Серенада для Грейс - Фредерик Дар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Пойдемте, - говорит она мне, поблагодарив полисмена коротким "thanks".
* * *
Гараж называется "Эксельсиор", как везде.
Но на самом деле стоянка весьма скромных размеров.
Грейс ведет меня к стеклянной стене, отгораживающей бюро.
Внутри горит свет. За столом сидит тип с темными волосами и горбатым носом. Он курит сигарету и листает автокаталог.
Я стучу.
- Входите! - кричит тип.
Я вхожу в аквариум. Внутри тепло и пахнет новой резиной, что пробуждает во мне ностальгию по моей новой машине.
- Добрый вечер! - произношу я тщательно по-английски и поворачиваюсь к Грейс. - Не могли бы вы спросить у этого господина, нет ли у него клиента по имени Хиггинс?
Парень взрывается смехом. Он смеется от всего сердца.
- Ба! Без базара? - радостно кричит он. - Француз?
У него парижский акцент - хрен спутаешь!
Я тащусь!
- Ты тоже француз? - задаю я дурацкий вопрос.
- Немножко да, сын мой!
И мы жмем кости под ошарашенным взглядом девушки.
Парень кидается рассказывать о себе: он попал сюда после высадки в Дюнкерке - пуля в ноге вывела его из строя навсегда. Его лечили в Нортхемптоне. За ним ухаживала сестра, дочка хозяина гаража, шикарная девица, которая ему очень нравилась. Поскольку он любит рыжих и автомеханику, то быстренько женился на обеих, а после смерти старика стал хозяином гаража.
- Я, понимаешь, - говорит он, - как бобер строю дом своим...
Я коротким тычком обрываю его, чтобы избежать смущения Грейс.
- Ну а ты? - спохватывается он. Я показываю ему свое удостоверение.
- А, черт! - крякает он. - Легавый! - И тут же исправляется: Извините меня, комиссар.
- Да брось ты, не надо экивоков из-за того, что я полицейский. Есть два парижанина, случайно встретившихся...
Я хлопаю его по плечу.
- Ладно, иди поближе, - лыбится он, опять отбросив официальность, давай лучше вспрыснем встречу бутылочкой нашего вина. Мне его привозят прямо из погребов. Сейчас увидишь, это тебе не чай...
И мы идем мимо запаркованных машин в квартиру моего земляка, которого, между прочим, зовут Александр Тюпен.
Он заводит нас в столовую, обставленную, кстати сказать, пусть не шикарно, но далеко не бедно, и идет за вином.
Открывая бутылку, он говорит радостно:
- Представь себе, я, наверное, целую жизнь не видел парижанина! Как же, черт возьми, приятно услышать родной язык. Слушай, ну что Париж, все на том же месте?
- Да, - киваю я, - по крайней мере до следующего ядерного испытания.
Мы болтаем обо всем сразу и ни о чем, потом, принеся очередную бутылку, он вдруг спохватывается:
- Кстати, что тебя привело в мою обитель? Тебе нужна тачка? Я трясу головой.
- Нет, только информация.
- По технической части? Клевое воображение у моего земляка. Он, видимо, даже спит на каталогах запасных частей.
- Скажи, Александр, не было ли среди твоих клиентов в последнее время человека по фамилии Хиггинс?
- Дай сообразить... Нет, думаю, нет... Разочарование отдается в моем желудке.
- Понимаешь, - продолжает он, - я не очень обращаю внимание на их имена, тяжело запоминаются... Ты говоришь - Хиггинс?
- Да...
- А! Все может быть... Как он выглядит, этот твой...
- Сам хотел бы узнать...
Тюпен становится серьезным.
- Понятно! Дело важное?
- Думаю, да.
- А что у него за тележка?
- Красный "хиллман", кабриолет... Он подпрыгивает на стуле, будто его ошпарили.
- Знаю! Да, красный "хиллман"... Хиггинс, точно. Мощный парень в возрасте с седыми волосами.
- Верно срисовал.
- Ну и? - спрашивает он.
- Расскажи мне о нем.
- Да я лучше тебе расскажу о Тино Росси. Хиггинс этот... Клиент, как все другие: залить-поменять-помыть, ну и все...
- Ты его видел с кем-нибудь?
- Нет, не помню...
- Может быть, тебе запомнилось что-нибудь, какая-то мелочь, чтобы я мог его найти?
- А чего тут запоминать? Его адрес у меня в журнале. Кажется, площадь Кастом-Маркет... Рядом с остановкой автобуса, как я заметил...
- Это я и сам знаю. Только он смотался, и мне хотелось бы знать куда, чтобы отловить...
Мой земляк разводит руками.
- Ты уж от меня слишком много хочешь!
Я понимаю, что дальнейшие вопросы бессмысленны, и помогаю ему прикончить бутылку.
Когда я встаю, быстро поднимается и Грейс, которая следит за моими движениями и, кажется, готова стать моей тенью.
Вдруг моего приятеля осеняет.
- У меня есть идея! - хлопает он себя по лбу.
- Идея?
- По поводу твоего этого... Я смотрю на него с нескрываемой надеждой.
- Что, правда?
- Послушай. Однажды у него накрылась бобина. И он приехал с бобиной, которую ему дал кто-то из его приятелей, как он сказал. Он попросил заменить ее, а ту, одолженную, отправить по адресу хозяина. Короче, я помню адрес и имя. Его фамилия Тоун, и он живет в Бате. Я точно запомнил название - Бат. Кажется, где-то под Бристолем...
Я повторяю:
- Тоун, в Бате?
- Точно-точно...
В конце концов, чем черт не шутит, может быть, мне это поможет отыскать Хиггинса.
Я записываю сведения в блокнот, и мы прощаемся...
- Что вы обо всем этом думаете, Грейс?
Она пытается идти со мной в ногу... Мне просто не по себе от ее послушности. Такое впечатление, что ею можно управлять мановением руки или взглядом.
Девчушек, готовых на все по мановению руки, полно в девичьих интернатах. Но те, что слушаются взгляда, - такие встречаются реже!
- Я ничего не думаю, - говорит она, - я просто иду, и все. Мне кажется, что я живу в каком-то романе. Будь я сейчас дома, может быть, куда-нибудь пошла... Куда? Не знаю... Бродила бы по улицам или пошла в кино...
- Вы не хотите есть? Я умираю с голодухи... Спать тоже хочется. Я уже двое суток не смыкал глаз...
- У меня есть холодная курица...
- Это приглашение?
- Что вы на это скажете? - спрашивает она, имея в виду, похоже, только жратву.
- Я принимаю ваше предложение без ложной скромности! Купим сейчас чем залить вашу курицу и еще пирожные. Я никогда не жрал пудинг... Говорят, это вполне съедобно?
Сделав необходимые покупки, мы приходим к ней. Она живет в маленькой квартирке: комната, кухня, ванная. Все очень чисто, мило обставлено, но без души. Ясно, что она не цепляется за общепринятые ценности.
- Вы не боитесь, что я вас скомпрометирую?
- Мне наплевать, что обо мне подумают и будут ли судачить. Так ведь говорят у вас?
- Да...
Я открываю бутылку, пока она стелет скатерть и кладет приборы...
По радио кто-то играет на волынке. Мелодия писклявая и заунывная для ушей, но смешная для тех, кто с чувством юмора.
Напротив свет в доме матушки Фидж...
Там пустая квартира Марты Обюртен, ее чемодан...
А где-то посреди города в тумане стоит дом, который через несколько часов назовут местом преступления.
- У вас грустный вид, - замечает она.
- Это из-за климата, я думаю...
* * *
Хорошая еда и питье - что еще нужно, чтобы поднять настроение настоящего мужчины? Когда я приканчиваю второе крылышко курицы и допиваю третий стакан "Шатонеф", мой оптимизм растет, как цены во время инфляции.
- Что
- Послушайте, Грейс, будьте откровенны со мной. Мы симпатичны друг другу. Скажите мне, откройтесь...
- Что вы хотите узнать?
- Что вас мучит... Я вижу, что вас что-то гложет изнутри.
- Это правда, - соглашается она.
- Расскажите...
- О! Ничего оригинального: я любила одного человека...
- И он вас бросил?
- Нет. Он умер...
Я опускаю голову; действительно, это грустно... Когда у молодой женщины такая тяжесть на сердце, это всегда невыносимо.
Грейс садится на диван и задумывается. Я вынимаю сигарету, но вместо того чтобы прикурить, кладу ее на тарелку.
Потом в сомнении сажусь рядом с Грейс.
Придвигаюсь совсем близко, обнимаю за плечи и привлекаю к себе. Она чуть сопротивляется, но лишь для вида...
- Я ненавижу, когда страдают красивые девушки, - говорю я. - Слышите меня, малышка... Я не выношу...
Она прижимает голову к моей груди.
- Грейс, я чувствую, что я в вас страшно влюбился. Вы, может быть, не знаете, что это такое... Ну и пусть, не буду вам объяснять...
Я осторожно поворачиваю к себе ее лицо. Ее губы теперь в трех сантиметрах от моих - дистанция сокращается.
Она, возможно, и грустит, но целуется классно. Вообще, я заметил: очень часто женщины в грусти целуются намного лучше, чем те, кто в веселом расположении духа...
Через пять минут мы в постели. Грейс не возражает. Она мягкая и упругая одновременно...
Глава 7
Где пойдет речь о раненом, у которого плохое зрение.
Уже день, когда я просыпаюсь.
Шум работающей кофемолки стряхивает с меня остатки сна. Я щупаю рукой исследователя матрас вокруг себя, но нахожу только углубление, где недавно лежала Грейс.
Я сажусь на то, на чем обычно сидят.
Грейс готовит завтрак.
Решительно, это классная девочка.
- Хорошо спалось? - мурлычет она и улыбается. Наверное, она поставила точку в главе о меланхолии. Я понимаю, что эта дивная ночь была для нее спасительной, как лечение минеральной водой для печеночников.