Ферма кентавров - Людмила Пивень

Как хорошо, что ночью мы здесь не слишком задержались! А то напоролись бы на убийцу…

Порядочный сыщик исследовал бы траву еще раз, потщательней. Мало ли, какие-нибудь дополнительные улики отыщутся. Но у меня не было времени. Я воткнула в землю там, где нашла монету, сучок, потом подобрала несколько камешков и сложила их кучкой на обочине как раз напротив сучка. Проще было бы начертить стрелочку, но я боялась — вдруг убийцу потянет на место преступления, стрелка тогда точно возбудит его подозрения, камешков же он может не заметить — мало ли их валяется на истоптанной копытами просёлочной дороге?

Наших я догнала на полпути в село. Аня спросила:

— Где ты была? Мы тебя ждали, ждали…

Так повелось, что в школу мы выходим вместе. Только в селе Аня ускоряет шаг, чтобы показать, что ей уже шестнадцать, она взрослая и с малолетками её связывает только общая дорога. Арсен, наоборот, отстаёт — ну не может он появиться на люди рядом с девчонками, пусть даже потом всё равно мы очутимся в одном классе.

Ане я ответила неопределённо:

— Да так… Дела…

Верка сразу поняла, что за дела. Взяла меня под руку и прошипела тихонько:

— Ты что, сдурела? Зачем ты ходила туда? Мы ж договорились…

— Знаешь, этого мужика убрали!

— Конечно, убрали! Зарыли где-нибудь в лесу. И тебя уберут, если будешь соваться, куда не надо.

— Я ж днём… В смысле, утром, сейчас же светло.

Верка тяжело вздохнула:

— Ой, можно подумать, ты телек не смотришь, газет не читаешь! Этим-то какая разница, когда убивать? Они ж никого не боятся, милиция им по фигу…

Конечно, Верка была права. Просто никак не получалось представить, что здесь, в лесу рядом с домом, меня подстерегает настоящая опасность. Это же не село, где лазят всякие Крапивихи…

Очень может быть, что этот несчастный мужик из мафии, он решил работать на конкурентов и его убрали. Вполне могло случиться и такое, что он — бизнесмен и не пожелал мафии платить. Но возможно и то, что убитый — конокрад. Это было бы хуже всего.

Конокрады бывают разные. Угоняют лошадей сельские пацаны, чтобы покататься. Такие нам не опасны. У нас охрана, Акташ во дворе и конюха дежурят, на окнах и на входе в конюшню — решётки. Да и спортивные лошади — не деревенские клячи, далеко не каждый всадник на них усидит. Если даже мальчишки смогут вывести наших лошадей из конюшни, то больше десяти метров не проедут. Лошади посбрасывают их, и совершенно разумно поступят с конской точки зрения, — что за тренировки по ночам?!

Есть в Крыму и взрослые конокрады, серьёзные. Они гораздо опасней. Угнанных лошадей они сдают на мясо. Вся копчённая колбаса делается с добавлением конины. Кстати, поэтому мы её даже за деньги в рот не возьмём.

Верка, например, говорит, что скорее съест кусочек человека, чем кусочек лошади, особенно если человек будет чужой, а лошадь — знакомая. Я попыталась представить себе, будто попала на необитаемый остров… И решила, что скорее вообще умру с голоду, чем вообще кого-нибудь съем.

Взрослые конокрады — люди практичные. Они верхом не ездят, уводят лошадей в поводу, ведь если на лошади ехать до места назначения, она может вес потерять. А килограмм живого веса четыре гривны стоит.

Такие для нас тоже не очень опасны. Именно потому, что практичные. Зачем они будут рисковать, связываться с конюхами, с собакой, когда по сёлам деревенские лошади пасутся без присмотра? Их легче увести, да к тому же искать их так долго и упорно как породистых, никто не будет.

Главная ценность породистых лошадей — их кровь, их спортивные способности. Это привлекает конокрадов организованных, они украденных лошадей продают на другом конце страны, а то и в другом государстве. Они даже перекрашивают их, меняют клеймо или делают отметины, которых раньше не было, например, фальшивую звёздочку во лбу — Владимир Борисович нам об этом рассказывал.

Перед тем, как устраивать налёт на конюшню, они обязательно разведают, кто и как её охраняет. Так что ночной покойник вполне может оказаться разведчиком, которому не повезло.

Интересно, если конокрады узнают, что одного из них убили, откажутся они от нападения или нет?

Я никак не могла избавиться от этих тревожных мыслей, и не могла думать ни о чем кроме как помешать увести Боргеза, Змею, Виннифред, Баяниста, поэтому когда над головой раздалось:

— Измайлова, встань, тебе говорю! Отвечай! — я, конечно, вскочила, но никак не могла сообразить, где нахожусь.

Вышло как в анекдоте про студентов. Идёт экзамен, профессор говорит: «Вопрос на «отлично» — Как меня зовут?» — Молчание в ответ. «Вопрос на «хорошо» — Какого цвета учебник?» — Молчание в ответ. «Вопрос на «удовлетворительно» — Какой предмет вы сдаёте?!»

Так вот, я даже не вспомнила какой идёт урок, хотя мне громко подсказывали со всех сторон, что говорить. Получила, естественно, «пару». И только потом, когда опустилась на место, сообразила, что схлопотала двойку по любимой химии, но не стала ни заниматься уроком, ни даже книжку интересную читать. Представьте, будто это вашу лошадь вот-вот могут украсть — тогда меня поймёте.

В конце концов я решила, что зациклившись на одной мысли, можно и с ума сойти, а раз ничего в голову не приходит, надо с кем-то посоветоваться. Лучше всего — с Олегом. Он мой друг, и кажется, у него есть опыт в «таких» делах. Делах, связанных с мертвецами.

До вечера выбраться к Олегу не удалось. Школа, потом тренировки. После тренировок, как обычно, тётя Оля отправила нас делать уроки. Я пошла за ней на кухню.

— Тётя Оля…

— Да, Света?

— Можно, я уроки потом сделаю? Мне надо к одной девчонке… К Вале. Она просила зайти вечером.

— Уже скоро стемнеет… — мне показалось, тётя Оля угадала, что ни к какой Вальке я не собираюсь. — Ну ладно, иди. Только недолго. А потом зайдёшь к нам, Владимир Борисович должен быть дома, он за мной поедет и тебя на ферму отвезёт. Не стоит одной ходить ночью по этой дороге. Очень она мне не нравится…

Знала бы тётя Оля про наше с Веркой приключение! Если бы знала, точно никуда бы не отпустила. Я притворилась послушной:

— Хорошо, тётя Оля! Конечно! Я недолго!

…К Вальке всё-таки пришлось заглянуть, предупредить её, чтобы всем рассказывала, будто я целый вечер просидела у неё в гостях.

— А ты куда? — спрсила она.

— Поговорить надо… с одним человеком.

Валька хитро улыбнулась:

— Ну-у-у, всё с тобой ясненько…

Она, конечно, заподозрила, что я иду на свидание. И пришлось тоже улыбнуться ей, как заговорщица. Свидание так свидание.

Искать Олега дома по вечерам — пустой номер. И я отправилась в кафе «Салам» на симферопольской трассе.

На голубом строительном вагончике была вывеска русскими буквами стилизованными под арабскую вязь — «Кафе «Салам». Стены в «Саламе» заменяла пятнистая маскировочная сетка, столы были поцарапанные, из белого пластика, стульев не хватало, вместо них стояли низкие ящики из-под винограда, поставленные на ребро. По обе стороны от прилавка размещались два здоровенных чёрных динамика, из которых обычно грохочет что-то вроде «Зайка моя, я твой хвостик» или «Голуби летят над нашей зоной…» Здесь собираются местные мужики постарше, те, у кого денег почти нет. Парни и девушки ходят в другое кафе, «Камышинка», которое устроили в клубе, там крутят рок и можно потанцевать. А те, у кого есть деньги, ездят отдыхать в Бахчисарай.

Не заходя в «Салам», я попыталась сквозь маскировочную сетку увидеть, где Олег. Не повезло — мало того, что он устроился в самом дальнем углу, так ещё и за одним столом с Андрюхой, которого я терпеть не могла, и про которого деревенские говорили, что он полностью соответствует своей фамилии Кобелько.

Пришлось ждать снаружи, пока кто-нибудь из них встанет за новой порцией пива. Постепенно начало темнеть. Включили прожектор, направленный на столики, заиграла огнями цветомузыка под вывеской. Фары машин, проезжающих по трассе, высверкивали из-за поворота прямо мне в глаза, чертили дугу, косо смазав по лохматой сетке и уходили к Севастополю. Те, кто направлялся в Симферополь или в Бахчисарай, засвечивали со спины, тогда сетка за которой я пряталась в темноте, словно вспыхивала и оживала: сразу становилось видно как шевелятся на ветерке зелёные маскировочные лохмотья.

Наконец Андрюха поднялся, неуверенно ступая, направился к вагончику. Тогда я независимо и непринуждённо вошла в кафе, стала пробираться между грязными столиками к Олегу и, ещё не добравшись, заметила перед ним на столе кучку сгоревших до основания спичек.

Он всегда начинал палить зря спички, когда очень сильно напивался. Зажигал, смотрел на огонь, потом перехватывал за обгоревший конец и держал, пока не оставался один уголёк.

Я поняла, что разговора не получится, но поворачиваться и уходить было поздно — Олег меня заметил. Пришлось здороваться: