешь с почетом.

— Пусть будет так.

Ярослав наливает в кубки:

— Выпьем за это, сынок.

— Я буду служить тебе. Но я не стану пить с тобой.

— Я подожду, пока ты передумаешь, — необидчиво говорит Ярослав.

— Пошли сказать византийцам, что я у тебя на службе.

— Я уже сказал это два дня назад их гонцам.

Харальд, уже стоя у стола, осознает услышанное.

Ярослав хохочет, и смех его передается Харальду: напряжение ситуации обернулось юмористической стороной. Ярослав хлопает его по плечу, Харальд в ответ его, принимает сунутый ему кубок, чокаются, пьют и опять хохочут.

Главный сборщик налогов

121. Пир в палатах Ярослава, шум и гам, викинги сидят меж княжескими дружинниками, обруселыми норманнами. Харальд пьянеет. Смотрит на жену Ярослава Ингигерду, сидящую с ними — и вдруг лицо ее туманится, плывет и превращается в лицо его матери, старое и скорбное.

— Мать!.. — невольно и тихо вырывается у Харальда.

Хохот дружины.

— Ты уже метишь ко мне в родственники? — иронично спрашивает Ярослав. — Это всего лишь моя жена.

Хохот.

Зыбкое в туманном взоре Харальда лицо Ингигерды плывет, струясь, поверх лиц толпы вояк — и вдруг начинает молодеть, разглаживаться, яснеть, и превращается в лицо юной девушки, которую нельзя назвать красавицей — но лицо ее кротко, чисто и необыкновенно миловидно своей свежей и доброй простотой.

Перехватывая взгляд Харальда на женскую часть стола, Ярослав говорит:

— Лиза еще слишком молода, чтобы ты смотрел на нее как муж.

— Элис, — трезвея, повторяет имя Харальд.

— На тебя смотрит сегодня великий воин, дочь, — говорит Ингигерда, и она краснеет и отводит глаза. — Рано тебе еще сидеть с мужчинами. Ступай к себе.

Она идет к двери и чуть оборачивается, встречаясь взглядом с Харальдом.

122. Закрома Ярослава: маленькое внутреннее помещение терема, кованые двери, факел в кольце на стене.

Один за другим открывает он лари и сундуки вдоль стен, смотрит внутрь внимательно и придирчиво. Перегибается в ларь, сгребает со дна пару монет, взвешивает задумчиво на ладони и бросает обратно: монеты глухо стукают о пустое деревянное дно.

Выходит, ударив дверью.

123. В палате в окружении нескольких бояр срывается на крик:

— Дружине надо платить! Церкви надо платить! Корабельщикам — платить! Зодчим — платить! Кузнецам и оружейникам — платить!

Резко проходит к окну, перед ним расступаются.

124. Под окном, на волокушах — несколько мертвых тел, и кровь из ран запеклась на одежде.

— Чем платить? — негромко в пространство спрашивает Ярослав. — Их головами? Дать смердам зарезать себя, как баранов… — Оборачивается к боярам: — Не много ли добра скопили вы на моей службе?.. — соображает вслух.

Бояре испуганно пятятся.

125. Харальд во главе готовой к выступлению дружины своих викингов. Держит под уздцы коня.

— Они покажут дорогу, — Ярослав кивает на пару своих дружинников. — Городище сжечь, мужчин повесить, взять все. Везде брать половину. Где скажут, что ничего нет — убивай каждого четвертого, пока не отдадут то, что спрятали. Где поднимут на слуг князя оружие — убивай всех. Десятая доля дани — твоя. Иди и береги свою голову — она должна служить мне.

Харальд садится в седло.

Тянется прочь от города небольшая колонна воинов, и длинный обоз с телегами скрипит за ней.

По травянистой дороге в густой лес втягивается колонна.

126. Огороженное бревенчатой стеной селение, к которому подступает лес. Рассвет. В тишине — петушиный крик.

Яркий петух бьет крыльями и горланит на заборе.

И по этому звуку взрывается тишина: стук и треск выламываемых дверей, заполошные вопли женщин, мычание и блеяние скота, лязг оружия.

Дымы пожаров поднимаются над крышами.

Сквозь дым раскачиваются ноги повешенных на воротах.

Выносят из амбара викинги мешки с зерном и бросают на телеги.

127. Скрипит и стучит колесами обоз по узкой лесной дороге — нагруженные телеги тяжелы.

Хмурый, едет Харальд верхом во главе дружины.

Выезжают на широкую поляну с ручьем.

— Делайте лагерь, — командует Харальд и спешивается. — Мы будем отдыхать здесь. Пять дней.

— Скоро настанут холода, ярл, — возражает один из двух княжеских дружинников-проводников. — Надо торопиться собрать дань со всех.

— Не надо торопиться, — лениво отвечает Харальд. — Мы будем отдыхать здесь семь дней.

— Великий князь не будет доволен!

— Будет. Пусть подальше разнесется весть о нас и о том, что произошло. Тогда брать будет легко.

128. Глубокая осень, голые деревья, грязь. Деревушка, серые избушки, сжатое жнивье на холмистом поле.

Отчаянный крик, страх и ненависть в голосе:

— Варяги пришли!..

129. Хмурые безропотные мужики отворяют амбары и хлебы. Выносят зерно, выводят скотину. Тащат свертки холстов и бочонки с медом.

С одобрительным видом знатока дружинник-проводник дует на мех шкурки в принесенной связке пушнины.

На крошечной грязной деревенской площади у колодца сидит Харальд на деревянном массивном грубом стуле — демонстративно спиной к происходящему. Он в кольчуге и шлеме, опирается руками на упертый в землю меч в ножнах. Смотрит поверх крыш и ждет.

За жердяной изгородью, за углом дома смотрит на него кучка бедняг-мужиков:

— Вот этот — начальный над ними, тот…

— Новый-то сборщик хуже старых.

— Недодашь — убивает всех… И не слушает ничего.

130. Крупно: колесо телеги едет по колдобистой грязи, тяжело переваливается под грузом через кочки, едет, и скрипит немазаная ось… скрипит и едет.

131. Огонь костра. Ночь. Крупные хлопья снега опускаются с черного неба на шатер пламени и исчезают над ним.

Блики огня на лице Харальда, сидящего у костра. Он кутается в плащ. Рядом — седой викинг, и княжий проводник, и прочие греются вокруг огня: зима начинается.

— Заждался великий князь, — говорит проводник.

— Умен Ярицлейв, — раздумчиво отзывается Харальд.

— Премудрый. Книги читает! — проводник.

— Викинги конунгу дань берут, а крестьяне у доброго конунга защиты от викингов просят… И конунг хорош, и викинги плохи, и крестьяне покорны, и дань собрана. — Харальд.

— Настоящий конунг, — одобрительно ухмыляется седой викинг.

132. Зима, снег, солнце — длинный тяжелый обоз втягивается в Киев. Звонят колокола на звонницах, сбегается праздный люд — поглазеть. Зипуны, платки; снежками перекидываются и в верховых викингов кидают, попадают, смеются.

133. Княжеское подворье, распахнутые ворота амбаров и хлевов. Мычащих коров заводят в хлевы, блеющих овец; ржущих коней ведут в княжеские конюшни мальчишки-тиуны. Тащат маленькие тяжелые бочонки с медом и катят тяжелые кадки с пивом. До крыши встают в амбарах штабеля мешков с зерном. Подвешивают к крючкам под балки крыш связки пушных шнурок. И отдельно ссыпают в три сундука деньги: пригоршни медных монет в большой, щепоти серебряных — в средний, редкие и маленькие золотые монеты — в самый меньший.

У сундуков стоит в распахнутой собольей шубе, в заломленной собольей шапке — Ярослав. Позади него двое ведут запись: в руках у них дощечки, на дощечках расправлены куски бересты, и они пишут по бересте заостренными металлическими палочками. Внимательно тычут палочками в сторону складируемого добра, шевелят губами, торопятся и стараются.

Подходит Харальд.

— Тебя долго не было, — говорит Ярослав.

— У тебя большая страна, — отвечает Харальд философски. — Можно собирать дань хоть целый год. Если хватит амбаров, — хмыкает.

— Время копить добро — и время отдавать долю князю, — в том же философическом тоне отзывается Ярослав. — Пусть отдыхают до следующей осени. Жизнь — длинная, а бедным быть плохо.

Передергиванием плеч сбрасывает шубу, подхватывает и широким взмахом укрывает Харальда.

— Возьми с моего плеча, — дарит значительно. — Здесь холодные зимы. Если никто не согреет!.. — И хохочет собственной шутке.

134. Синий вечер, скрипучий снег, дымки над крышами, слабо мерцают маленькие окошки в бревенчатых стенах. Харальд проходит по пустой почти улице.

Навстречу поспешает мелкими шажками Лиза, Ярославна, сопровождаемая девкой-служанкой.