По экрану памяти: Воспоминания о Второй Колымской экспедиции, 1930—1931 гг. - В. Цареградский

С первых дней и до самого отъезда во Владивосток нам, очень немногим уже определившимся участникам экспедиции, все организационно-снабженческие функции приходилось выполнять самим. Трудовой день у нас начинался раньше официального: лишь отпирались двери, как мы входили в здание Инцветмета, где нам предоставили комнату. Она служила не только «штабом» экспедиции, но и складским помещением. В ней же происходила сортировка и упаковка груза для отправления поездом.

Никаких отечественных специальных мастерских, изготовляющих походное снаряжение, геологические инструменты, в тот период не существовало. Приходилось все заказывать через разные инстанции в обычных бытовых мастерских или доставать по случаю в магазинах, в мастерских точных приборов.

Проблемой были даже такие необходимые для геологов вещи, как горные компасы, буссоли, анероиды, термометры-пращи, шагомеры, часы, фотоаппараты, фотоматериалы, геологические молотки и многое другое. А еще предстояло раздобыть палатки, специальные вьючные ящики, сумы и брезентовые мешки, рюкзаки, удобную для походов одежду и обувь, спальные мешки. При этом по требованию мастерских, принимающих заказ, нам приходилось самим готовить для них чертежи, рисунки, давать размеры, а в некоторых случаях и доставать материал — брезент, парусину, бязь, что было тоже не так просто, тем более что все требовалось выполнить в крайне сжатые сроки, ибо до выезда экспедиции во Владивосток оставалось немногим более двух месяцев.

Утром, распределив между собой обязанности, мы разбегались по городу: кто в пошивочные, столярные, а кто в механические, часовые и другие мастерские, предъявляя отношения Инцветмета и уговаривая принять наш срочный заказ, кто-то выискивал и закупал в магазинах что-нибудь подходящее по спискам.

В обеденный перерыв все сотрудники экспедиции собирались снова в «штабе», где всегда оставался дежурить Горанский и иногда я, чтобы информировать друг друга о выполнении заданий. Если кто-то терпел неудачу, намечались новые действия. А заканчивался наш трудовой день после того, как закрывались мастерские и магазины. Вернувшись в Инцветмет, мы подводили итог дня. Работали все дружно и действительно не за страх, а за совесть, заражая друг друга энтузиазмом, как бы соревнуясь в быстроте и удачливости.

Неоценимым в эту пору оказался житейский опыт Бертина, его быстрая ориентация в обстановке, способность определять характер человека, найти подход к администрации и служащим разных учреждений и мастерских, умение доказать важность работы экспедиции и убедить помочь ей. Поэтому Бертину поручались наиболее сложные «операции».

Очень энергично и действенно помогал нам также заместитель директора Инцветмета Карл Моисеевич Шур. Когда случался где-нибудь затор, он звонил в разные инстанции, убеждал или направлял соответствующие письма.

Если кому-нибудь из нас удавалось надежно разместить заказ, получить в мастерской какой-либо из приборов или закупить партию одежды (несколько десятков пар брюк, телогреек, валенок, иногда неожиданно кожаные или брезентовые куртки и плащи), то все искренне радовались, поздравляли удачника.

Но хуже обстояло дело с подбором, участников экспедиции. Не раз, я вспоминал предупреждение директора Инцветмета Котульского, что гораздо труднее будет набрать геологов. За это время мы заключили договоры с четырьмя рабочими в Ленинграде. Главных же действующих лиц, геологов — начальников партий, все еще не было. На мои предложения окончательных ответов я пока не получил. Все просили некоторое время подумать.

Первый и пока единственный геолог, сразу давший согласие на наше телеграфное предложение, был Сергей Владимирович Новиков. Как я уже упоминал раньше, мы познакомились с ним во Владивостоке в конце 1929 года при возвращении из Первой экспедиции.

Новиков был коренным жителем Владивостока. Еще будучи студентом, он дважды (в качестве коллектора и геолога) принимал участие в геологических экспедициях на Дальнем Востоке. Поисками золотых месторождений он практически еще не занимался. Весной 1929 года Новиков закончил во Владивостоке геологическое отделение университета, но постоянной работы пока не имел. Однажды, проходя мимо гостиницы «Версаль», он увидел нас, когда мы, только что прибывшие с парохода, дружно перетаскивали набитые образцами и пробами вьючные ящики и брезентовые сумы с имуществом, и сразу догадался, что возвратилась какая-то экспедиция. Разузнав, что мы геологи, зашел к нам вечером, представился и, показывая свой диплом, отзывы о работе в экспедициях, рассказал о себе. Затем попросил нас принять его геологом, если в будущем году экспедиция продолжит работу.

Уверенная и вместе с тем простая, свободная манера держаться и разговаривать, горячее стремление попасть в экспедицию и даже внешний вид Новикова как-то сразу расположили нас к нему. Мы пригласили его к столу и за чаем продолжили разговор.

Своим видом Сергей Владимирович напоминал задорного подростка. Он был низкого роста, коренастый, очень подвижный. Мягкая бесхитростная улыбка, придающая его лицу мальчишеский облик, вдруг сменялась серьезным выражением, при этом как-то по-особому приподнимались брови. Сквозь натренированную сдержанность прорывалась юношеская порывистость. Даже тихий тенорок Сергея Владимировича казался по-мальчишески ломким. Но суждения его всегда были логичными, уверенными. В них чувствовалась не только начитанность, но и, несмотря на молодость, убежденность взглядов. Высокий открытый лоб придавал его лицу вид умного, серьезного человека.

Помню, в тот вечер, покончив с чаем, Новиков взглянул на стоявшую в сторонке шахматную доску с недоигранной партией и сказал, что черные проиграют. Билибин, любивший шахматы и страдавший от отсутствия достойных партнеров, тут же поинтересовался, не хочет ли Новиков сыграть партию. Тот охотно согласился, и партия довольно быстро закончилась победой Сергея Владимировича. Начали вторую. Мы заинтересованно следили за их поединком, так как Билибин редко проигрывал. Вторую и третью партии также выиграл Новиков.

Вскоре он распрощался с нами и ушел. Мы обменялись адресами и обещали известить его сразу, как только выяснится судьба будущей экспедиции.

После его ухода Билибин произнес удивившие меня тогда слова:

— Его стоит взять в экспедицию. Он, вероятно, станет хорошим геологом и разведчиком: очень хорошо и уверенно играет в шахматы.

Мне подумалось: «Разве можно судить о геологе только по игре в шахматы?»

А Билибин добавил:

— Есть еще один геолог — якут Сивцев, которого можно взять начальником партии, если в следующей экспедиции у нас будет третья партия. На Алдане он проявил себя смышленым разведчиком. Тоже очень хорошо играет в шахматы, часто меня обыгрывал.