В руках Ирбиса - Елена Ласк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем открыть дверь, я вытерла слёзы и собрала остатки сил. Виктор сидел у стены и, кажется, удивился, моментально поднявшись.
– Ты знаешь не всю правду. Я хочу, но не могу рассказать всё. И это безумно жестоко по отношению к тебе… – Я собиралась сказать, что хочу уехать, что так будет лучше и беспрестанно уговаривать его отпустить. Виктор опять опередил все мои жалкие попытки, резко прижав к своей груди, как уже это делал. И я снова расклеилась, пряча слезы в его рубашке.
– Ника, ты достаточно мне о себе рассказала, чтобы я понял это уже давно. – Говорил мне в макушку, гладя по спине. – Расскажешь, когда будешь готова.
Я уже давно готова к правде, к её последствиям, но теперь самое время подготовить остальных, для начала удостовериться в безопасности Киссы и ребёнка.
– Мне нужен день свободы, который ты обещал. – Высвободилась из его рук, отстранившись. – Без слежки, без охраны. Это моё условие. Я обещаю, что вернусь и… останусь, и… я не уверена, но постараюсь слушаться. Я не поеду к нему, не буду искать с ним встречи. Мне нужно побыть с самой собой, кое-что узнать и кое с кем поговорить. Это не ультиматум. Ты просишь доверия, но ему неоткуда взяться пока я под постоянным контролем.
Виктор хотел подойти, но я попятилась, и он моментально замер.
– Когда? – Стало сразу понятно, что просьба ему не нравится. Во взгляде смешались недоверие и подозрение.
– Завтра. – Откладывать больше нельзя.
– Ты ещё не окрепла. Синяк на пол лица.
– Я высплюсь, выпью таблетки, а синяк загримирую, надену тёмные очки. Я управлюсь за полдня. Буду в черте города. Пожалуйста, это нужно нам обоим.
– Хорошо. Завтра утром отвезу тебя куда скажешь.
– Спасибо.
Я собиралась закрыть дверь, но Виктор осторожно придержал её.
– Ника, ты ведь не обманешь?
– Доверься мне и узнаешь.
– Документы, карты, деньги, телефон. – Виктор перечислял всё, что напихал в мою сумочку.
Я попросила остановиться недалеко от одной из станций метро и теперь Виктор не спешил выпускать меня из машины. Был полдень. Я долго спала, а потом приводила себя в человеческий вид и ждала, когда подействуют таблетки, день свободы медленно таял.
– Зря купил такой дорогой телефон. Что-то у меня в последнее время с ними не ладится.
– Следующий будет кнопочный. – Это прозвучало как приговор.
– Ты обеспечил меня всем необходимым, и…
– Ещё нет. Если вдруг кто-то начнёт докапываться до тебя, приставать, сразу говори, что ты под Царём. – Взгляд, который я до этого прятала, сам переместился на Виктора. – Моё имя не пустой звук, и его многие знают. – Пояснил, разблокировав дверь. – Теперь иди.
Первым местом, куда я отправилась, был мой дом, тот самый, где я провела двадцать лет жизни. Не изменился двор, не изменился дом, даже не изменился код от домофона, но всё казалось чужим. У меня не было ключей, они оказались не нужны. Кто-то поменял дверь и даже звонок. Наш с Киссой мяукал, а этот противно звенит.
– Кто там? – Раздался из-за двери женский голос.
– Здравствуйте. Я жила в этой квартире два года назад и хотела задать пару вопросов, если вам не сложно на них ответить. – Дверь приоткрылась, и в просвет выглянула молодая девушка в розовом домашнем костюме.
– Я вас слушаю. – Произнесла с недоверием и опасением, оглядывая лестничную клетку. Я прям мошенницей на доверии себя ощутила.
– Вы давно снимаете эту квартиру?
– Мы её не снимаем, мы её владельцы. Купили год назад.
– А куда переехала бывшая хозяйка не подскажете?
– Квартиру нам продал мужчина, и насколько мне известно, сразу уехал за границу.
– Понятно. А писем на имя Моники Абрамовой не приходило?
– Нет. До нас квартира сдавалась и была в убитом состоянии, когда мы её купили. Даже если что и приходило, мы выбросили это вместе с мусором.
– Коллекция игрушек тоже не сохранилась?
– Знаете, одна из соседок рассказывала, что из этой квартиры, когда она пустовала, выносили коробки с игрушками, она даже в полицию позвонила, что грабят, типы уж, по её словам, были странные и страшные, но над ней только посмеялись.
– А как давно это было?
– Это вам лучше спросить у неё. Ольга Олеговна здесь всё и про всех знает. Иногда кажется, что она летопись ведёт.
– Спасибо. Извините за беспокойство.
Ольга Олеговна в этом доме личность легендарная. Она не просто ведёт летопись, эта пенсионерка записывает каждый шаг жильцов этого дома. Некоторые даже поговаривали, что у неё есть подзорная труба, или что-то типа того.
Сделала три глубоких вдоха, прежде чем позвонить ей в дверь. Как вспомню сколько от неё наслушалась когда у Киссы был затяжной переходный возраст, так дрожь пробирает. Меня её критика тоже не миновала, как и звание шалашовки. Для Ольги Олеговны все без исключения девушки, которые держались за руку больше чем с двумя парнями, ведут себя аморально. Меня она окрестила в шестнадцать, Киссу в пятнадцать. К сожалению у неё отличная память, поэтому лучше стиснуть зубы и улыбаться, раньше это помогало.
– Здравствуйте, Ольга Олеговна. – Я старалась быть доброжелательной и не фальшивить, если ей что не понравится, она может и полицию вызвать, сказав что ты наркодилер или киллер. Она может быть настолько убедительной, что ей поверят, хотя у полицейских из ближайшего отделения она в чёрном списке, два года назад была точно.
– А, Моня, ну, здравствуй. Зачем пришла? – И да, она предпочитала конкретику и по-дурацки искажала имена, Киссу она обзывала Котькой или Котейкой, меня Моней, Моной или Монькой.
– Новая владелица нашей квартиры сказала, что вы видели, как из неё выносили коробки с игрушками. Не подскажете, когда это было поточнее.
– Тридцатого декабря в одиннадцать часов тринадцать минут вечера. Это было в год вашего исчезновения. Таких мордоворотов я видела впервые в жизни. А самый главный из них до дрожи в коленках жуткий, подмигнул мне, когда я в глазок за ними наблюдала… случайно.
– А Кисса не появлялась.
– Нет, видно сильно загуляла.
– Спасибо.
Я развернулась, чтобы уйти, но скрипучий голос тормознул меня.
– Не хочешь узнать, как твой отец вашу квартирку продал?
– Какая теперь разница.
– Её можно отсудить.
– Можно, но не нужно. Спасибо ещё раз.
Я сидела на лавочке у подъезда. Всё казалось чужим, даже детские воспоминания не реанимировали прежнее желание вернуться в когда-то родные стены. Я не чувствовала себя здесь как дома, меня не тянуло внутрь и действительно было всё равно как отец провернул сделку. Представляю, как он обрадовался, когда узнал, что мы исчезли, как и я, когда исчез он, так и