Бремя русских - Михайловский Александр

– Александер, вы же знаете, что каждый штат суверенен, – ответил я, – и что нам потребуется согласие палаты представителей и губернатора Калифорнии… Мы же не можем заставить один из штатов делать что-либо против своей воли!

Мистер Тамбовцев улыбнулся одними губами.

– Джордж, вы только что проделали это со штатами Юга, попутно уничтожив немалую часть этих самых штатов, а после учредив там управление из центра.

– Но они же незаконно объявили о своей независимости… – возмутился я.

– Вы так полагаете? – усмехнулся канцлер Югороссии, – а как же ваш тезис о суверенности каждого штата? Вы же сами только что сказали, что не можете заставить какой-либо штат делать что-либо против своей воли. А тут таковых было более десятка. И еще. Долгие годы почти все белые жители этих штатов были лишены элементарных гражданских прав, и управляли ими негры и «мешочники», понаехавшие с севера. И только в результате компромисса, приведшего к президентству Хейса, этот режим на юге был отменен.

Я оторопел от услышанного. Неужели это могло быть правдой?

Но канцлер Тамбовцев продолжал:

– Более того, в штате Мэрилэнд в начале Войны между Штатами арестовали политиков, журналистов и просто людей, которые поддерживали диалог с Конфедерацией, и посадили их в тюрьму без предъявления каких-либо обвинений, да так, что многие из них умерли в неволе.

– Вы уверены, в этом Александер? – наконец выдавил я из себя. – Этого просто не может быть…

– Увы, все так и было, – вздохнул Тамбовцев. – Вы же учились в Колледже Нью-Джерси, у вас, конечно, были друзья-южане.

– Конечно, были, – ответил я.

– Напишите им, – посоветовал мне югоросский канцлер, – и спросите у них самих. Если, конечно, все они сейчас живы.

– Я напишу и спрошу, – с трудом выдавил я.

Югоросский канцлер махнул рукой.

– Ладно, Джордж, проехали, давайте пойдем дальше. У нас еще есть два пункта – вы их видели в моем списке…

– Да, конечно, – расстроено кивнул я. – Что там у вас еще?

– Во-первых, – сказал мистер Тамбовцев, – после передачи Аляски САСШ гарантировали права православного населения – но с тех пор их ущемляют, особенно среди коренных народностей. А еще: САСШ незаконно захватили остров Кодьяк, который не входил во владения Русско-Американской компании.

– Неужто? – удивился я.

– Именно так, – сказал мистер Тамбовцев. – Так что мы хотели бы включить подтверждение полных прав православного местного населения, а также признание суверенитета Российской Империи над островом Кодьяк, в текст любого договора, который Югороссия подпишет с Североамериканскими Соединенными Штатами.

Я пожал плечами и сказал:

– Вы понимаете, что я лично такие вопросы не решаю. Сначала мне будет необходимо проконсультироваться со своим правительством…

– Разумеется, Джордж, – кивнул югоросский канцлер, – мы это прекрасно понимаем. Как я уже вам говорил, наш телеграф к вашим услугам. Да, мы хотели бы включить в договор и еще один, последний пункт: нам хотелось бы, чтобы нас заранее – не позднее, чем за неделю – оповещали о любых военных действиях начатых по инициативе САСШ вне их границ. Точно так же мы готовы оповещать вас о любых наших военных действиях на американском континенте. Это, конечно, не касается самообороны собственных границ – ни наших, ни ваших. Но именно самообороны! Мы бы очень не хотели, чтобы наши торговые корабли или гражданский персонал внезапно оказались в зоне боевых действий. Говоря «наши», мы имеем в виду и граждан Югороссии, и подданных Российской империи. Последствия такого события могут оказаться непредсказуемыми…

– Хорошо, господин канцлер, – ответил я, почувствовав в его голосе скрытую угрозу, – я немедленно составлю телеграмму моему правительству. Можем ли мы продолжить наш разговор, например, послезавтра? За это время я, вероятно, уже успею получить ответы и из Президентского дворца и из Государственного департамента.

– Договорились, Джордж, – голос канцлера снова стал доброжелательным. – А теперь давайте выпьем еще по рюмочке коньяку и поговорим о поэзии и о драматургии. Сейчас в Вашингтоне все равно еще только лишь семь часов утра, и времени у нас более чем предостаточно.

8 сентября (27 августа) 1877 года. Утро. Штутгарт.

Капитан-лейтенант Виктор Брюсов.

– Stuttgart, meine Herren! Штутгарт, господа! – сказал проводник и поклонился.

Джон сунул ему пару купюр – проводник склонился еще ниже – потом носильщики взяли наш багаж, и мы вышли на перрон старого штутгартского вокзала.

Для меня это было возвращением в детство. Родился я в Москве, где мой отец работал инженером на одном из заводов. В девяносто первом, когда мне было всего шесть лет, он погиб – его сбила навороченная тачка, вырулившая на тротуар, и даже не остановилась, оставив его умирать на обочине. Нашлись свидетели, которые описали машину, а двое даже записали ее номер, но потом все вдруг забрали свои показания обратно, и в возбуждении уголовного дела было отказано. А через год мать вдруг объявила, что она выходит замуж за герра Йоахима Мюллера из Штутгарта.

Мюллер все время приходил в наш дом с подарками – мне от него перепадали то одежда, то геймбой, то одноразовый фотоаппарат. Но мне он сразу не понравился. Мама кричала, что это потому, что я к нему ревную, но когда отгремела свадьба и мы уехали в Германию, оказалось, что я был прав. Нельзя сказать, что он был таким уж плохим человеком. Но он был швабом. А швабы – немцы, населяющие Вюрттемберг и западную Баварию – пожалуй, самая скупая нация в мире.

В доме у него не было ни единой художественной книги, только низкопробные журналы, пара путеводителей и три-четыре книги на тему «сделай сам». Маме он сразу подарил швабскую кулинарную книгу, на которой все еще алел ценник «одна марка» – судя по всему, куплена она была на распродаже остатков неудачного издания. Впрочем, телевизор был неплохой, но программы были настолько скучными, что смотреть мне его совсем не хотелось.

Разговоры по-русски были запрещены – хотя, конечно, когда его дома не было, мы с мамой переходили на родной язык. Еда и одежда покупались только в самых дешевых магазинах, и мы почти всегда были голодными.

В уроках вождения маме было отказано («слишком дорого»), спал я на старом диване. Я записался было в футбольную команду, но Йоахим отказался платить взносы. Его понятия о расходах соответствовали швабскому анекдоту про щедрость: «Если это стоит менее одной марки, то покупай и не смотри на ценник!»

Но с футболом мне все же повезло – тренер команды, герр Клаус Обермайер, когда я, сдерживая слезы, сказал, что не смогу играть, ответил просто: «Если этот жлоб за тебя не хочет платить, то заплачу я. Вижу, что ты такой же, как и все русские, и никогда не сдаешься. Из тебя будет толк. Отец мне много рассказывал про Восточный фронт. Он часто мне говорил: Клаус, если бы русские и немцы воевали на одной стороне, мир давно был бы наш…»

Клаус показал мне, что швабы тоже бывают разные. Я сдружился с его сыновьями – Тобиасом и Штефаном, и вскоре мы с ними превратились в самых результативных нападающих молодежных команд во всем столичном регионе. После каждой тренировки мы ужинали у Обермайеров, и всю мою футбольную экипировку подарил мне тот же Клаус. И, главное, я очень неплохо заговорил не только по-немецки, но и на швабском диалекте. Йоахим даже постоянно ставил меня в пример маме, будто это была его заслуга.

Через четыре года мама, наконец, не выдержала, и решила вернуться в голодную Россию. Она согласилась на быстрый развод практически на условиях Йоахима (тысяча марок плюс билеты на поезд, отказ от всех других претензий).

Оставшаяся часть моего детства прошла сначала в Москве, потом в Питере, где мама еще раз вышла замуж, и где я и окончил знаменитую «Дзержинку» – как раз в том самом году, когда в Мюнхене с трибуны прозвучала знаменитая речь Путина. Гром оркестра, торжественное вручение дипломов и новеньких погон – и вот уже поезд везет меня в Мурманск, на Северный флот.