ХВ Дело № 3 (СИ) - Батыршин Борис Борисович

Яша снова работал в читальном зале Ленинки. Недавний телевизионный «круглый стол», на котором он рассказывал о незавидной судьбе московских «новых тамплиеров» во главе с Солоновичем, прошёл вполне удачно; продюсеры захотели ещё и вот теперь по настоянию неугомонного Игорька Перанчёва приходилось готовиться к новой телепередаче. Решено было «развить и углубить» тему тайных обществ в раннем СССР. Материал был по выражению Перначёва «жареным», хотя и до некоторой степени заезженным бесчисленными дилетантами, пытавшимися урвать на столь эффектной теме свои пять минут известности.

Для своего нового появления на голубом экране Яша выбрал тему деятельность адептов оккультных и эзотерических наук в тогдашнем ЧК-ОГПУ-НКВД. И тут уж без личности Александра Барченко и его покровителей вроде Глеба Бокия обойтись было немыслимо. Благо, с обоими Яша был знаком не понаслышке, а с Барченко успел даже и посотрудничать. Правда, следов этого сотрудничества он обнаружить не смог, как ни старался — то ли они всё ещё оставались под грифом секретно, то ли тут начиналась та туманная область событий, вызванных к жизни его знакомством с Давыдовым-Симагиным и странным образом никак не отразившихся на той реальности, в которой он пребывал сейчас. Чем дальше, тем чаще он сталкивался с подобными фактами — и пока не мог найти этому разумного объяснения.

«…в двадцать третьем году Барченко начинает сотрудничать с ОГПУ, возглавив через год нейроэнергетическую лабораторию Всесоюзного института экспериментальной медицины. Тогда же, как это доподлинно известно из недавно рассекреченных документов, он организовал в подмосковном Красково «спиритическую станцию», которая должна была обеспечить связь в Тибетом и загадочной Шамбалой…»

Этот момент Яша помнил хорошо. По сути, тогда он и сблизился с будущим главой «нейроэнергетического» проекта. Поступив в двадцать третьем году на учёбу в Академию Генерального штаба РККА на факультет Востока, где готовили работников посольств и агентуру разведки, он добавил к своему знанию идиша турецкий и арабский языки, а так же занялся монгольским и даже китайским. Тогда же он заинтересовался — правда, лишь на уровне увлечения — древними практиками в области оккультных наук и каббалы, что и свело его с Барченко, а так же с Генрихом Мёбесом, видным русским мартинистом и автором прогремевших в определённых кругах лекций «Курс энциклопедии оккультизма».

С Мёбесом, правда, у Яши тогда не задалось — тем более, что спустя три года тот угодил под суд и был сослан в Сыктывкар, где вскорости и умер. Другое дело Барченко: то ли он вовремя угадал, откуда ветер дует, то ли помогла случайность, а только начиная с двадцать четвёртого года его имя постоянно мелькает в документах «специального отдела», которым руководил ярый приверженец оккультных наук Глеб Бокий.

«…Вторая экспедиция Барченко имела своей целью самые глухие районы Кольского полуострова. Основной задачей явилось обследование Ловозерского погостов, где с незапамятных времён проживало небольшое племя, относящееся к группе саамов, известное тем, что у членов этого племени, и только у них, встречается странный массовый психоз под названием «мерячение» или «мэнерик». Саамы полагали это явление либо одержимостью демонами, либо, напротив, призывом «служить духам» — особенно если в роду подверженного мэнерику были шаманы.

Однако изучение данного феномена, было всего лишь прикрытием. Главной целью экспедиции был поиск следов древней цивилизации. Искать их по мнению Барченко нужно было именно на Кольском полуострове — в районе так называемой «гиперборейской периферии». Он был убеждён, что древние, допотопные обитатели этих мест, гиперборейцы, умели расщеплять атомное ядро, использовали атомную энергию, покоряли с её помощью воздушное пространство и даже строили космические аппараты. И это своё убеждение он сумел внушить своим покровителям-чекистам, возжелавшимне просто отыскать следы северной палеоцивилизации, но и завладеть её утерянными знаниями…»

Яша перевернул ещё несколько страниц, потом открыл брошюру в самом конце, где печатались выходные данные. Так и есть — издано в середине девяностых, когда на читателей хлынула волна сенсаций из якобы рассекреченных архивов. Монография, которую он изучал сейчас, могла бы считаться на фоне той чепухи, что тогда публиковали в те мутные времена, чуть ли не образчиком исторической достоверности — особенно если вспомнить о том, что реальный, а не выдуманный бойким писакой профессор Барченко в самом деле всерьёз интересовался тайнами Гипербореи. И он, Яша, немало тому поспособствовал, отправив троих подростков на поиски загадочной книги.

Правда, знать об этом автор монографии никак не мог –Яша, как ни старался, так и не смог даже мимолётного упоминания об этом событии. Может, оно и правда состоялось в «иной ветке реальности», как обожают писать местные фантасты?

«…о второй экспедиции Барченко на Кольский полуостров известно немного, поскольку часть материалов засекречена до сих пор. Доподлинно известно, что экспедиция сначала отправилась в земли проживания племени саамов. По заключению Барченко саамские шаманы, жившие на Кольском полуострове, были единственными носителями памяти о древних людях севера. Получив от них какую-то ценную информацию, экспедиция отправилась в район Сейдозера (оно почиталось саамами как священное), и там, в течение последующих двух-трёх недель была сделана масса поразительных открытий. На скале, возвышающейся радом с озером, исследователи увидели гигантскую фигуру человека с крестообразно раскинутыми руками, а рядом камень, который Барченко после осмотра объявил алтарём-жертвенником. Фигуру на скале саамы называли «Старик Куйва» и подплывать к нему на лодках отказались наотрез.

В окрестностях Сейдозера экспедиция обнаружила обтесанные гранитные параллелепипеды; рядом с ними обнаружились участки очень похожие на вымощенные камнем дороги. Самыми же поразительными находками стали древние пирамиды, сложенные из массивных каменных блоков с явными следами обработки. Все эти находки, вне всяких сомнений, имели искусственное происхождение, и Барченко был твердо уверен, что они нашли материальные подтверждения существования Гиперборейской цивилизации…»

Будильник в смартфоне еле слышно мурлыкнул. Яша бросил взгляд на цифры в углу экрана — ого, время уже вышло, скоро его ждут в Останкино. Он сделал ещё несколько пометок в блокноте, сложил книги стопкой и понёс к столику библиотекаря.

Адъютант посторонился, пропуская в кабинет мужчину в очках, нагруженного полированным деревянным ящиком размером примерно с патефон. Посетитель (одинокие шпалы на малиновых петлицах указывали на принадлежность к техническому отделу ОГПУ) водрузил свою ношу на круглый столик в углу кабинета и замер рядом по стойке «смирно». Только что каблуками не щёлкнул, отметил Агранов — наверняка из особо ценных специалистов, привлечённых к работе ещё при Железном Феликсе. Сам он не очень-то доверял «бывшим», хотя с представителями столичной богемы (сохранились и такие, хотя и куда меньше, чем в незабвенные времена «Стойла Пегаса) общался много и охотно, и даже слыл среди московских поэтов и художников своего рода меценатом.

— Доставлено, согласно вашему распоряжению, Яков Саулович! — отрапортовал адъютант. Товарищ военинженер покажет, как эта штука работает, и наладить поможет.

— А другое название у него есть, кроме «штука»?— осведомился хозяин кабинета, поднимаясь из-за стола. — Видимо, какая-то разновидность фонографа?

Нынешний начальник Секретного отдела высшим образованием отягощён не был — окончив четыре класса городского училища, он делил всё своё время между лесным складом, где он служил конторщиком, и революционной деятельностью в партии социалистов-революционеров. В пятнадцатом году он ушёл из эсеров и вступил в РКП(Б), а четыре года спустя в тяжелейший для Республики Советов 1919-й год занял место особоуполномоченного Особого отдела ВЧК — и с тех пор не покидал ни этого поста, ни этого здания на Лубянке. За это время он, выходец из семьи еврейского бакалейщика, обзавёлся массой полезных знаний и навыков, однако техническая грамотность в их число не входила.