Грозный адмирал - Константин Станюкович

В одну из суббот Ветлугин возвратился из клуба мрачнее ночи. Против обыкновения, он не тотчас же лег спать. Облачившись в свой китайчатый халат, адмирал несколько времени ходил по кабинету, опустив голову, вздрагивая по временам точно от жестокой боли и судорожно сжимая кулаки. Губы его что-то шептали. Он присел затем к столу, написал своим крупным стариковским почерком телеграмму, сделав в десяти словах три грамматические ошибки, и, кликнув Никандра, стоявшего в страхе за дверями, велел немедленно ее отнести.

Когда, минут через двадцать, Никандр вернулся, в кабинете еще был огонь. Старый камердинер осторожно приотворил двери и застал адмирала сидящим в кресле перед письменным столом. Лицо его было неподвижно-сурово, и взгляд серых стальных глаз спокойно-жесток. Таким Никандр давно уже не видал своего барина и понял, что случилось что-то особенное с Леонидом Алексеичем. Телеграмма была адресована к нему в Царское село.

Никандр положил на стол телеграфную квитанцию и сдачу.

- Барыня не спит? - спросил адмирал.

- Изволят ложиться.

- Меня не жди... Ступай!

Но Никандр, заперев двери, не ушел спать, а оставался в столовой, в глубокой темноте. Удалился он лишь тогда, когда огонь в кабинете исчез и из спальни донесся кашель.

Гости адмиральши разошлись, как только Никандр доложил Анне, что барин очень сердит и посылает телеграмму Леониду Алексеичу. Анна прочла телеграмму. В ней адмирал вызывал сына с первым поездом.

Эта телеграмма встревожила Анну. Отец почти никогда не посылал телеграмм и вообще не любил их, находя, что депеши большею частью сообщают такие глупости, которые можно сообщить и в письме.

"Значит, случилось что-нибудь важное!" - решила Анна.

И страх за брата омрачил ее лицо и сделал ее лучистые глаза грустными.

"Каких натворил еще глупостей этот беспутный, легкомысленный Леонид? Опять приходил какой-нибудь кредитор, или отец узнал, что брат кутит и играет в банк? Тогда отец, наверное, исполнит свою угрозу - переведет Леонида в армию, на Кавказ, и там, в глуши, бедный бесхарактерный брат может совсем пропасть... Это было бы ужасно! И сколько раз его предупреждали: и мать и она! И сколько раз он, весело смеясь, давал им слово, что перестанет кутить. Вот теперь и будет история!"

Так раздумывала Анна, всегда близко к сердцу принимавшая всякие домашние неурядицы и горячо любившая всех членов семьи. Она жалела беспутного брата, возбудившего, как видно, серьезный гнев отца, представляла себе ужасную сцену в кабинете и придумывала, чем бы ей помочь Леониду и как бы предотвратить грозу. Но ничего она придумать не могла, и решила только завтра же, как приедет брат, отдать ему свои сто рублей.

Не желая огорчать теперь же мать, Анна не сказала ей о телеграмме к ее любимцу, и адмиральша, после ухода гостей, раздевалась при помощи молодой и миловидной горничной Насти, веселая и довольная после приятно проведенного вечера. Еще бы! Сегодня один из гостей, известный молодой юрист и немножко литератор, рассказал ей две необыкновенные романические истории и притом рассказал превосходно: со всеми подробностями и драматическими перипетиями и трагической развязкой одной истории, заставившей адмиральшу несколько раз подносить батистовый платок к глазам.

Даже сообщенное известие, что адмирал вернулся из клуба сердитый, не испортило отличного расположения духа адмиральши.

"Верно, проиграл, потому и сердитый!" - заключила она, продолжая вспоминать романические истории и рассчитывая завтра же рассказать их своей приятельнице, адмиральше Дубасовой, такой же охотнице до них, как и сама адмиральша.

Когда Анна зашла к матери в спальню проститься, адмиральша спросила ее по-французски:

- Ты как думаешь, Анюта... Ивин рассказывал действительные происшествия или сочинил их?

- А бог его знает!

- Во всяком случае, необыкновенно интересно, если даже и сочинил... Ведь все это могло быть... И он уверяет, что было...

- Значит, было...

- Но он не хотел назвать фамилий героев и героинь... И, наконец, я слышала бы об этой истории... Сдается мне, что Ивин сочинил все... Но как прелестно он говорит, Анюта!.. И вообще он очень интересен... А бедный Чернов, заметила, Анюта?

- Что, маменька?

- У него на лице что-то фатальное... страдальческое... Совсем влюблен в Веру... Вот увидишь, на днях он приедет делать предложение.

- И сделает глупость! - с живостью промолвила, невольно краснея, Анна.

- Глупость?

- Еще бы! Ведь Вера не пойдет за него.

- Это почему? Чернов такой милый и порядочный молодой человек... И из хорошей семьи. И Вера сегодня была с ним особенно любезна.

- Она любит со всеми кокетничать, наша Вера, но ее сердце спокойно, и едва ли она считает Чернова достойным быть ее супругом! - промолвила, по-видимому спокойно, Анна.

Но голос ее дрогнул. Этот разговор задел больную струну ее горячего сердца. Она сама давно уже втайне питала любовь к Чернову, влюбленному в ее сестру.

- Ну и дура эта Вера! Принца ей, что ли, надо, чтобы влюбиться? воскликнула адмиральша.

Анна не сочла нужным объяснить, что холодной и практической Вере нужна "блестящая партия", то есть муж с положением и большими средствами, и что сильно любить она не способна. Анна промолчала и, простившись с матерью, медленно вышла из комнаты, оставив адмиральшу в неприятном недоумении, точно перед совершенно неожиданной развязкой романа. Дело в том, что с некоторого времени адмиральша задалась мыслью соединить два любящие сердца, уверенная, что Вере Чернов очень нравится. Что Чернов влюблен, в этом не было сомнения. Оставалось только сделать предложение. Отец, наверное, согласился бы на этот брак. Он, видимо, благоволил к молодому капитан-лейтенанту, пользовавшемуся репутацией образованного и блестящего моряка и уже назначенному, несмотря на свои двадцать шесть лет, командиром клипера. И вдруг все эти ее планы должны были рушиться. Анна, кажется, права.

"Глупая, холодная девчонка!" - подумала адмиральша и отпустила спать свою миловидную, с вздернутым задорно носом, Настю, на которую уж адмирал в последнее время начинал пристально заглядываться и раз даже, встретив Настю в коридоре и любуясь ее "товаром" с видом опытного знатока, взял ее за подбородок и как-то особенно крякнул.

XIV

Никандр только что помолился и собирался лечь спать в своей тесной каморке, рядом с кухней, как вдруг среди тишины, нарушаемой лишь по временам храпом повара Лариона, на кухне звякнул чей-то нетерпеливый звонок.

Никандр, со свечой в руке, пошел отворять двери и был изумлен, увидав перед собой Леонида Ветлугина. Он был, видимо, смущен и расстроен, этот блестящий красавец, высокий и статный блондин с большими черными, несколько наглыми, глазами, сводивший с ума немало женщин своею ослепительною красотой. Всегда веселый и смеющийся, он был теперь подавлен.

- Отец спит? - спросил он, входя на кухню.

- Недавно легли. Теперь, верно, почивают, Леонид Алексеич! - отвечал Никандр с какою-то особенной почтительной нежностью.

- А маменька?

- Барыня, верно, еще не спят...

- Ну, и отлично... Мне надо маменьку видеть.

- Пожалуйте... Я вам посвечу... Только дозвольте сюртук надеть...

Через минуту Никандр вернулся из каморки и сказал:

- А вам, Леонид Алексеич, барин час тому назад телеграмму послали.

- Телеграмму?

- Точно так-с... Просят завтра с первым поездом пожаловать.

Леонид как-то весь съежился и прошептал:

- Узнал уж?.. Ну, да все равно... Что, он очень сердит?

- Сердитые вернулись из клуба... и не сразу легли... В очень угрюмой задумчивости сидели... Да что такое случилось, Леонид Алексеич?

- Скверные, брат Никандр, дела!

- Бог даст, лучше будут, Леонид Алексеич!.. А я вот к вам с покорнейшей просьбой... Не откажите, Леонид Алексеич!.. - прибавил Никандр с почтительным поклоном.

- Какая просьба, Никандр?.. - удивился молодой Ветлугин.

- Быть может, вы временно в денежном затруднении-с, Леонид Алексеич... Так удостойте принять от слуги... Разживетесь, отдадите... У меня есть четыреста рублей... Скопил-с за время службы в вашем доме...

Леонид был обрадован.

- Спасибо, голубчик Никандр. Деньги мне до зарезу нужны... И завтра непременно, иначе беда... Я затем и к маменьке приехал... Мне много денег нужно... Попрошу ее где-нибудь достать... И у тебя возьму... Скоро возвращу...

- Об этом не извольте беспокоиться... Как будете от маменьки возвращаться, я вам их приготовлю... Искренне признателен, что приняли... и дай вам бог из беды выпутаться, Леонид Алексеич! - горячо проговорил Никандр.

- Беды-то много, Никандр... Много, братец!

Когда адмиральша увидала в этот поздний час своего любимца Леню, бледного и убитого, сердце матери екнуло от страха.

- Спасите, маменька! - проговорил Леонид.

И он стал объяснять, что ему нужно завтра же тысячу двести рублей: иначе он может попасть под суд.

- Ах, Леня, - произнесла только адмиральша и залилась слезами.