Королева бриллиантов - Элен Баррингтон

И вот наступил день, когда к его великому удивлению она ворвалась в его покои, порывисто обняла его и закричала, обливаясь слезами:

— Я люблю тебя всё больше, с каждым днём, мой дорогой супруг! Твой честный откровенный характер меня восхищает, и чем больше я сравниваю тебя с твоими придворными, тем больше тебе доверяю.

Стоит ли удивляться, что с этого момента он стал истинным любовником той женщины, которая его так хорошо донимала. Но об этом он никогда не говорил, даже ей.

   — Всё, что она делает, очень мило, — лишь заявил он одной знатной даме, которая пыталась привлечь к себе его внимание.

Она была в его глазах не просто красивой, восхитительной женщиной, она была для него исключительным созданием из другого мира, чудом, которое вдруг оказалось в его объятиях. Разве он мог ей в чём-нибудь отказать? Она пожелала Трианон, великолепный сельский замок неподалёку от Версаля. Только в этом доме она чувствовала себя не королевой Франции, а лишь знатной дамой, любительницей сельской жизни. Она его получила вместе с залпом жестоких и злобных комментариев журналистов и памфлетистов, которые теперь начинали править Францией... Все они измывались над легкомыслием и безрассудной экстравагантностью «австриячки». А теперь ей понадобилось новое ожерелье. Ну что же! Королева бубен может стать и королевой бриллиантов. Конечно, будет очень трудно всё устроить, особенно в эту жестокую зиму. Но если она хочет...

В таком настроении король вошёл в комнату, где находилось его сокровище, вошёл своей обычной тяжёлой неуклюжей походкой.

   — Ну-ка покажи мне эту безделицу! — сказал он с наигранной беззаботностью, протягивая свою большую руку ремесленника с помятыми кружевами на запястье. Королева подняла ожерелье бело-розовыми кончиками пальцев с миндалевидными ногтями очень осторожно — ещё бы, да ведь это целое состояние — и положила ему на раскрытую ладонь. Её прекрасные пальчики были известны всей Европе, и от их лёгкого прикосновения по всему его телу пробежала приятная дрожь.

— Какая прелесть! — произнёс король. Но его слова относились вовсе не к ожерелью.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Сидя на стуле, Людовик XVI вертел ожерелье в руке, поворачивая его к свету под разными углами.

— Как могут людям нравиться такие вещи, — думал он, — ума не приложу! Что в них такого особенного? Ровным счётом ничего. Да, ручная работа, точно такая необходима и для хорошего замка. Но красота, великолепие, высокое положение требуют украшений, и это одна из множества никчёмных необходимостей, навязываемых королевской жизнью. Для меня лично она куда прелестнее в этом простом муслиновом белом платье, чем в умопомрачительных нарядах, с помощью которых её хотят превратить в богиню. Но как естественно, как неподражаемо естественно она высказала свою просьбу. Его красавица — не чета этой уродине Шарлотте Английской, которая повсюду красуется в бриллиантах, подаренных ей каким-то индийским принцем, хотя они ей и не к лицу.

Он посмотрел на ножку с изящным подъёмом в туфельке на высоком каблуке, которую Мария-Антуанетта поставила на маленькую позолоченную скамеечку. Такие знаменитые французские художники, как Антуан Ватто и Никола Ланкре, глядя на неё, наверняка вдохновились бы на создание чего-нибудь поистине великого. Может, причина этого — её положение? Но даже и без него эта женщина может считаться чудом света.

Он так долго размышлял, что Бёмер стал переминаться с ноги на ногу, поскрипывая башмаками. Чего это он медлит? Может, его величеству не нравится? Может, он вообще обо всём забыл? Королева приложила пальчик к губам. Она не спускала тревожных глаз с короля.

   — Конечно вы должны получить эту вещицу, — сказал он. — Я не хотел говорить вам об этом до того, пока вы сами не увидите ожерелье. Когда на днях Бёмер показал мне своё изделие, я подумал: если оно вам понравится, то оно — ваше! Кто ещё, кроме вас, может носить такое произведение искусства?

Бледные щёки Бёмера залились краской удовольствия. Слава Богу! Какое облегчение! Мучительная пытка его закончилась. Ювелир молча наблюдал, как королева пальчиками перебирала бриллианты, которые были похожи на струйки воды в её руке. Она вся была поглощена их красотой, низко опустила голову, и выражения её глаз не было видно.

Тишину в комнате долго никто не нарушал. Наконец королева, вскинув голову, сделала знак ювелиру отойти. Он почтительно засеменил и остановился за тяжёлой шторой. Фактически королевская чета была сейчас наедине.

Опустив глаза, Мария-Антуанетта тихо сказала:

   — Будет трудно?

   — Но только не вам.

   — Но всё равно трудно?

   — Можно всё устроить. Это всё, что положено знать королеве.

   — Я не просто королева. Я ещё и ваша жена. Что скажет Калонна, когда услышит об этом?

Де Калонна был генеральным контролёром (то есть министром финансов), и само его имя в те грозные дни звучало зловеще. Этому человеку Мария-Антуанетта, подчиняясь женскому чутью, никогда не доверяла. Король назначил его министром вопреки её воле. Де Калонна отлично знал об этом, и она вполне обоснованно видела в нём своего кровного врага.

   — Он ведь находил деньги прежде, найдёт и сейчас.

   — Но где их взять?

   — Этого я не знаю, не могу сказать. Это его забота.

   — Но все твердят, что с помощью Терезы и Полиньяков я запускаю свои руки в казну, когда только захочу. Думаю, от таких утверждений страдает моя репутация.

   — Всё это клевета. Мало ли что говорят эти лгуны. Никогда их не слушайте!

Она постояла в нерешительности. Потом машинально поднесла ожерелье к шее и щёлкнула замочком. Глаза короля, обычно равнодушо-непроницаемые, вдруг загорелись, отражая переливающийся всеми цветами радуги яркий блеск. Как это дивное ожерелье подчёркивало красоту его супруги!

Король долго молчал, не находя нужных слов.

   — Вам нравится, сир?

   — Да, нравится. Очень.

Она встала, руки её безвольно опустились. За шторой дрожал от нетерпения Бёмер, ожидая королевского решения. Вдруг королева быстро сняла с шеи ожерелье и молча положила его на эмалированный столик.

   — Нет, я не возьму его, сир!

В комнате воцарилась мёртвая тишина. Король в немом изумлении смотрел на неё, ничего не понимая.

   — Я не возьму его, — медленно повторила она, словно пытаясь оправдать для себя своё решение.

Король согласился купить ожерелье, но она отлично знала, чем это ему грозит. Конечно, Калонна разобьётся в лепёшку, но деньги достанет, но каково будет королю — ведь ему придётся от этого страдать, его репутация будет поставлена на карту. До дворца всё громче доносятся вопли отчаяния и громкие стоны — это грозный голос Франции. Люди требуют хлеба. Ужасные налоги всех задавили, но всё равно этих сборов не хватает для повседневного обеспечения страны всем необходимым. Поступают сообщения о бунтах и мятежах, пока, правда, приглушённые, нечёткие, но тем не менее зловещие. Во всём мире знали, что усопший король, со всеми его возмутительными пороками, с его поразительной щедростью к безнравственным женщинам, оставил после себя громадный долг, который французскому народу придётся выплачивать с процентами. К тому же в Ла-Манше постоянно курсировали английские военные корабли, по-видимому, выжидая удобного момента для нападения на Францию. В Лондоне очень не одобряли французского вмешательства в североамериканские дела: генерал Лафайет принимал активное участие в борьбе за независимость английских колоний и их отделения от владений британского короля Георга III.

Такие печальные мысли в эту минуту пронеслись у королевы в голове. Она медленно тонкими пальчиками уложила ожерелье в фиолетовый футляр.

   — Вы должны иметь его, — послышался голос короля. — Это говорю вам я.

Мария-Антуанетта, не обращая внимания на его слова, сказала Бёмеру своим звонким, как хрустальный колокольчик, голоском:

   — Месье, будьте любезны, заберите его обратно. Решение приятно!

Из-за шторы выплыл ювелир, почтительно кланяясь на каждом шагу. Никогда его лицо не было таким хмурым. Значит, с ночными кошмарами не покончено, а процветанию на самом деле приходит конец. Солнце успеха садится за горизонт. Ах, что же скажет Бассанж. Он уже видел, как потирает свои пухлые руки «деловой человек», как называл Бёмер своего старшего партнёра.

   — Мадам!

Она решительно протянула ему футляр.

   — Месье, Франции нужны военные корабли. Королева не может на эти деньги приобретать бриллиантовое ожерелье.

Вновь воцарилась мёртвая тишина. Король молчал, молчал и Бёмер. Хотя он не слыхал, о чём говорили король с королевой, но догадывался, что король — не против, но отказ самой королевы.