Странные и удивительные мы (ЛП) - Айзек Кэтрин

— Тук, тук, — бодро поприветствовала я.

Повернув голову, он не удивился моему присутствию.

— Начинаю думать, что ты не доверяешь мне следить за проектом.

— Конечно, доверяю. Да и потом, осталась только мелкая работа, связанная с беготней. — Он пронзил меня взглядом. — Правда, очень важная работа. — поспешно добавила я. — А что у тебя?

— Проверяю бактерии. Клетки выглядят здоровыми.

— Рада слышать.

После защиты докторской Халид был нанят ассистентом для моих исследований. Тогда никто из нас не мог предположить, что скоро мы будем на пороге важного открытия. За последние два года я успела поработать с университетской группой из Северной Каролины в Чапел-Хилл над новой технологией генной инженерии, известной как CRISPR-Cas9.[11] Перспективы этой технологии широко известны в моей отрасли. Исследователи всего мира в настоящий момент заняты поисками путей, которые, в конечном счете, приведут к «золотому яйцу» — к успешному лечению кистозного фиброза. Сейчас наша маленькая группа, включающая меня и Халида из Великобритании, а также трех научных работников из США, настолько сплочена и близка, что, кажется, мы можем прикоснуться друг к другу.

Метод направлен на способность восстанавливать дефективный ген, известный как CFTR, отвечающий за кистозный фиброз. Наша группа занимается разработкой способа, который доставит CRISPR напрямую в клетки, выращенные в лаборатории, бактерии для которых взяты из легких больных кистозным фиброзом. До сегодняшнего дня никто еще не добился нашего успеха в этой области. Мы продемонстрировали, что данный метод успешно лечит больной ген и способствует нормальному функционированию протеина. Теперь наша цель — доказать, что этот способ самый эффективный.

При положительном исходе технология получит потенциал корректировать практически любые виды мутаций, вызванных кистозным фиброзом. И тогда, возможно — очень возможно — придет конец заболеванию, от которого на данный момент страдают более семидесяти тысяч человек в мире, перенося ежедневные мучения, о которых мы даже не имеем представления.

— Когда улетаешь в Португалию? — поинтересовался Халид.

— Утром в понедельник.

— Тебе разве не нужно паковаться?

— Я уже почти собралась. Просто думала заглянуть перед отъездом и узнать новости.

— С момента твоего последнего визита… эээ… Четыре часа назад, никаких новостей нет. — Он озорно улыбнулся.

— Имей в виду, — игнорируя его насмешку продолжила я. — На моей электронной почте установлен автоматический ответ об отсутствии на рабочем месте. Для всех, кроме тебя. На все твои письма я обязательно буду отвечать.

— Ладно, я понял. А с кем ты едешь?

— Я… Одна.

Судя по открытому рту Халида, я предстала для него в совершенно новом свете.

— Серьезно?

— Да. А что? — Я почувствовала, что краснею.

— Ну, я просто не думал, что ты относишься к той категории людей… То есть, если бы я знал, что ты в поиске…

— Поиске чего? Очаровательной архитектуры девятнадцатого века и разваленных замков в долине Дуору? Абсолютно точно! Просто не терпится их увидеть!

***

На следующий день я обедала в новом месте в Лар-Лейн с Петрой и еще одной коллегой Гилл, которая на прошлой неделе поведала нам о своей беременности. Расслабленная богемская атмосфера маленького кафе возле университета отличалась от наших обычных мест.

— У меня завтра УЗИ, — сообщила Гилл, отпивая минеральную воду.

— Ты хочешь узнать мальчик или девочка? — поинтересовалась я.

— О, на первом УЗИ этого не говорят, Элли, — ответила она с видом женщины, которая уже проштудировала сотню журналов для родителей и теперь не может понять, почему остальным на планете такие простые вещи неизвестны. — Первое УЗИ для того, чтобы узнать срок, посмотреть развитие ребенка, измерить толщину воротниковой зоны плода, чтобы определить наличие синдрома Дауна. Исследование можно пройти лишь в определенный срок от 11 до 13 недель, после уже нельзя. Пол можно узнать на двадцатой неделе.

— А, теперь понятно, — ответила я, взглянув на Петру, хихикающую над кускусом.

Оставшееся время мы провели за обсуждением утреннего токсикоза, эпидуральной анестезии и необычных желудочно-кишечных симптомов.

С чувством облегчения я вернулась домой, прибралась и собрала чемодан. Путешествовать мне приходится часто: я каждый год присутствую на конференциях по кистозному фиброзу в Америке и в Европе, даже если не выступаю там с презентациями. Последние пару лет я ездила в отпуск с Рут, а до этого с Робом. Мы всегда с ним отлично отдыхали, но в последнюю нашу поездку он получил настолько сильное раздражение кожи, и все, что я запомнила — это втирание лосьона с каламином в его спину.

Мое одиночное путешествие в Португалию — это ширма для отвода глаз, о которой я начала сожалеть. Даже отец удивился тому, что я еду одна, словно буду в окружении мужчин, готовая в любой момент нажать электронную кнопку помощи в случае попытки изнасилования. Но все-таки это лучше, чем признаться, что еду на поиски отца. Предполагаемого. Дальше я не заглядываю, потому как надеюсь, что человек, которого я всегда считала отцом, останется моим настоящим папой, даже если между мамой и Стефано МакКортом были отношения. Может, физическая схожесть между мной и Стефано — это всего лишь мое воображение? Или простое совпадение. В одном я не сомневаюсь: бабушка мне больше ничего не расскажет, даже если дерзну попытаться вновь. Да и не посмею после ее угроз.

Кроме Геда МакКензи, только один человек в курсе того, что я буду делать ближайшие две недели. Это Эд. Но он, глубоко погруженный в свою работу, фактически отдалился от меня и даже никак не прокомментировал мое решение. Я хотела сообщить Петре за обедом, но не стала. Наши отношения с ней никогда не включали обсуждение «трудных» тем, потому они мне и нравились. Мы не обременяли друг друга сокровенными секретами или проблемами — мы просто наслаждались бутылкой вина вместе, смеялись и сплетничали о работе.

Положив последнюю косметичку в мой чемодан, проверила паспорт и бюджетные билеты, купленные, как я думала, по выгодной цене, пока не поняла, что регистрация проходит за дополнительную плату. Спасибо, что нет платы за воздух, которым мы будем дышать.

Зазвонил телефон. На экране высветилось имя Джулии, что удивило меня. В последний раз она звонила в прошлом году, когда хотела выяснить контакты старых школьных друзей Эда, чтобы организовать для него вечеринку по случаю дня рождения. Я воспринимала ее как друга, но честно говоря, если бы не Эд, мы бы с ней не общались. Хотя, напомнила я себе, наше взаимное уважение и удовольствие от общения друг с другом все еще значат что-то важное и стоящее, но в них нет той дружеской легкости, как с Эдом.

— Привет, Джулия. Как дела?

Последовал невнятный ответ: голос прерывался из-за плохой связи.

— Извини, Джулия, ужасная связь. Я сама тебе перезвоню.

— Я возле твоей квартиры, — услышала я. — У тебя найдется пять минут?

Я открыла дверь квартиры и увидела Джулию. В белых джинсах в обтяжку, в широком кашемировом свитере, открывающем загорелое плечо и с каскадом золотых струящихся по спине волос, она напоминала модель из каталога «Уайт Компани». Только глаза ее были красными и беспокойными. Я пригласила ее внутрь и подвинула вещи на диване, чтобы она могла присесть. Убрав стакан со стола, заметила круглое пятно от чая, пропитавшее деревянный стол, как чернила на промокашке. По сравнению с изысканным домом Эда и Джулии, моя квартира неряшлива и беспорядочна, и я не могу оправдать это количеством потраченных денег на дом. Нет. Тут дело в изысканном вкусе, внимании к деталям и отличном чувстве цвета и тканей.

— Извини, у меня нет вина. Холодильник пуст. Завтра я уезжаю в отпуск, — объяснила я.

— Все в порядке, Элли.

— Но я могу предложить кофе или мятный чай.