Чудеса и трагедии чёрного ящика - Игорь Губерман

Иллюзии вызывались у больных с помощью реальных шумов, которые им предложено было описать. За ширмой слышались едва различимые звуки: булькала вода, шелестела бумага, звенели осколки стекла, тикали часы, дерево терли о металл. Больные истолковывали эти звуки в строгом соответствии со своей бывшей профессией, интересами и тревогами, немедленно включая воображение и память. Моряк говорил, что скребут палубу, бьют склянки, бегут по трапу, даже разливают водку – пьют за победу.

Бывший пожарный с первых минут эксперимента воспринимал все как тушение пожара. Лишенный возможности включиться в эту воображаемую работу, он охрип от волнения, вспотел, потерял голос, метался по комнате. Он слышал, слышал, как плакали погорельцы, ломом крушили стену, заливали огонь водой, карабкались по дрожащей лестнице!

Другие, уловив в шелесте бумаги стрельбу из пулемета, активно включались в возникавшую перед ними картину боя: кричали, командовали, бегали по комнате, принимая участие в штыковой атаке.

Для одного больного ширма врачебного кабинета вдруг стала стеной его комнаты, где он жил с семьей. Он слышал, как жена убирала посуду, сын учил уроки, играло радио. Потом кто-то пришел, долго выколачивал золу из трубки, почему-то доставал из-под кровати чемодан. По прекращении опыта больной тоскливо сказал: «Кажется, он ей брошку подарил?»

Записи об иллюзиях, галлюцинациях, расстройстве чувства собранности и целости своего тела (психологи шутят, что у женщин это ощущение включает даже кончик пера на шляпке) заполняют истории болезни. Они невероятно разнообразны по проявлениям, общее у них – правдоподобие, реальность, четкость и явственность.

После болезни (познав ее на собственном опыте) прекрасный русский психиатр Кандинский, очень много сделавший для изучения галлюцинаций, описал собственные переживания: он летал по комнате в различных направлениях, стены расходились, смыкались и наклонялись вслед его движению. Его вертело и поворачивало, обдувал ветер, пол исчезал из виду, комната становилась бесконечной. Мастерская воображения, мобилизуя расстроенные ощущения, работала на болезнь.

Дидро писал, что наши ощущения – это свидетели в суде, а разум – судья, обобщающий их показания. Но если все свидетели лгут и разоблачить их невозможно, какое мнение может возникнуть у беспристрастно подводящего итоги судьи?

И вот уже в присутствии больного нельзя дышать – он невесом, он легок, как пылинка, – он, просто сам пылинка. Нельзя ставить что-нибудь на огонь – больной, утерявший ощущение границ своего тела, слился с миром, ему больно, когда что-нибудь ставится на огонь. А другому огонь опасен: он из дерева – хотите удостовериться?

Вкривь и вкось истолкованные больным разумом и без того ложные сообщения органов чувств порождают бред. Но об этом – чуть дальше. А сейчас я расскажу биографию больного, галлюцинации которого послужили основой для зарождения одной из величайших религий. Социальные условия, характер эпохи были фундаментом и двигателем возникшей религии, а болезнь основателя – только спусковым крючком, камешком, породившим лавину.

Он родился в шестом веке нашей эры. Уже широко распространилось объединяющее христианство, а кочевники Аравийского полуострова жили еще разобщенными родовыми племенами, занимаясь на пустынных, выжженных просторах скотоводством, торговлей, грабежом караванов и затем торговлей награбленным. Каждое племя (род) имело своего бога, изображение которого хранилось в центральном городе – Мекке. Боги содержались в храме, воздвигнутом в честь упавшего некогда с неба Черного камня – этот крупный метеорит был объявлен святыней.

Со времени появления камня каждый кочевник должен был раз в году побывать в Мекке, семь раз обойти вокруг храма, семь раз поцеловать Черный камень и испить воды из святого источника, после чего можно было снова со спокойной душой грабить проходящие караваны чужого рода.

Междуусобица племен шла непрерывно, затихая на четыре месяца в году – время обязательного паломничества. Изображения богов уживались в храме вполне мирно, тут уже был даже Христос.

В месяцы поклонения богам в Мекку стягивались десятки тысяч паломников – естественно, сюда же приезжали и купцы, шла оживленная торговля. В двух соседних городах в эти месяцы происходили состязания поэтов-певцов. Произведения тех, кто лучше угодил правящему племени (в Мекке распоряжался один самый сильный род) вышивались золотом и вывешивались на стенах храма Каабы. Напечататься в такой золоченой стенгазете любой из поэтов почитал, естественно, за счастье, а неудачники ссылались на непонимание.

Каждое племя имело своего бога. Заменить их всех одним значило бы не только (и не столько) упорядочить религию, как провести политическое объединение страны. Когда история, текущая по своим неуклонным и еще далеко не познанным законам, подходит к такому месту, всегда находится человек, совершающий объединение под тем или иным флагом. На Аравийском полуострове им стал Магомет. А флагом – единый аллах.

Далее пойдет речь о реально существовавшем человеке. Он был настоящий пророк – в меру демагог, чуть фокусник, когда надо – обманщик, без излишков жалости к ближнему. И достаточно малообразован, чтобы верить в единственность и истинность своих идей. Кроме того, он был душевнобольным – но потому-то и стал пророком. Об этом ниже. А сейчас нам необходимо оградиться от возможных упреков в неуважении к распространенной и почитаемой религии. Это было бы обидно и не по адресу.

Возможность таких необоснованных упреков проистекает из того, что обычно отождествляют религию с людьми, ее насаждавшими. Это неверно в корне. Религия веками была присуща человечеству – то в виде веры в бога невидимого и бестелесного, то – во вполне земную личность, то просто в свод специфических идей. Вера в эти идеалы существовала всегда, и к ней безусловно следует относиться со вниманием (хотя и скептически), какие бы формы она ни принимала (за исключением человеконенавистнических, естественно).

Но насаждавшие веру, пользующиеся ею как рычагом власти всегда были людьми вполне земными и в большинстве случаев гуманизмом не отличались. Биографии римских пап – это картотека кровавых убийств и подлых предательств, цепь ограблений, провокаций и уничтожения неповинных. Земные поверенные бога (любого) очень редко сами следовали заветам, которые проповедовали. И к исконной вере человека в идеи вечной справедливости люди эти никакого отношения не имеют. Они подсудны людскому, земному суду, а набор догм, которые исповедует любая религия, может лишь обсуждаться. Наша тема – Магомет, а не магометанство.

Естественно, что впоследствии появились десятки легенд о знамениях, сопровождавших его рождение. Почему они предвещали появление пророка, не очень ясно, но любая вера, как известно, зиждется не на логике.

Так вот знамения: где-то сгорел дворец, потухли священные огни в храмах, пересохло озеро, персидский шах увидел страшный сон (нашествие верблюдов и лошадей) – свяжи-ка это, читатель, с появлением пророка.

В шесть лет у него был первый приступ эпилепсии. Он упал, забился в судорогах, испуганные сверстники побежали за матерью. Позднее появилась легенда: спустившийся с неба архангел рассек ему грудь (от приступа остался рубец) и очистил сердце.

Потом он пас стада, был погонщиком караванов, много ездил, стал приказчиком сорокалетней вдовы и вскоре женился на ней, несмотря на разницу лет. И был, очевидно, счастлив. Читать и писать он едва умел, а ряд исследователей полагает, что не умел вовсе, но это лишь помогает, как известно, категоричности мнений и оценок. Часто и подолгу расспрашивал встречаемых караванщиков, беседовал с ними о христианстве и едином боге – библейские рассказы, сообщаемые ему устно, впоследствии часто выдавал за свои видения, в чем бывал многократно уличен. Так пятнадцать лет он провел в торговых путешествиях и семейных досугах.

Болезнь возобновилась в сорок лет. Во время месячного поста и непрерывных изнурительных молений в пещере скалистой горы Хира (такой образ жизни не проходит даром) снова начались галлюцинации и приступы судорог. Взглянув на какой-нибудь предмет, он потом долго видел его повсюду, чей-то голос непрерывно звал его, а в один из вечеров некто невидимый протянул ему из темноты шелковый лоскут и сказал: «Читай!» Это было принято им как первое божье откровение. На лоскуте были написаны слова о единственности бога у всех арабов.

Разночтения, возможные в языке, заставляют ряд историков утверждать, что голос велел не читать, а проповедовать. Так или иначе, Магомет вернулся домой в полной уверенности, что он пророк, посланный с неба.

– Было видение! Я пророк! – закричал он еще с порога своей жене.

– Несомненно, – подтвердила любящая старая женщина.