Скрипка неизвестного мастера - Дашевская Нина

— Это что у тебя — музыка? Давай, сбацай нам чё-нидь, — сказал один, длинный.

Кешка помотал головой и молча вцепился в скрипку.

Тогда они, хохоча и дыша сигаретным дымом в лицо, потащили его куда-то.

— А то у нас шеф образованный, музыку любит, — сказал всё тот же длинный, и вся компания радостно загоготала.

«Во влип, — лихорадочно думал Кешка. — Идиот! Тайны ему захотелось, видите ли, книжек начитался… Ходил бы по дороге, как все люди — всё равно темно, никто бы не заметил… Что же теперь делать? Делать-то что?!»

На отшибе стоял старый проржавевший гараж — Кешку втолкнули в него и захлопнули дверь.

Внутри воняло чем-то горелым. Тускло горела лампочка; в углу сооружено что-то вроде столика из ящиков и железного листа.

За столом сидел «шеф» — лохматый парень в тёмных очках, чуть постарше Кешки. «Зачем ему очки в такой-то темноте?» — подумал Кешка. Он заметил на столике раскрытую вверх переплётом книжку. Успел прочесть на обложке — «А. и Б. Стругацкие».

Кешку сразу как-то отпустило — кажется, нормальный парень, договорятся.

«Шеф» провернул голову и сказал хриплым голосом:

— А ну брысь отсюда! Давайте, давайте, придурки!

Троицу как ветром сдуло. Кешка поёжился.

«Щеф» снял очки и посмотрел на него одним глазом. Другой, как всегда — в сторону. Герцель!

— Ну, здорово, Иннокентий. Извини, напугали тебя мои гоблины. Они — не смотри, не то что прям бандиты. Им просто это… интеллекта не хватает. Не обращай внимания.

Кешка, наконец, выдохнул и сел на какой-то ящик. Спросил:

— А ты как здесь?

— Да уж так вышло. Да, за Шурупа тебе спасибо, молодец!

— Да это не я… Ну, не только я…

— Мне сказали — ты, — твёрдо сказал Герцель. — Ты начал. Молодец, чего. Так и надо было. Не то, что я, придурок.

— Ты что — на самом деле его двинул?!

— Ещё как! До крови! — Герцель улыбнулся, и Кешке стало не по себе. — Он, скотина такая, про отца моего начал… Что, вроде как, он учит там голландцев, а здесь — родной сын такой. Дебил дебилом. Я потом папе в Амстердам звонил. Ну, и он говорит, правильно я ему вмазал. Они, прикинь, с папой вообще давно знакомы. Работали вместе в университете. Ну, в нашем. А потом папу выгнали оттуда ни за что. Вообще. И он уехал в Голландию. Небось, этот Шуруп и постарался, чтобы выгнали!

Ух ты! Выходит — Лёвкин отец действительно профессор математики?! Значит — правильно Лёвка двинул этого Шурупа. Если бы про Кешкиного папу кто-то что-то ляпнул бы, Кешка бы тоже ему заехал. Молодец, Герцель!

— И как ты, Лёвка, в этой новой школе?

— Ух, даже и не спрашивай. Так это…Сначала вообще. Они меня сразу знаешь, как приняли? Головой в мусорку…

— Как это? — поразился Кешка. — Неужели так бывает?! А дальше — что?!

— Ну, я сразу «включил психа» — стал орать, руками молоть по ком попало… Ну, знаешь — я умею это… Впечатление произвести, ха! Ну, отстали, конечно — испугались. И я, ну, как бы один был — меня никто не трогает, и я никого. Ну, это сначала.

— А потом? — Кешка с ужасом думал, что вот, он живёт себе своей спокойной благополучной жизнью, а тут рядом — такое!

— А потом заступился за одного длинного… На свою голову. Ну, ты его видел — редкостный имбецил; но, знаешь, у него сестрёнка маленькая — он за ней ухаживает так… В общем, его бить хотели. Ну, чего — я влез зачем-то, пожалел. Он и стал за мной ходить. Как собачка, жалко даже! Там у них такая компания была — ужас, просто колония по ним плачет! И, понимаешь — либо я с ними, либо против них… Я решил — не с ними. Ну, как бы — война. А тут друзья этого Длинного вдруг ко мне переметнулись, и я сам не понял, как так вышло. Видишь — гараж тут обнаружился, это Крохиного дяди. Кроха — это тот, второй — он сразу тоже за мной стал ходить. Видишь, шефом меня зовут… Ты их не бойся, они никому ничего не сделают. Так, пугают просто. Думают, если их боятся — значит, сильные они. Неандартальцы прямо. Тебя-то ведь не сильно испугали?

— Да нет, Лёвка — я на самом деле ужас как испугался!

И неожиданно для самого себя Кешка взял и выложил Герцелю всё. Про скрипку, про дедушку, про Таниного отца. И что ему нужно, обязательно нужно научиться играть на этой самой скрипке!

Только про Таню Соловьёву Кешка особенно распространяться не стал. Таня как Таня, и говорить нечего.

Почему Герц, который неплохо учился в школе и больше всего на свете любил книжки, связался с этой компанией — Кешка так до конца и не понял. Только почему-то казалось, что не зря он тогда боялся Герцеля — всё-таки он действительно немного псих. И ведь что бы он ни говорил — видно же, что ему нравится играть в этакого мафиози. Тоже начитался, наверное…

Зато теперь Кешке нечего бояться, здесь его никто не тронет.

Странно — почему Тигру, самому лучшему в мире человеку, нельзя рассказать про скрипку, а вот этому непонятному Герцелю — так легко? И почему такой чужой и неправильный Лёвка Герц всё понял?

… А в конце учебного года Михаил Соломонович всё-таки похвалил Кешку. Сказал:

— Ну, ты даёшь! Никак не ожидал — герой!

Но это было не за скрипку. Это Кешка выиграл городскую олимпиаду по математике.

IX. Уточки

А летом Кешка совершил небольшой подвиг. Тихий такой подвиг, но всё же гордиться было чем.

На каникулах он поехал к тёте Ане. Она жила за городом, в дачном посёлке. Место называлось смешным словом «Уточки». Там и лес, и речка, а главное — полная, сумасшедшая свобода! Тётя Аня целыми днями пропадала на работе. А когда приходила домой — начинались шахматы, шашки, карты, морской бой — не было такой игры, в которую тётя Аня не умела бы играть. И почти всегда выигрывала. И никогда не поддавалась — что Кешка, маленький, что ли? И разговоры, разговоры — бесконечные, чуть не до утра, обо всём на свете! Никогда не загоняла его спать. Кешке даже иногда неловко становилось — он-то утром дрыхнет, а ей на работу… В общем, лучшую компанию Кешка с трудом мог себе представить.

— Чем заниматься-то будешь в этих Уточках, умрёшь ведь с тоски! — недоверчиво спрашивал папа.

— Я… А я буду испанский учить! — неожиданно придумал Кешка.

— Прямо-таки испанский? Ну-ну, чем это вызван такой интерес к языку Сервантеса? — усмехнулся папа. Но учебниками и кассетами для занятий Кешку на всякий случай снабдил.

В субботу папа отвёз Кешку в Уточки. От дома недалеко, всего тридцать километров. Это если на машине.

А в понедельник, как только тётя Аня умчалась на работу, Кешка оседлал её велосипед и поехал обратно, домой. За скрипкой.

Поначалу было страшновато ехать вот так, прямо по шоссе. Но машины проезжали не так уж и часто, а огромные пыльные грузовики Кешка старался пережидать на обочине. Потом привык, и даже не притормаживал — прижимался ближе к кювету, и всё.

Удивительно, как легко он доехал до города. Даже был разочарован немного — хотелось подвига, а вышло так просто, обычно.

Дома не удержался, слопал котлету прямо из холодильника — вряд ли мама их считает, не заметит. Вообще старался ничего не трогать — не оставлять следов. Как разведчик! Повалялся немного на любимом диване ногами кверху. Подумал, прихватить ли с собой томик Бредбери, которого он забыл. Но папа, кажется, знает, что книжка осталась дома. Он, в общем, давно уже раскусил, что Кешка таскает книжки с его полки. Лучше пусть сам потом привезёт.

Кешка вздохнул, поставил Бредбери на место. Устроил скрипку на спину (заранее приспособил к футляру ремни), осторожно закрыл за собой дверь. Оседлал велосипед и отправился в обратный путь.

Поначалу скрипка казалась лёгонькой, почти незаметной.

Зато к концу пути ему казалось, что у него за плечами по меньшей мере небольшой контрабас. Было не столько тяжело, сколько неудобно. Вспотела спина. Кешка механически двигал ногами — левой, правой, левой, правой… Старался ни о чём не думать.

Почему-то в памяти всплыл Алексей Маресьев. Потом ещё «Планета людей» — как Гийоме шёл через пустыню, много дней шёл, и всё — без еды, питья, без всякой надежды дойти до людей. Дошёл… И Кешка крутил, крутил педали — уже не думая о скорости, лишь бы просто вперёд. Левой, правой.