XVII. Наваррец (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я бы прошел мимо, я вообще оказался в том районе случайно, но взгляд зацепился за приоткрывшийся кусок полотна, обнаживший изящную женскую руку.
Дед, по моей просьбе, поднял ткань, и перед моим взором предстала девушка лет восемнадцати, облаченная в прекрасное золотисто-голубое платье, стянутое на талии поясом. На груди у девушки висел массивный золотой кулон, а в волосах голубыми розами пылала диадема.
Портрет так и назывался — «Незнакомка», надпись была сделана на заднике по-русски, хотя девушка была одета по старинной французской моде. Год написания и имя художника не были указаны, и ни в каких каталогах я не смог отыскать сведения о картине, хотя потратил на это много времени. Дед сообщил, что картина эта, сколько он себя помнит, никому не нужная валялась на чердаке старого деревенского дома, доставшись даже не от отца, а от деда или прадеда. Пройдя невредимой сквозь века, она попала на тот чердак, но как это случилось, уже никто не знал. И вот теперь, когда у него дошли руки избавиться от «хлама», он и вспомнил о ней.
Каким образом при таком небрежном обращении портрет уцелел, я просто не понимал.
Меня настолько поразило лицо этой девушки, что я купил картину, не торгуясь, выгребя из карманов все подчистую, лишь бы дед не передумал продавать, и никогда ни на секунду не пожалел об этом поступке.
Был ли я влюблен в девушку с портрета, подобно молодому Федяшеву, влюбившемуся в портрет прекрасной Прасковьи Тулуповой*? Сам не знаю. В прямом смысле нет. Но это было сродни наваждению. Портрет висел в моей спальне и, по сути, я провел с «Незнакомкой» больше времени, чем с любой живой гостьей, остававшейся у меня на ночь.
*В повести «Граф Калиостро» Алексея Толстого фигурирует портрет, в то время, как в фильме Марка Захарова «Формула любви» речь идет о статуе.
И вот теперь я смотрел на оригинал и не находил слов.
— Спасибо, сударь.
— Я бы хотел… — я сам терялся в своих желаниях.
— Увидеть меня еще раз?
— Да.
— Я приду послушать воскресную мессу в Нотр-Дам…
Она два раза стукнула по деревянной обивке, слуги подняли портшез и понесли его дальше, прочь от меня. А я все так же остался на месте, застыв, как изваяние.
Так бывает или мне привиделось? Это ведь точно была она — девушка с портрета. Не просто похожая внешне, а именно она. Конечно, одета иначе. Но лицо, взгляд, возраст. Я не мог ошибиться.
Я ведь даже не узнал ее имени. Только эти две вышитые буквы на платке: «R» и «L» — инициалы. Но гадать я не буду. Надеюсь, в воскресенье я узнаю, как ее зовут на самом деле. Эту мессу я обязательно посещу, чего бы это мне ни стоило.
Так в состоянии легкого охреневания и глубокой задумчивости я и добрел до трактира «Гарцующий единорог», где меня обещал ждать немец.
Трактир был весьма обычным: длинные столы и лавки, за которыми надирались по самые уши сидром, пивом, да разбавленным вином окрестные жители. Хозяин — мужичок средних лет с хитрым лисьим лицом. Его работница — пышнотелая деваха с розовым, как у свинки, лицом и толстым задом, по которому периодически с удовольствием хлопали все, мимо кого она проходила. Но, судя по всему, ей пдобное внимание только нравилось.
Фон Ремер уже ждал меня. Он был один, если не считать кувшин с вином. Увидев меня, немец замахал руками, приглашая за свой стол.
— Рад, что вы пришли, де Ла Русс.
— Отказаться от приглашения было бы грубо с моей стороны.
— Выпьете? — фон Ремер щелкнул пальцами в сторону хозяина, и тот понятливо притащил вторую кружку.
— Не откажусь, — я скинул плащ и шляпу на лавку, уселся и вытянул ноги. Блаженство! День оказался удивительно насыщенный неожиданными встречами, и бокал вина мне был просто необходим.
— За короля и кардинала! — поднял бокал германец.
Я оценил тост по достоинству, и мы выпили. Вино оказалось предсказуемо кислым, но прохладным и вполне освежало, хоть за это спасибо.
— Признаюсь, я не большой любитель вин, мне больше по душе пиво, но хорошего пива во Франции не найти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я и сам бы выпил кружку-другую келлербир*, — признался я, чем поразил фон Ремера до глубины души. Стереотипы — это ведь такая штука, они работают в обе стороны. — Ваш герцог Вильгельм был умный человек, с тех пор, как он ввел Reinheitsgebot** у вас варят шикарное пиво!
*Келлербир и его разновидности: цвикельбир, цойгльбир (Kellerbier, Zwickelbier, Zwickl, Zoiglbier) — нефильтрованное, непастеризованное натуральное пиво.
**Reinheitsgebot — закон о производстве, принятый в 1516 году. Главная норма: при производстве допускается использование только воды, ячменя и хмеля. Закон запрещал использование различных суррогатов.
— Я знал, что мы с вами сойдемся! — торжественно заявил германец. — Вы мне сразу показались человеком достойным.
— Благодарю, а теперь не сообщите ли цель нашей встречи?
— Видите ли, тут такое дело… — фон Ремер задумчиво забарабанил пальцами по столу и слегка прикусил ус, подбирая слова. — Я бы хотел предложить вам поучаствовать в одном предприятии, которое в случае успеха принесет изрядную выгоду.
— Какого рода предприятие?
— Скажу честно, дело весьма опасное и может оказаться гибельным, но в случае успеха...
— Да-да, вы уже сказали про выгоду. Расскажите подробнее, и после этого я дам свой ответ.
— Вы знаете, война идет уже двенадцать лет, — начал немец, — и сколько она еще будет продолжаться, не знает даже сам Господь Бог*. В прошлом году был подписан Любекский мир** и «Эдикт о реституции»***, но это ни к чему хорошему не привело, все только начинается, шевалье. Самое плохое, что все происходит на землях моих предков, на территории Священной Римской Империи германской нации****. Это нас истощило, сделало нищими, мы потеряли столько людей, сколько не теряли никогда. На императора Фердинанда давят со всех сторон, каждый курфюрст считает, что именно с его интересами все вокруг должны считаться. Но выполнить пожелания всех и каждого просто невозможно, у нас одних княжеств более трех сотен. И вот сейчас в Регенсбурге должно пройти заседание совета, на котором будет выбран римский король, и крайне важно, чью сторону примет Франция. Если ваш кардинал отправит своих посланников с целью поддержать князей, то, боюсь, часть наших территорий отойдет Испании, а шведский король начнет кампанию против нас. Перспективы вырисовываются самые плачевные. Поэтому-то император и прислал посольство к Его Величеству Людовику в надежде уговорить его поддержать волю императора.
*Речь идет о Тридцатилетней войне 1618 — 1648 гг.
**Мирный договор между Священной Римской империей и Данией.
***Указ Фердинанда II Габсбурга об урезании прав протестантов.
****Священная Римская Империя германской нации (Sacrum Imperium Romanum Nationis Teutonicae) — замечательное политическое учреждение, сохранявшее в продолжение десяти веков (800—1806) одну и ту же форму, одни и те же притязания.
Честно говоря, я весьма смутно представлял, о чем говорит фон Ремер. Разумеется, я слышал о Тридцатилетней войне, во время которой вымерла половина Германии, а Франция в итоге стала лидирующим государством Европы. В самой же Германии тех лет творился сущий кавардак, в котором сам черт ногу сломит. Сотни княжеств, каждое со своими законами, хоть и подчинялись Священной Римской империи, но делали это именно формально, сами же плели сети интриг, стараясь выторговать себе как можно больше привилегий.
Все это меня не касалось ни в малейшей степени, о чем я и сообщил фон Ремеру, пусть немного иными словами:
— Послушайте, все это крайне любопытно, но чем, собственно, я могу вам помочь?
— Я приближаюсь к сути, — продолжил немец. — Переговоры с королем Людовиком и кардиналом будут трудными и долгими, но помимо посланников императора в делегации присутствуют представители Ганзейского союза*. От имени представителей этого союза я с вами и говорю.