Уилт Непредсказуемый - Том Шарп

– Очень своевременная мера! – одобрила миссис Чаттервей. – Я горячо поддерживаю!

– Может быть, – сказал инспектор по образованию, осуждающе глядя на нее поверх очков. – Но миссис Тотингфорд другого мнения. Вот она пишет из больницы, что в прошлую субботу ей перебили ключицу, чуть не свернули шею, отшибли почки, печень и селезенку. И все это работа одной из ваших нянек. Вы же не станете утверждать, что миссис Тотингфорд пыталась ее изнасиловать.

– Почему бы и нет, – ответил Уилт, – кто знает, может, она лесбиянка? Говорят, что даже…

– Миссис Тотингфорд мать пятерых и жена… – укоризненно сказал инспектор по образованию заглянув в письмо.

– Троих? – ляпнул, не удержавшись, Уилт.

– Жена судьи Тотингфорда! И если вы, Уилт, допускаете, что жена судьи может быть лесбиянкой, остается вам напомнить, что есть такая вещь, как клевета.

– А еще есть такая вещь, как замужние лесбиянки, – заметил Уилт, – я как-то знал одну такую. Она жила…

– Мы здесь не для того, Уилт, чтобы обсуждать ваших сомнительных знакомых.

– А я думал, именно для этого. Иначе зачем приставать ко мне с расспросами про какой-то фильм, сделанный каким-то типом с моей кафедры, которого я едва знаю, равно как и ту… – Уилт замолк на полуслове: проректор под столом дал ему пинка.

– Это весь список жертв? – с надеждой в голосе спросил ректор.

– Я мог бы продолжать до бесконечности, но не буду, – сказал инспектор по образованию. – И без того ясно: кафедра гуманитарных основ не только не справляется с возложенной на нее функцией воспитания социальной ответственности среди молодежи, но и потворствует ее антиобщественному поведению.

– Я здесь ни при чем, – сердито буркнул Уилт.

– Вы отвечаете за состояние дел на кафедре и подотчетны муниципальным властям. Уилт только фыркнул.

– Скажите, пожалуйста, – муниципальные власти! Да будь хоть какая-нибудь власть у меня, этот фильм вообще никогда бы не появился. Я нянчусь с ними как с маленькими, назначать не могу, увольнять тоже, а надо бы: половина – революционеры и анархисты, другая половина не в состоянии утихомирить студентов без смирительных рубашек! И вы еще требуете, чтобы я отвечал за этот бардак?! Н-е-е-ет! – Уилт покачал головой и грозно осмотрел присутствующих. Все сникли, даже инспектор по образованию внезапно остыл.

– Это действительно серьезная проблема, – нарушила тишину миссис Чаттервей. Она твердо встала на сторону Уилта, услышав про курс самозащиты от насильников для ясельных нянечек. – Надеюсь, комиссия согласится, если я скажу, что мы с пониманием относимся к трудностям мистера Уилта.

– Трудностям? – ехидно переспросил Блайт-Смит. – Трудности будут у нас, если все откроется. Не дай Бог, что-нибудь пронюхает пресса…

Представив себе последствия, миссис Чаттервей побледнела, ректор зажмурился. Уилт с интересом наблюдал за присутствующими.

– Ну, не знаю, – сказал он беззаботно, – я-то целиком и полностью за открытое обсуждение всех вопросов, связанных с образованием. Родители имеют право знать, чему и как учат их детей. У меня самого четыре дочки и…

– Уилт! – резко произнес ректор. – Комиссия великодушно признала, что вы не должны нести ответственность за случившиеся неприятности. Поэтому мы вас более не задерживаем.

Но Уилт не шелохнулся. Теперь хозяином положения стал он и упустить такой случай было просто преступно.

– Как я понимаю, вы вознамерились скрыть эту прискорбную историю от внимания средств массовой информации. Что же, раз так…

– Послушайте, Уилт! – прорычал инспектор. – Если хоть что-то попадет в прессу или станет известно общественности, я позабочусь… я… я не желал бы оказаться на вашем месте!

Уилт встал.

– Мне и самому уже надоело сидеть на этом месте. Вызываете сюда, спрашиваете за то, над чем я не властен, потому что у меня нет никакой власти, а когда я предлагаю обратиться за помощью к широким кругам общественности, начинаете угрожать… Наверное, придется жаловаться на вас в профсоюз, – произнеся эту страшную угрозу, он пошел к двери.

– Уилт!!! – завопил ректор. – Мы еще не закончили!

– А я еще не начинал! – Уилт открыл дверь и обернулся. – Считаю вашу попытку засекретить дело большой общественной значимости достойной серьезного осуждения! Вот так!

– Господи! – обратилась к небесам миссис Чаттервей, что делала крайне редко. – Вы думаете, он действительно собирается…

– Я уже давно оставил надежду понять, что он собирается, а что не собирается, – жалобно проговорил ректор. – Как же мы опростоволосились, приняв его на работу.

6

– Ты что?! Ты же крест ставишь на карьере! Это же профессиональное самоубийство! – говорил Уилту вечером Питер Брэйнтри, когда они сидели за кружкой пива в кабачке «У старого стеклодува».

– Я и так скоро решусь на самоубийство. На настоящее, – проговорил Уилт, не обращая внимания на пирожок, который купил ему Брэйнтри. – А ты еще мне пирожки предлагаешь…

– Тебе надо подкрепиться. Это сейчас жизненно важно.

– Для меня уже ничего не важно. Вечно воюешь то с ректором, то с этим инспектором и его вонючей комиссией за всяких кретинов вроде Пита Билджера. Революцию неймется устроить! Годами удерживаешься, чтоб не наброситься на мисс Тротт, на кого-нибудь из секретарш или ясельных нянек, а Ева приводит в дом самую роскошную и аппетитную в мире женщину! Ты мне не поверишь. Помнишь, какие тогда шведочки были?

– Которым ты читал «Сыновей и любовников»8?

– Ага, – сказал Уилт, – тридцать штук смачных скандинавочек. На четыре недели! Представляешь: ни одна не задела! Каждый вечер являюсь к Еве невинный как младенчик. Объяви тогда кто сексуальную войну, была б у меня медаль «За Супружескую Верность»! Вот где было искушение святого Антония!

– Все мы прошли через эту стадию, – вздохнул Брэйнтри.

– Через какую это стадию? – строго спросил Уилт.

– Ну, когда кругом красотки… и груди, и попки, и длинный разрез платья на мгновение обнажает розовую ляжку… Помню однажды…

– Сейчас я не настроен слушать твои похотливые фантазии, – перебил его Уилт. – Ирмград – это другое! Тут не просто чисто физическое влечение. Между нами духовная связь.

– Вот это да! – Брэйнтри был потрясен.

– Да! Ты когда-нибудь слыхал, чтоб я говорил такими словами?

– Никогда!

– Ну так слушай! Если и после этого не поймешь, в каком я ужасном положении, тогда не знаю…

– Я все понимаю, – заверил Брейнтри. – Ты просто…

– Влюбился! – произнес Уилт.

– Нет, я не это хотел сказать. Ты просто сошел с ума.

– Это одно и то же. Я между двух огней. Выраженьице, конечно, избитое, да и огонь тут ни при чем, если честно. Ведь у меня уже есть громадная, сумасбродная и непробиваемая женушка.

– Да, тебе не позавидуешь. Ты еще раньше рассказывал…

– Никто меня не понимает. И ты тоже. – Уилт с горя как следует отхлебнул из кружки.

– Генри, наверное, тебе что-нибудь в чай подсыпают.

– Да, и все знают, чья это работа, – Коры Криппен9.

– Коры Криппен? А она-то тут причем?

– А тебе никогда не приходило в голову, – Уилт решительно отодвинул пирожок, – что могло случиться, если б Кора Криппен перестала шпынять своего мужа, путаться у него под ногами, а взяла и родила четверых? Видишь, не приходило. А мне пришло. С тех пор как я прочитал курс лекций «Оруэл и искусство убивать по-английски», я стал серьезно задумываться. Приходишь домой, а там «ужин оригинальный»: какая-то подозрительная соевая колбаса с домашним щавелем, кофе из одуванчиков. Волей-неволей сделаешь соответствующие выводы.

– Генри, это смахивает на паранойю, – озабоченно сказал Брэйнтри.

– Вот как?! Тогда отвечай: роди Кора Криппен сразу четверых, чей бы труп нашли в подвале? Мужа! Доктора Криппена! Не перебивай меня! Ты понятия не имеешь, как Ева изменилась после родов. А я имею. Насмотрелся я на женскую породу у себя дома. Жена – такая же огромная, как и дом, да четыре дочери в придачу. Насквозь их вижу, знаю, что они от меня нос воротят.

– Черт возьми, ну что ты говоришь такое?!

– Еще четыре пива, – обратился Уилт к бармену, – и, будьте добры, отправьте пирожок туда, откуда он взялся.

– Слушай, Генри. У тебя разгулялась фантазия. Неужели ты думаешь, Ева действительно собралась отравить тебя?

– На все сто не уверен… – подумав, сказал Уилт. – Были такие подозрения, когда Ева занялась выращиванием «непризнанных грибов». Я сперва давал их попробовать Саманте, и Ева бросила эту затею. Не знаю, может, я ей не нужен, зато близняшки нужны. Думает, ее потомство – сплошные гении. Саманта – будущий Эйнштейн, Пенелопа, судя по мазне на стенке в гостиной, – Микеланджело, а Жозефина – сам понимаешь, с таким именем… Продолжать?

Брэйнтри покачал головой.

– Правильно! – Уилт с мрачным видом придвинул к себе очередную кружку пива. – Я, как мужик, выполнил свой долг перед природой и уже, относительно довольный жизнью, собирался встретить преждевременную старость, как вдруг Ева каким-то дьявольским чутьем – никак не ожидал от нее – находит и приводит в дом замечательную женщину, умницу, красавицу. Саму одухотворенность, само великолепие!.. В общем, Ирмгард – та, на которой мне следовало жениться.