Аку-аку. Тайна острова Пасхи - Тур Хейердал

Уж здесь-то мы, несомненно, будем копать! И мы разметили лагерную площадку по соседству, на культовой площадке возле головы поверженного идола. Пастух внимательно следил за нами и до тех пор твердил, что тут в древности жил король, пока не уверился, что мы все полностью осознали, где находимся. Получил пачку сигарет и весьма довольный отправился по своим делам.

Скоро мы начали свозить на берег снаряжение. Сперва вместе с двумя пасхальцами обследовали залив на алюминиевом плоту. Оказалось, что середина бухты свободна от подводных камней и прибой там несильный. Первым высадили кинооператора с его аппаратурой. Потом пошли обратно к катеру, стоявшему на полпути между берегом и судном. Вдруг мы увидели, как огромный вал вскинул катер на гребне. Его команда тотчас пустила мотор и взяла курс в море, спеша уйти от нового вала, который обещал вырасти еще больше предыдущего. Мы изо всех сил налегли на весла и благополучно перевалили через первую волну, но следом, круто вздымаясь вверх, катила вторая. Плот полез прямо на отвесную водяную стену и опрокинулся. Меня крепко стукнуло по голове, и я живо нырнул, пока понтоны не наподдали мне еще сильнее. Зажмурив глаза, чтобы их не засорило взмученной водой, я плыл вглубь, сколько хватило дыхания. Когда я наконец вынырнул, уже за перевернутым плотом, море опять выглядело нормально.

Хорошо, что этот урок мы получили, прежде чем начали перевозить ценное снаряжение. Правда, столь огромные валы были редкостью, но нам приходилось остерегаться крутых волн, которые совсем некстати врывались в Анакенскую бухту. Чтобы они нам не портили дело, мы перед полосой прибоя поставили на якорь наш самый большой спасательный плот в качестве своего рода плавучего мола. Катер подвозил сюда груз с судна, затем все перегружалось на маленький плот, и, если не было видно опасных валов, он шел с накатом до самого пляжа. Так было налажено сообщение между берегом и судном. Катер вызывали с корабля гудком, с берега – флажками. Последний этап, в зоне прибоя, всегда бывал отмечен бранью, смехом и промоченными штанами. Частенько разгулявшиеся волны вынуждали кока и стаюарда доставлять на берег свежий хлеб вплавь в непромокаемых резиновых мешках. Но хотя вода была холодноватая и малоприятная, зато пляж встречал нас ласковым теплом, и мы отлично себя чувствовали в солнечной долине королей. Одна за другой в Анакене выросли зеленые палатки, и вот уже возник мирный поселок на культовой площадке между поверженным богатырем и родовым поместьем Хоту Матуа. Наши пасхальские друзья, помогавшие перевозить снаряжение на берег, были поражены, когда увидели, где мы разбили лагерь. Бургомистр взволнованно вздохнул и торжественно произнес:

– Сеньор, как раз там Хоту Матуа тоже построил свой первый дом. Видите, вон – фундамент, а вон – кухня.

Опять нам долго вколачивали в голову этот факт, однако никто из пасхальцев не порицал наш выбор, и они охотно помогали ставить палатки. Прежде чем стемнело, один из них поймал несколько бродивших на воле коней, затем наши помощники попрощались и поскакали без седел в деревню.

В ту ночь я уснул поздно. Лежа я глядел на лунный свет, просачивающийся сквозь тонкий зеленый брезент у меня над головой, и слушал, как волны бьются о берег там, где ступил на остров Хоту Матуа. Какое судно было у него, на каком он языке говорил?

Как выглядела тогда эта долина, был ли здесь лес, как на всех других островах Южных морей? Может быть, это род Хоту Матуа, заготавливая бревна и дрова, в конце концов свел весь лес и сделал остров таким, каков он сегодня: все холмы без единого дерева, так что негде укрыться от солнца? Меня несколько тревожило это полное отсутствие леса и кустарника. Вдруг в самом деле окажется, что мы зря ехали делать раскопки на остров Пасхи, ведь если он всегда был таким, как теперь, то не было растений, от гниения которых из года в год прибавляется почвенный слой. Исключая дюны на берегу и овечий помет среди камней, земля как будто та же, что во времена Хоту Матуа, такая же голая и сухая. В самом деле, если уж фундамент королевского дома видно до сего дня и он служит чуть ли не туристской достопримечательностью, то почвы здесь с воробьиный нос – и столько же надежд открыть что-нибудь новое. С берега донесся гул двух-трех особенно мощных волн, и я погладил шишку на голове. Нет, раз мы сюда добрались, не отправимся дальше, на другие острова, пока не убедимся, что здесь бесполезно копать.

Археологи первые дни занимались рекогносцировкой в разных концах острова, остальные члены экспедиции продолжали перевозить снаряжение с судна и вели подготовительные работы. На острове не было ни одного ручья, но дно кратеров трех вулканов занимали болота и окаймленные камышом окна чистой воды. Дрова и питьевую воду приходилось возить за пять километров из Ваитеа – так называлась овцеферма, расположенная на пригорке посреди острова. Здесь посажена эвкалиптовая роща, и сюда из вулкана Рано Арои подается по трубам питьевая вода. Губернатор одолжил нам здоровенную баржу кустарного производства, пасхальцы привели ее к судну, и в один тихий день мы на ней свезли на берег экспедиционный джип. Теперь у нас было на чем возить воду и дрова. На Пасхе сохранились участки древних дорог, а в наши дни заведующий овцефермой расширил дорожную сеть, отбросив тут и там в сторону камни, так что можно пересечь на джипе весь остров, длина которого около пятнадцати километров. С помощью патера Себастиана и губернатора мы раздобыли и коней, и самодельные деревянные седла. Даже у самого бедного пасхальца есть по меньшей мере одна верховая лошадь, здесь никто не ходит пешком, потому что земля усеяна коричневым и черным вулканическим шлаком, местами так плотно, что только конскому копыту и пройти. Здешние дети, едва научившись ходить, уже осваивают верховую езду, и мы частенько видели, как по три малыша вместе скачут через камни на одном неоседланном коне – задний держится за среднего, средний за переднего, а передний цепляется за гриву.

Вдоль побережья попадалось много древних колодцев, вырытых подлинными мастерами и выложенных обтесанным камнем. Здесь первые жители острова научились пить солоноватую воду, которую находили, примечая, где в море вливаются ключи. Теперь в этих местах стоят ветряные мельницы и качают воду для овец; мы поили тут лошадей и брали воду для стирки.

Наш боцман, он же искусный плотник, сколотил полки и столы для большой палатки-столовой. Стены из проволочной сетки защищали нас от давно завезенных на остров мух, позволяя спокойно работать и есть.

– Придется все-таки опустить брезент с наветренной стороны, – сказала Ивон. – А то сквозь сетку пыль пробивается.

– Пыль? Здесь, на острове?

– Да, посмотри. – Она провела по полке указательным пальцем, остался ясный след.

Я с восторгом смотрел на этот след. За несколько сот лет получился бы изрядный слой, не скоро сотрешь! Кажется, все-таки есть смысл вести раскопки на острове Пасхи! Может быть, именно отсутствие леса помогает ветру точить скалы и, будто снегом, осыпать мелкой сухой пудрой равнину. Большую часть, конечно, уносит в море, но и в траве, надо думать, что-нибудь застревает.

Вернувшись из разведки, археологи сообщили немало интересного. Они видели древнюю каменную кладку и решили ее исследовать, так как было похоже, что на острове до прибытия европейцев сменились две культуры. А чтобы получше ознакомиться с местными условиями, мы решили, что археологи, прежде чем браться за большие задачи, проведут раскопки вблизи лагеря в Анакене.

Выбор пал на пятиугольную печь Хоту Матуа и напоминающий лодку фундамент рядом с ней.

Для такой работы используют не кирку и не заступ, а особую маленькую лопатку, которой очень осторожно скребут землю, углубляясь миллиметр за миллиметром, чтобы не повредить находки. Снятую лопаточкой землю просеивают сквозь тонкое проволочное сито, в нем остается все, что может представлять интерес. Мы тщательно измеряли глубину раскопа, ведь чем глубже зарываешься, тем древнее то, что находишь.

Под самым дерном лежал осколок старинной каменной чаши вместе с наконечниками для копий и другими острыми орудиями из черного обсидиана. Дальше археологам стали попадаться обломки рыболовных крючков как из человеческой кости, так и из великолепно отполированного камня. Углубившись сантиметров на тридцать в землю рядом с печью Хоту Матуа, они наткнулись на какие-то камни, расчистили их и увидели пятиугольную печь такого же точно вида, как лежащая наверху. Но если верхнюю печь сложил родоначальник пасхальцев Хоту Матуа, то кто же до него готовил себе пищу таким же способом? Островитяне недоумевали, они, как и все приезжавшие на остров, приписывали первую печь и фундамент Хоту Матуа, ведь он точно жил тут. Продолжая скрести землю, мы находили все новые обломки рыболовных крючков, ракушки, осколки костей, древесный уголь и человеческие зубы. Уже и вторая печь осталась далеко наверху, мы решили, что добрались до древних слоев. И тут Биллу попалась чудесная голубая бусина венецианского стекла. Он ее опознал – такими бусинами расплачивались европейцы при меновой торговле с индейцами двести лет назад. Выходит, мы находимся еще в эпохе первых европейских посещений! Бусина могла попасть на остров самое раннее в пору открытия его Роггевеном; то есть мы дошли пока лишь до 1722 года. Обратившись к судовому журналу Роггевена, мы прочли, что первый островитянин, поднявшийся на борт его корабля, был вознагражден двумя нитками голубых бус, зеркальцем и ножницами. Вполне естественно допустить, что несколько бусин могли очутиться в обители короля в Анакене. Копая дальше, мы вскоре наткнулись на сплошную гальку без каких-либо следов деятельности человека.